Дикие персы - Вадим Панов

— Я жфу ответа, урофы: что наша великая семья станет фарить Её величеству в столь знаменитый фень?

— День рождения — праздник серьёзный, — поддакнул уйбуй Вазелин, решивший быстренько продемонстрировать властелину преданность и понимание момента. — Нужно что-нибудь такое выдумать, чтобы гравировочка сбоку влезла. Знаю я одного гравиратора…

— Какой ещё фень рожфения? — не понял Кувалда.

— Идиот, мля, — расплылся в ехидной ухмылке Фляга. — Подарок ить ребёночку нужен. На день выползания тогда уж.

— Какого выползания?

— Так ить все знают, что королева скоро наследницу заделает, с пузом…

— Молчать!

Кувалда отдавал себе отчёт в том, что королевские шпионы за ними, скорее всего, не следят — сама мысль об этом могла показаться ведьмам из «секретного» полка оскорблением, — однако некоторые уйбуи владели грамотой настолько хорошо, что буквально засыпали канцелярию Её величества анонимками, в коих подробно докладывали о том, что было, и с особым смаком о том, чего не было. Поэтому приходилось держать подданных в рамочках и не позволять выражаться в адрес венценосной красавицы.

— Копыто! Объясни им!

— Вы все кретины, мля!

— Объясни, что происхофит, — уточнил одноглазый.

— А-а… — Копыто почесал автоматным стволом подбородок и важно сообщил: — Вы, идиоты, живёте так, словно Спящий в вас только что сморкался, мля. Как можно не знать, что Её величество королева Зелёного Дома Всеслава женится на бароне Мечеславе?

— Замуж выходит, — пискнул Фляга.

На умника зашикали.

— И наша мужественная великая семья должна подарить Всеславе что-нибудь достойное.

— Давай ей штандарт наш подарим, твоё великофюрерское высочество? — предложил Коряга.

— Знамя, что ли?

— Ага.

— Э-э…

Кувалда с ответом не нашёлся, и ему на помощь пришёл Вазелин:

— Сдурел? — осведомился он, грозно глядя на Корягу.

— А что? — Молчание великого фюрера Коряга принял за поддержку, а потому продолжил весьма нагло: — Штандарт дарить надо по многим причинам. Во-первых, дешёво. Во-вторых, мы типа респект и уважуху королеве выдадим. В-третьих, он нам ваще не особо нужен, потому что висит, будто опущенный, никто его не замечает, а так он во дворце стоять будет на видном месте, и все станут спрашивать: чьё это такое видное знамя тут присобачено? А все им станут отвечать: это, мля, величайший гордый штандарт великих Красных Шапок, ради уважухи тут застрявший. — Уйбуй приятственно улыбнулся Кувалде и закончил: — Только его постирать надо и одеколоном побрызгать, потому что королева у нас нежная и может такой, как он сейчас, не принять или даже стошнить.

Несколько секунд ошарашенные коллеги переваривали заявление удалого Коряги, после чего Розетка сглотнул и, косясь на прищурившегося Копыто, заявил:

— По-моему, ты измену говоришь, придурок.

— А мне нравится, — не стал скрывать глуповатый Фляга. — Давайте лучше штандарт как подарок впарим, или великий и всеми обожаемый фюрер снова денег будет с нас трясти в общак, потому что королеве на губную помаду не хватает.

— Хватает ей на помаду! — верноподданно выкрикнул кто-то.

— Во-во, она всегда наштукатурена, будто кукла.

— Потише, в натуре, — предложил Копыто, который категорически не любил тратить время на поиски авторов анонимок. — Королева наша всегда красивая, потому что красивая.

— И где же ты её видел? — с вызовом осведомился Вазелин.

— По телику.

— По телику я тебе себя так покажу, что ты меня бояться станешь.

— Размечтался.

— Замажем?

— А королеву где ещё увидишь? — вздохнул Коряга. — Только по телику. Нас ближе не пускают.

— Фюрера пускают, — уточнил Фляга.

— Великого фюрера, — подчеркнул Розетка.

— Я его сильнее всех люблю, все знают. Но обидно, что тока ему разрешают на королеву пялиться. — Шпатель поразмыслил и добавил: — Но королеву я тоже люблю.

— Говорят, концы её нарисовали, — пробубнило из толпы.

— Как нарисовали? — заинтересовался Шпатель.

— Как её только Мечеслав видел, — брякнул Копыто.

Неожиданное замечание вызвало ещё один приступ размышлений. Каждый уйбуй вволю напредставлял себе разного, особенно упирая на детали, наиболее его интересующие, после чего Коряга осторожно осведомился:

— Это как?

— Во всей красе, — мечтательно прищурился Копыто.

— Откуфа знаешь? — не выдержал Кувалда.

— Ты же сам рассказывал, великофюрерский превосходитель, что концы королеву нарисовали и хвастаются, — напомнил уйбуй. — Говорил ещё, что сам не художник, и поэтому жаль.

— Чего жаль?

— Что не художник, — услужливо объяснил Фляга.

Общество настолько сильно заинтересовалось беседой уйбуя с Копыто, что даже горланить перестало. Но тут же включилось вновь, стоило великому фюреру чуть задержаться с выходом из паузы.

— Будь я тоже художником, я бы её только так и рисовал.

— Как концы?

— Ага.

— Они иначе не умеют, только во всей красе.

— Хитрые, гады.

— А нам эту картину покажут?

— Припрячут небось.

— Я бы посмотрел.

— А я бы пощупал.

— А я бы подарил…

— Чего бы ты подарил, дубина?

— И кому?

— Ей бы подарил свою любовь, — вздохнул Черепаха.

Романтичное заявление было встречено громким ржанием, однако ни оно, ни поднявшийся шум не смогли помешать Кувалде зацепиться за интересную фразу:

«А я бы подарил… Подарил… Подарил…»

И перед внутренним взором великого фюрера вставал образ прекрасной картины в резной золотой раме. И обалдевшие гости в тронном зале дворца. И он — гордый, независимый, в кожаном кителе на голое тело и штанах с лампасами — небрежно отвешивает церемониальный поклон и сбрасывает с картины покрывало. И все восхищённо ахают…

— Вот что нафо фарить королеве, — прошептал великий фюрер. — А концы перебьются, мля!

Санкт-Петербург, Западное полукольцо КАД,

28 апреля, четверг, 00.31

— Асфальт мокрый, — негромко произнесла Ольга, скептически изучая дорогу. — Очень мокрый. Я надеялась, что подсохнет.

— Какая разница? — Олег крутанулся на ноге, показывая, что не упал и не поскользнулся, после чего картинно облокотился на низенький Evolution — своего боевого коня, — и щёлкнул зажигалкой. — На мокром лучше.

Олег курил нечасто, а вот зажигалку теребил едва ли не через слово: никак не мог избавиться от приобретённой в юности привычки подражать героям второсортных американских киношек про «крутых парней». На работе Олег сдерживался, а дома или как сейчас, на улице, в окружении друзей, почти не выпускал бензиновое устройство из рук.