Власть и наука - Валерий Сойфер

И все-таки пришел конец терпению ученых. В конце августа 1936 года в Омске была запланирована очередная встреча крупных специалистов в области зернового хозяйства. На этот раз руководители ВАСХНИЛ и ведущие специалисты-зерновики намеревались обследовать посевы другого чудодея -- Николая Васильевича Цицина -- и обсудить еще раз стратегию в области селекции зерновых культур. Поехал в Омск и Лысенко, взяв с собой в качестве сопровождающего Ивана Евдокимовича Глущенко6 . По приезде Лысенко был тепло встречен Вавиловым, они пошли вместе осматривать поля -- Лысенко теперь усвоил правило: ходить только с китами науки или с вождями, раз и он стал китом (шутка ли, академик двух академий). Они беседовали с Вавиловым мирно, даже дружески. Похоже, и Вавилову это нравилось (70).

Однако, стоило начаться научным дебатам, как опять возник спор о правомерности предложений Лысенко, о его завихрениях относительно законов генетики и методах получения гибридов, и тут все миролюбие Лысенко испарилось. В ответ на очередные спокойные замечания Вавилова, ссылки на мировую литературу, он, разъярившись, решил отвечать уже иначе: стал открыто приписывать Вавилову то, что никак не было тому присуще, -- обвинять в том, что Вавилов склонен намеренно искажать истину:

"Приводить же такие примеры, "опровергающие" выявленную нами закономерность развития гибридных растений..., какие нередко приводит Н.И.Вавилов, это значит вводить в заблуждение аудиторию... Разберем его пример со льном... вся беда в том, что этого явления, НА МОЙ ВЗГЛЯД, у Н.И.Вавилова не было, хотя он и утверждает, что это ЕГО ОПЫТ, и ОН САМ, СВОИМИ ГЛАЗАМИ ЭТО ВИДЕЛ" (/71/, выделено мной -- В.С.).

Прозвучали из его уст во время этого выступления слова еще более злые:

"До последних дней акад. Н.И.Вавилов, и проф. Карпеченко, и ряд других голо, беспринципно отвергают выявленную нами (Лысенко, Презент) основную закономерность развития гибридов" (72).

Понимал ли Лысенко, чей лексикон он принес на заседание академиков? Можно ли было оскорбить и даже унизить ученого сильнее? Ведь он пытался обвинить Вавилова в отсутствии принципов, в подтасовке данных, на что ни один ученый и просто умный человек не пойдет, ибо знает, что наука -- это повторение, воспроизведение твоих же данных идущими за тобой последователями, разрабатывающими на базе твоих данных новые вопросы. Ошибись намеренно один раз -- и больше тебе никто никогда не поверит.

Однако Лысенко, уже привыкший к тому, что все его раскладки ВСЕГДА подтверждались анкетами, присланными из колхозов, похоже, сам уверовал в свою непогрешимость и не видел ничего сверхъестественного в таком подходе.

Идея о том, что Вавилов -- книжный человек, который толком практики не знает, в экспериментах сам лично не участвует, а потому и не понимает, что правда, а что вымысел, засела в его мозгу, и он теперь часто прибегал к такому оскорбительному стилю реплик.

Дискуссия в ВАСХНИЛ в 1936 году

Многие ведущие специалисты, возмущенные нигилистическим отношением лысенкоистов к законам науки, потребовали провести дискуссию в рамках ВАСХНИЛ по генетике и селекции. Подготовка к сессии началась загодя. Были написаны статьи и оппонентами Лысенко, и его сторонниками (73). Большую их часть (правда, с купюрами) опубликовали в журнале "Социалистическая реконструкция сельского хозяйства" и в виде двух отдельных книг: "Сборник дискуссионных статей по вопросам генетики и селекции" (опубликован в 1936 году) и "Спорные вопросы генетики и селекции" (вышел в 1937 году). Помещенные в них статьи свидетельствовали, что на грядущей сессии ВАСХНИЛ (с 1935 года, когда Муралов сменил Вавилова на посту Президента, это была IV сессия ВАСХНИЛ) ожидаются бурные дебаты.

Надо сделать небольшое отступление от рассказа собственно о сессии, чтобы пояснить шаги Вавилова перед её началом. Это была последняя сессия, на которой Вавилов играл еще сколько-нибудь заметную роль как руководитель ВАСХНИЛ: он еще оставался вице-президентом и вместе с другими вице-президентами готовил сессию, хотя решающей роли в руководстве самой дискуссией уже не играл (Г.К.Мейстер исполнял партию первой скрипки в новом оркестре под руководством дирижера Муралова).

Эта дискуссия, по-видимому, была очень важна для Вавилова в чисто личном плане. До дебатов он еще сохранял веру в то, что Лысенко неплохой практик, просто не разбирающийся в теории, к тому же окруженный самоуверенными политиканами типа Презента, и что, если хорошенько ему всё объяснить, привести научно проверенные и неопровержимые факты правоты генетических выводов, то он, Лысенко, конечно же, всё поймет и с радостью примет. После сессии Вавилов начал острожно, а потом и более решительно отходить от веры в "хорошего практика Лысенко". О вере Вавилова в возможность обучения Лысенко рассказала 27 января 1983 года на заседании памяти Н.И.Вавилова член-корреспондент АМН СССР Александра Алексеевна Прокофьева-Бельговская. По ее словам, Вавилов до конца 1936 года твердил своим ученикам и коллегам о необходимости терпеливо и целенаправленно объяснять Лысенко его заблуждения.

Характерным было поведение Вавилова перед подготовкой к сессии ВАСХНИЛ 1936 года. Вавилов поручил Герману Мёллеру (будущему Нобелевскому лауреату)7 , работавшему тогда в вавиловском институте в Москве, подготовить вместе с Прокофьевой-Бельговской специальные микроскопические препараты, отражающие важные события из жизни хромосом с тем, чтобы показать их перед началом сессии Лысенко и также сделать красочные картинки на бумаге с пояснениями, чтобы любой человек, посмотрев в микроскоп и увидев препараты с настоящими хромосомами, а затем познакомившись со схематическими упрощенными картинками и прочтя пояснительный текст к ним, мог воочию убедиться в том, как это всё точно соответствует представлениям генетиков.

На приготовление препаратов клеток с нужными сочетаниями хромосом ушло много времени, но и Мёллер и работавшая с ним Прокофьева-Бельговская выполнили просьбу Вавилова: всё было готово к сроку. В фойе здания, где проводилась сессия, установили столики с микроскопами, рядом с ними разложили картинки.

Первым пришел сам Николай Иванович и долго, придирчиво изучал препараты и пояснения, после чего удовлетворительно изрек:

"Ну вот, наконец-то, всё совершенно ясно. Теперь мы сможем им все объяснить!"

Затем столь же придирчиво осмотрел экспозицию также пришедший заранее Николай Константинович Кольцов. И ему всё очень понравилось.

Лишь перед самым началом заседания в фойе появились Лысенко с Презентом и другие "мичуринцы". Конечно, Вавилову было неудобно сказать Лысенко -- академику и директору института, что весь этот ликбез был устроен специально для него. Поэтому Николай Иванович, поздоровавшись, деликатно сообщил, что вот здесь его коллеги приготовили любопытные препараты хромосом с пояснениями, и пригласил познакомиться с ними.

Лысенко и Презент от осмотра не отказались: не сняв длиннополых плащей, они присаживались боком к микроскопам, бросали беглый взгляд на пояснительные картинки, неумело тыкались глазом в окуляры микроскопов и быстро переходили к следующим микроскопам.

На весь осмотр не ушло и пяти минут. Дружно хмыкнув, лысенковская компания покинула фойе. Никакие препараты и доказательства их не смутили. Им заранее всё было ясно. В полемике с генетиками они использовали другие аргументы и руководствовались другими целями.

Сессия открылась в декабре 1936 года и с самого начала превратилась в арену настоящей борьбы. В течение полутора недель генетики и в их числе Мёллер и ведущие селекционеры страны выступили против лысенкоизма в целом -- и убожества их теоретической мысли и преувеличений своих практических успехов. Сообщения о выступлениях на сессии ежедневно комментировали главные газеты страны, на ней присутствовал зав. отделом науки К.Я.Бауман, который даже выступил, призывая ученых спорить и искать истину в открытых и честных дискуссиях8 .

Логически свою оборону (а уже приходилось обороняться под напором партийной прессы, дружно нападавшей на "бесплодных" генетиков и превозносившей огромную пользу от "мичуринцев") биологи построили разумно. Главные теоретические доклады должны были сделать трое: Вавилов о генетике растений, Серебровский -- о генетике животных, Мёллер -- о теоретической генетике. Затем должны были выступить другие биологи, на частных примерах показав силу методов науки и ее результативность.

Вавилов в своем докладе, помимо детального рассказа об успехах генетики растений, указал на недопонимание лысенкоистами основ науки, привел примеры огромного вклада науки в практику, а генетики в особенности, в развитие селекции. В сущности о том же говорил и Серебровский, который в длинном выступлении постарался доказать, что успехи генетики неоспоримы, что, несмотря на свою сугубую теоретичность, она уже дала много практике и станет настоящей золотой жилой в будущем. Но оба докладчика будущее не определяли завтрашним днем, трезво осознавая, что между раскрытием основных закономерностей и приложением их к селекции еще немало работы. За это и ухватились многие из стана Лысенко. Вот видите, говорили они, обращаясь к широким кругам и в данном зале, и за его стенами, генетики только обещают будущий прогресс, но не дают ничего для сегодняшнего и даже завтрашнего дня. А мы ждать не можем. Как сказал Цицин: