Княжья воля - Константин Кудряшов

Смышленому лютичу хватило пары фраз, чтобы вникнуть в суть моего рискованного плана. Ныть о его несостоятельности, в отличии от десятника Сологуба, он не стал, лишь расцвел, узнав, что будет выполнять одну из главных ролей в предстоящей затее — роль толмача и номинального командира нашего отряда. На месте Сологуба я бы и сам сомневался больше других, мне тоже понятно, что в урочный час все светила на небесах должны сойтись как надо, чтобы опасный замысел выгорел. Выгорел заодно с корчмой на пристанях и его временными обитателями.

Глава двадцать шестая

— Бить надо быстро и одновременно! Для начала разберитесь кто в кого будет стрелять, а в третьего две стрелы для надежности.

Я побоялся, что без моих мудрых наставлений стрелки никак не обойдутся, поэтому и вытаращил башку над острокольем вметсе с Невулом и Мадхукаром. Как по мне, если в идеале, то в тех фраеров во всех троих по две стрелы воткнуть неплохо бы, чтобы не думалось. Это же подарок судьбы, а не караульные! Мечта диверсанта! Они даже не попытались добросовестно нести свою службу. Кинули большую охапку веток в костер, потоптались немного рядышком и устроились у плетня на местах нагретых их предшественниками. Должно быть, дрыхнут уже, ведь после смены караулов прошло уже около часа, за это время хворост в костре прогорел и хрустко осыпался в жаркие малиновые угли. Стрела она ведь молча не летит, свистит и в тело бьется с довольно громким хлопком, если рядом случится кто-то с неплохим слухом, может подняться неслабый кипиш. Медлить больше нельзя. Звонко и слитно щелкают две тетивы, посылая в порченную костровыми отблесками темноту стрелы. Краткий миг и следует еще один слитный щелчок.

— Готово, батька! — довольно шепчет Невул, убирая лук в чехол-налуч.

Проверять результат стрельбы некогда, теряющий силы огонь может привлечь внимание соседней стражи, тогда нам вилы. Идти надо, там и проверим.

— Зря убрал, — говорю я стрелку, кивая на его лук. — Доставай, прикроете нас на рывке.

Оглядываю еще раз свой отряд. Парни как охотничьи псы на номерах рвутся в бой, ждут команды. На лице Стегена застыла блаженная улыбка, будто не на опасное дело собрался, а на день рождения к подружке.

— Дернули!

Осторожно переваливаемся через частокол и знакомым путем до ближайших домиков, втянув головы глубоко в плечи, пригнувшись под тяжестью мешков для переноски и хранения жидкостей.

Ночь, как назло, не темная. Тучи, весь прошлый день испражнявшиеся метелью, куда-то отползли, расчистив небо желтому банану луны. Ее неживой свет придает снегу тот странно-таинственный цвет, от которого зимнее одеяло кажется теплее, чем есть на самом деле, лукаво манит прилечь, погреться.

Вспоминается детский кореш Вовка Габатырь. Облопавшись паленого денатурата, вот в таком сугробе закончил он свой земной путь. То то бы Габатырь охренел, узнав куда меня сподобилась закинуть судьба-злодейка. Завидовать бы стал однозначно, зуб даю!

Щитов мы с собой не брали, и так навьючены как ишаки, но брони надели самые лучшие, если схватимся с куршами, защитное железо точно не помещает. Я тащу два бурдюка, один с пивом, второй с горючим зельем. Еще один с пивом у Яромира, из него мы загодя вчетвером изрядно отхлебнули, а чтобы гарантированно источать соответствующее амбре, еще и одежду свою окропили. Воняем теперь сивушно-бражным духом любой ханыга позавидует. Вран со Стегеном тащат по три бурдюка с горючкой, еще за два отвечает Джари.

Перед нашим уходом Сологуб с Глыбой подволокли мешок туго набитый крупночесанной паклей. Посоветовали для пущего дымоскопления внутри корчмы заткнуть все продухи под крышей. Очень своевременная и дельная подсказка. Сердечно поблагодарив, я отдал мешок Стегену. Он самый здоровый из нас, значит ему и тащить.

Глыбе я, как и хотел, тихонько намекнул, чтобы на рожон со своими ребятами не лез. Мастера-корабелы ценятся повсюду, включая янтарный балтийский берег.

До первой усадьбы добираемся незамеченными. Здесь еще лежат неприбранными трупы латгаллов, которых мы побили, возвращаясь из первого рейда до моей корчмы. Снег припорошил тела и я умудряюсь наступить одному на руку, едва не падаю, споткнувшись о твердый как древесина, до звона промерзший труп.

В тени жилого дома берем минуту на роздых и топаем дальше, закладывая небольшой крюк, чтобы выйти к причалам со стороны подола, а не с подозрительного направления от лодейного двора.

Глухо и грозно шумит занятое врагом Заполотье, точно ворочается в глубокой берлоге сердитое чудище. Стучат несколько кузен, колотят топоры, сильно пахнет дымом множества костров возле богатых усадьб и на перекрестках посадских дорог. Слышны возбужденные выкрики и нестройное пение нетрезвых глоток. Над городским посадом плывет ало-желтое заревце. Нет, до пожаров дело еще не дошло, рановато для пожаров…

— Э-э-э!!

Недовольный возглас откуда то с левого фланга заставляет меня вздрогнуть. Свои? Мне хватает секунды, чтобы подавить скачок радости. Какие тут к хренам свои? Этот бараний вопль на десятках языках звучит одинаково…

Заметили. Это нормально. Теперь главное не дергаться и шпарить по плану.

Один за другим из межсарайной темноты вылупляются четверо гавриков с копьями и щитами. Все среднего росточка, не особо плечистые, не слишком крепкие, ровные как оловянные солдатики из одной коробки. Но командир среди них все же находится. Видимо, самый борзый и любопытный. Понятно же, что нас не меньше и общим метражом роста мы на метр повыше, все равно надо прикопаться с вопросами.

Чего он спрашивает троим из нас не понятно, но Яромир охотно вступает в диалог, радостно трясет наливным мешком с хмельной жидкостью. Любознательный курш принюхивается, шевеля мясистым, приплюснутым носом. Да, родной, это то, о чем ты подумал, у тебя отличный нюх и соображалка тоже не плохая. Не зря же мы брызгались этой бурдой, словно одеколоном, от нас за пять шагов разит пивнухой. Стеген что-то рявкает по-своему и весело хохочет. Мы с Враном подхватываем гогот, приводя в исполнение домашнюю заготовку. Среди латгаллов и земиголов были даны, там у моей корчмы Торельф переговаривался с ними через дверь. Почему же не быть с ними и урманам? Так мы урманы и есть. Нашли погребок с вкусным пивом и несем князю. А чернявенький с нами. Чего непонятного?

Наше громкое веселье вызывает в рядах куршей некотороую оторопь. Они несмело лыбятся, откровенно побаиваясь безбашенных северян. Только главный их никак не унимается, начинает говорить со Стегеном, проявляя неожиданное знание скандинавского. Это мы тоже предусмотрели. Стеген делает мне знак глазами и я протягиваю куршу свой бурдюк с пивом.

— Угощайтесь,