Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. - Г. Костырченко

В ходе начавшегося следом «освежения» кадров Агитпропа, предпринятого для устранения креатуры прежнего руководителя, прежде всего избавились от его заместителей: П.Н. Федосеева, С.Г. Суворова, А.М. Еголина. Образовавшейся в результате кадровый вакуум Жданов заполнял своими людьми. С его подачи первым заместителем начальника Агитпропа был назначен Д.Т. Шепилов. Родившись в 1905 году в отдаленной провинции, в семье рабочего-токаря, тот окончил гимназию в Ташкенте, потом, перебравшись в столицу и поступив в МГУ, получил в 1926 году диплом юриста. Затем в 1931–1933 годах учился в Аграрном институте красной профессуры, после чего был направлен в Западную Сибирь начальником политотдела одного из тамошних животноводческих совхозов. В апреле 1935 года молодого энергичного партфункционера переводят в аппарат ЦК ВКП(б) заместителем заведующего сектором науки сельскохозяйственного отдела. Однако в июле 1937-го в ЦК поступил донос от первого секретаря Западносибирского крайкома партии Р.И. Эйхе, в котором сообщалось о «троцкистских колебаниях» Шепилова во время его работы в Сибири[738]. Началось служебное расследование, в результате которого Шепилова изгнали из ЦК. Войну он встретил, работая в Институте экономики АН СССР. Оттуда пошел на фронт, вступив политработником в ряды московского народного ополчения. День Победы член военного совета 4-й гвардейской армии, генерал-майор Шепилов отмечал в Австрии. В 1946 году он вновь в Москве, сначала на должности заместителя начальника управления пропаганды и агитации Главпура вооруженных сил, а в августе был утвержден редактором «Правды» по отделу пропаганды. Незадолго до своего назначения в Агитпроп ЦК вошел в круг друзей сына Жданова, Юрия, вокруг которого группировалась тогда «золотая молодежь» из числа отпрысков представителей высшей номенклатуры.

Тем временем для подхлестывания аппаратной чистки 23 сентября 1947 г. на политбюро было решено создать в ЦК «суд чести». На открывшемся через несколько дней под председательством Суслова собрании работников аппарата ЦК, которое должно было избрать состав суда, с основным докладом выступил секретарь ЦК А.А. Кузнецов. Главные обвинения, прозвучавшие из его уст, были направлены в адрес старого руководства Агитпропа. Упомянув о «порочной» кадровой политике Александрова (тот, оказывается, «зациклившись» на профессионализме и игнорируя классовый подход, жаловал в своем ведомстве прежде всего специалистов-гуманитариев, а не партфункционеров), Кузнецов сосредоточил свое внимание на конкретных плодах такой практики, направив острие пафосного негодования против бывшего заместителя заведующего отделом УПиА Б.Л. Сучкова[739]. Главным «обвиняемым» тот стал потому, что, будучи в 1947 году директором Государственного издательства иностранной литературы (ГИИЛ), был арестован по подозрению в передаче американцам секретных сведений о разработке советской атомной бомбы и информации о послевоенном голоде в Молдавии. Кроме того, Сучков в 1946 году, пытаясь помочь бывшему сокурснику Л.З. Копелеву (будущему диссиденту, эмигрировавшему в 1980 г. в ФРГ), получившему десять лет лагерей «за контрреволюционную деятельность», обратился в прокуратуру с просьбой о пересмотре его дела. Концовка выступления Кузнецова прозвучала почти как заклинание:

«Бдительность должна явиться необходимым качеством советских людей. Она должна являться, если хотите, национальной чертой, заложенной в характере русского советского человека»[740].

Испугавшись перспективы быть привлеченным Ждановым к цековскому «суду чести», Александров уже в качестве директора Института философии АН СССР направил 10 октября Сталину следующее покаянное письмо:

«…Только тяжелое состояние заставляет меня обратиться за помощью о поддержке. Меня сурово и справедливо наказал ЦК, освободив от работы в Агитпропе… Много передумав за эти дни и тяжело переживая уход с пропагандистской работы, я отчетливо понимаю смысл и своевременность этой меры… К тому же на работу Агитпропа бросил тень совершенно исключительный факт, связанный с деятельностью такого мерзавца и врага, каким оказался Сучков… И вот теперь меня собираются еще раз наказать в суде чести за мою крупнейшую ошибку, когда я не сумел распознать в Сучкове врага… Мой доклад на предстоящей сессии Академии наук… отменяется, у меня выключают телефон, отбирают машину. Дорогой товарищ Сталин! Я полон энергии, имею знания и опыт, горю желанием самым активным образом расшевелить наши философские кадры. Очень прошу Вас дать мне возможность два-три года поработать в области философии, чтобы это не было временем непрерывных наказаний за мои прежние ошибки»[741].

Сталин внял мольбам опального фаворита и защитил его от аппаратных козней. На прошедшем 23–24 октября в ЦК «суде чести» в качестве обвиняемых предстали только бывшие заместитель Александрова по Агитпропу К.С. Кузаков и заведующий отделом кадров печати управления кадров ЦК М.И. Щербаков. За потерю политической бдительности и покровительство разоблаченному «врагу народа» Сучкову им был объявлен общественный выговор, и они были исключены из партии.

Ликвидировав осенью 1947 года остатки влияния Маленкова в аппарате ЦК, Жданов и его сторонники могли считать себя там полными хозяевами. Под руководством Жданова началась подготовка к очередному съезду партии и шло составление новой партийной программы. Показательно, что одновременно с изгнанием Александрова из Агитпропа (17 сентября) на секретаря ЦК Кузнецова было возложено «наблюдение» за работой МГБ СССР, и его ввели в оперативную комиссию политбюро по рассмотрению важнейших государственных вопросов — так называемую «девятку». Другой видный «ленинградец» Н.А. Вознесенский фактически становится правой рукой благоволившего ему первого заместителя Сталина по Совету министров СССР Молотова, исполняя в отсутствие последнего (отпуска, командировки и т. п.) его обязанности[742].

ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ ГЛАВНОГО ИДЕОЛОГА.

Аппаратные победы Жданова, рост его популярности в народе и властных структурах партии и государства не только еще больше настроили против него и стоявшей за ним группировки Маленкова, Берию и их единомышленников, но и не могли не вызвать глухого недовольства у подозрительного Сталина, который стал заметно охладевать к «ленинградцам» и их лидеру. Как не согласиться тут с К. Тацитом, писавшим в своей «Истории»: «…Правители всегда подозревают и ненавидят тех, кто может прийти им на смену…».

Не случайно, думается, на состоявшуюся в конце сентября в Польше учредительную конференцию Коминформа вождь направил Жданова в сопровождении Маленкова, хотя тот был далек от проблем международного коммунистического движения, да к тому же уже больше года как не работал в аппарате ЦК. Вскоре после этого, находясь на отдыхе на Черном море, Сталин, зазвав однажды на свою дачу Жданова, вдруг неожиданно накричал на него:

«Сидит, как Христос, как будто это его не касается! Вот смотрит на меня, как Христос!».

Дочь Сталина, Светлана, оказавшаяся очевидцем этой сцены и удивленная взрывом ничем не спровоцированного гнева отца, подметила и другой не менее красноречивый эпизод:

«Я помню, — писала она впоследствии, — как тогда же Поскребышев говорил отцу, кто будет к обеду, и назвал имя Алексея Кузнецова… Отец не возразил ничего. Но когда гости приехали и молодой красивый Кузнецов улыбаясь подошел к отцу, тот вдруг не подал ему руки и сухо сказал: «Я вас не вызывал». Кузнецов мгновенно потемнел лицом, весь съежился и вынужден был уехать»[743].

Свою лепту в разжигание неприязни «хозяина» к «ленинградцам» внесли, разумеется, Маленков и Берия, которые использовали для этого и ночные застолья на подмосковной даче вождя, благо на них Жданов в связи с ухудшением здоровья появлялся все реже и реже. В конце 1947 года, серьезно озабоченный усилением интриг вокруг его персоны, Жданов перенес очередной инфаркт миокарда. Однако, собрав волю в кулак и быстро встав на ноги, вновь стремится заявить о себе как о ведущем партийном идеологе, которого еще рано «списывать в архив». Воспользовавшись недовольством Сталина оперой В. Мурадели «Великая дружба»[744], премьера которой состоялась в Большом театре 7 ноября 1947 г., он решил напомнить вождю о своих способностях организатора крупномасштабных пропагандистских кампаний. К подготовке новой идеологической акции Жданов привлек Шепилова, амбициозного, образованного чиновника, внешне представительного и обаятельного, увлекавшегося с юности русской музыкальной классикой и не упускавшего случая блеснуть своими вокальными данными в кругу друзей и знакомых, в первую очередь из числа столичной творческой элиты. Это было первое крупное задание, порученное ему по работе в ЦК, своеобразное «боевое крещение», дававшее шанс выдвинуться в Агитпропе на первые роли, потеснив бесцветного Суслова, своего непосредственного начальника. О последнем Шепилов был невысокого мнения. И, памятуя его «фирменную» фразу «нам не поручено», считал про себя главу Агитпропа безынициативным замшелым ретроградом, «человеком в футляре»[745].