Черный лебедь. Романы - Рафаэль Сабатини

Синтия слушала его, раскрыв рот, впитывая в себя нить повествования, которое по своей трагичности больше походило на роман, чем на подлинную жизнь человека. Со скорбью и жалостью, с гневом и негодованием слушала она рассказ Кеннета. Даже после того, как он окончил его и сел в соседнее кресло, она продолжала молчать, все еще находясь под впечатлением истории жизни Криспина.

Затем внезапно она, бросив горящий взгляд на юношу, с глубочайшим презрением воскликнула:

- И вы, зная все это, позволяете себе так говорить об этом человеке? Зная, сколько страданий выпало на его долю, вы осмеливаетесь упрекать его за те грехи, на которые его толкнула полная лишений судьба? А как бы поступили вы на месте этого несчастного? Упали бы трусливо на колени и поблагодарили Господа за то, что он сохранил вашу презренную жизнь? Или безропотно снесли бы удары судьбы с молитвою на устах? Кто вы такой, что зная правду о жизни этого человека, можете сидеть здесь и осуждать его? Скажите мне!

Но Кеннету нечего было ответить на этот взрыв негодования, на вопросы, полные презрения, которые обрушились на него. Тот ответ, который он дал Рыцарю Таверны в ту ночь в Ворчестере на тот же вопрос, он сейчас не решался вымолвить. Может он боялся этой девушки, а может наконец осознал, какое жалкое зрелище он представляет по сравнению с Криспином, которого он всем сердцем презирал еще не так давно.

Уступая ее гневу, он начал лихорадочно искать подходящее оправдание, но прежде чем он успел это сделать, раздался звук тяжелых шагов, и в холле появился Грегори Ашберн. Его лицо было пепельного цвета, и брови были нахмурены.

Его приход вызвал неловкую тишину в зале, и Грегори молча подошел к столу. У нижнего края стола он задержался, собираясь что-то сказать, но его прервал звук грохочущих колес и щелканье кнута.

- Это Джозеф! - воскликнул он с явным облегчением, которое не ускользнуло от Синтии. И с этим восклицанием он выбежал мимо них из зала, чтобы встретить так своевременно вернувшегося брата. Он подоспел к ступенькам лестницы, ведущей в замок, как раз в тот момент, когда перед ней остановилась дорожная коляска, и из нее выскочил худощавый и подтянутый Джозеф.

- Итак, Грегори, ~ проворчал он вместо приветствия, - в конце концов я проездил впустую. Ваш курьер обнаружил меня в Лондоне, когда я уже истощил запасы гостеприимства в Уайтхолле. Но, раны Христовы! - воскликнул он, заметив бледность на его лице. - Ты болен?

- У меня есть для тебя новости, - ответил Грегори дрожащим голосом.

- Что-нибудь с Синтией? Нет, вон она стоит со своим красавчиком. Господи, какие патлы он себе отрастил!

И с этими словами он поспешил навстречу молодым людям, чтобы поцеловать свою племянницу и поздравить Кеннета с благополучным возвращением.

- В Лондоне я много слышал о тебе, мой мальчик, - произнес он с хитрой улыбкой на лице. - Как ты подружился с глотателем огня Геллиардом, и как он связал священника и часового и вытащил тебя из тюрьмы за час до казни.

Кеннет вспыхнул. Он чувствовал издевку в тоне Джозефа. Тот старался подчеркнуть, что вся заслуга побега принадлежит Криспину и что сам Кеннет ни за что бы не выбрался из этой переделки. Кеннету показалось, что эти слова и этот тон в присутствии Синтии были не случайными.

Он был прав. Джозеф был злобным и ядовитым от рождения и не упускал случая показать это окружающим. И сейчас он злился за те неудобства, которые он был вынужден терпеть в пути, выполняя дело, которое ему было явно не по душе.

Его тонкие губы расплылись в неприятной улыбке, и он устремил свой злобный взгляд на молодого человека, но в этот момент Грегори оттащил его в сторону за полу плаща. Они направились в залу, в которой состоялся их последний разговор перед отъездом Джозефа. С таинственным видом Грегори прикрыл за собой дверь и повернулся лицом к брату. Тот в это время расстегивал свой пояс с мечом.

- Подожди, Джозеф! - воскликнул Грегори голосом, полным трагизма. - Сейчас не время разоружаться. Держи свой меч под рукой, вскоре он будет нужен тебе, как никогда в жизни.

Он перевел дыхание и поведал брату последние новости:

- Роланд Марлей жив, и он находится здесь! - И он без сил опустился в кресло.

Выражение лица Джозефа не изменилось. Только частое подергивание век выдало его взволнованное состояние. Его рука, сжимавшая рукоятку меча, расслабилась, и он шагнул к брату, пристально вглядываясь в его бледное изможденное лицо. Внезапная догадка осенила его. Он взял брата за плечи и встряхнул.

- Грегори, идиот, ты слишком много пил в мое отсутствие.

- Да это так, - простонал Грегори, - и он был моим собутыльником и подавал мне пример.

- Ну конечно, - бросил Джозеф с презрением. - Бедный Грегори, вино настолько помутило твой рассудок, что тебе начали мерещиться призраки за столом. Оставь, старина, все это ерунда.

В его словах Грегори уловил сомнение.

Он с трудом поднялся на ноги и обратился к брату:

- Это был не призрак, а Роланд Марлей собственной персоной во плоти сидел со мной за столом. Он сильно изменился, и я бы ни за что его не узнал, если бы не разговор, который я услышал десять минут назад.

Его искренность была очевидной, а слова были достаточно убедительны, и подозрения Джозефа вновь начали усиливаться.

Он схватил брата за руку, заставив того поморщиться от боли, и насильно усадил обратно в кресло.

- Что ты имеешь в виду, черт меня побери? - процедил он сквозь зубы. - Рассказывай по порядку!

И Грегори поведал ему о том, как Кеннет прибыл в замок в сопровождении этого человека, который в последние годы войны прославился среди роялистов под именем «Геллиард Сто Чертей», а среди мятежников как «Рыцарь Таверны» за свое беспробудное пьянство. Грегори вспомнил и его упоминание о Роланде Марлее в первую ночь пребывания в замке, и закончил рассказом, который Кеннет недавно доверил Синтии.

- Значит, этот Криспин никто иной, как Роланд Марлей, превратившийся а наемную собаку? - размышлял вслух Джозеф. Он был спокоен, обдумывая то, что сообщил ему брат.

- Это не подлежит никакому сомнению.

- И ты виделся с этим человеком все эти дни, проводил с ним ночи напролет за бутылкой испанского вина и так и не узнал его? Клянусь Богом, где были твои глаза?

- Можешь назвать меня слепцом, Джозеф. Но он настолько изменился, что бьюсь об заклад, ты тоже не узнал бы его.

Джозеф хмыкнул с презрительным видом, давая понять, что он думает о мнении своего брата.

- Думаю, что ты ошибаешься, Грегори. У меня было много причин запомнить его хорошенько. Внезапно в его тоне зазвучали настороженные нотки: - Но этот парнишка, Грегори, как ты думаешь, он не догадывается?