Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток - Александр Серафимович

Дамы (хором, раздвигая стулья). Садитесь, товарищ, садитесь! Вот сюда, вот тут место есть. Да ничего, садитесь.

Все. Садитесь, садитесь с нами. Теперь все равны. Не трудящийся да не ест. (Его слегка подвигают к стулу.)

Служащий. Это-то я знаю. (Неловко садится между дам.)

Дама декольте. Ну, вот и прекрасно! Я очень рада. (Помахивая веером, искоса поглядывает на него, кокетливо.) Вы в театре бываете? У вас интересные глаза.

Жена адвоката. Да вы снимите перчатки, зачем это! Все ведь без перчаток. Вам удобнее будет. (Тот снимает.) Хотите чаю?

Служащий (приподымается). Я налью себе сам.

Дамы. Нет, нет, не беспокойтесь. Мы вам сейчас…

Жена адвоката, советская барышня и дама декольте торопливо наливают и несут ему каждая по стакану.

Адвокат. В Советской России этому места не должно быть. (Собирает рюмки.) Надо убрать. Это – разврат.

Служащий. Позвольте, я отнесу.

Адвокат и жена адвоката. Нет, нет, нет!.. Вы пейте чай. Все одинаково должны трудиться. Не трудящийся да не ест. (Уносят бутылки и рюмки; литератор и художник, запрокидывая головы, торопливо допивают остатки.)

Художник (допивая свою рюмку). Не трудящийся да не пьет.

Профессор. Товарищи, при той великой стройке, которая сейчас совершается в России, я, как представитель науки, должен сказать: нигде, ни в одной стране, наука не пользуется таким почетом, уважением, как в России. Да здравствует наука на пользу и на строительство новой жизни!

Все. Да здравствует советская власть!

Артист. Товарищи!

Голоса. Слушайте, слушайте!.. Тише!..

Артист. Товарищи! Наука и искусство – родные сестры. Если одну любят, холят, то и другую нежат, заботятся о ней. Я должен сказать: искусство нигде не развернулось таким пышным цветом, как в стране благородных коммунистов.

Балаболов. Александр Эрастович, как бы мне записаться в партию?

Адвокат. Я сам думаю об этом. Надо рекомендации добыть.

Артист. Надо спросить нас, художников, артистов, как мы себя чувствовали раньше, при господстве буржуазии. Бывало, выйдешь на сцену, глянешь в партер, в ложи – что же это такое? Свиные рыла, плешивые, обрюзглые, а по огромным животам золотые собачьи цепи. И уж ничем его не прошибешь, все ему прискучило, все приелось, – облопался. Играешь и с болью сердечной видишь, как все твое вдохновение, все искусство идет мимо этих обожравшихся золотых мешков. Им что нужно? Кафе-шантаны, полуголые девицы, отдельные кабинеты… Искусству они чужды и глухи.

Дамы. Ах, как это все верно!.. Восхитительно…

Артист. А теперь! Глянешь – крепкие рабочие, трудовые лица, внимательные, острые глаза, схватывающие каждый ваш жест, каждый оттенок. И сколько понимания, сколько чутья!

Все. Браво, браво! (Аплодисменты.) Да здравствует трудовой народ!..

Помещик. Д-да… Я тысячу десятин пожертвовал трудовому народу…

Рундуков. Я четыре дома по пяти этажей пожертвовал трудящимся, чтобы беднота не гнила по подвалам, а сам теперь в одной комнате ючусь, – для народа можно.

Советская барышня. Я тоже не сплю по ночам над советской работой. Ведь теперь каждый должен отдавать все свои силы, всего себя на строительство новой жизни.

Балаболов. Я тоже как специалист…

Литератор (перебивая). И я!

Художник. И я!..

Адвокат. Товарищи, мы все идем за мировым пролетариатом. Ведь только в этом и есть смысл жизни для нас, истинно интеллигентных людей.

Советская барышня. Товарищи, мы все увлечены революционным порывом. Мы все идем под красным знаменем пролетариата. А посмотрите, что делается с вождем пролетариата? (Указывает на портрет.) Смотрите!

Голоса. Ужасно! Возмутительно!

Жена адвоката. Кто это сделал? В моем доме!

Все переглядываются. Адвокат торопливо снимает с портретов салфетку и платок.

Помещица. Я не знаю, и во сне не снилось. Это он. (Указывает на литератора.)

Жена адвоката. Так это вы?!!

Все (наступая). Это вы?!!

Литератор. Да я ни сном ни духом. Клянусь богом! Никогда не позволю себе! В лучших домах принят… У Рябушинского читал свои произведения.

Голоса. Какая развязность!

Литератор. Да не я же. Это, должно быть, он. (Указывает на художника.) А я ничего не видел. Клянусь богом, я за пальмой сидел, я и…

Жена адвоката (азартно). Не давайте ему говорить! Не давайте ему говорить! Уходите, уходите!..

Литератор испуганно пятится и уходит.

Помещица. А другой вот! На него показал тот. (Указывает на художника.)

Художник. Да что вы! Я и портрета-то не видел.

Адвокат. Милостивый государь, я не потерплю в своем доме… Прошу оставить мою квартиру.

Художник (растерянно). Я – я же ни при чем. (Пятясь задом и кланяясь.) Я в лучших домах… У Рябушинского мои картины… (Уходит.)

Рундуков. Выпроводили двух хулиганов.

Профессор. Позорят литературу и искусство.

Дама декольте. Ужасный циник!

Профессор. Кто?

Дама декольте. Этот вот, что у Рябушинского: хотел поцеловать меня. Какая наглость!

Балаболов. Пощечину заслужил.

Дама декольте. И тот хотел.

Балаболов. Кто?

Дама декольте. Тоже у Рябушинского… Какой цинизм!..

Жена адвоката. В моем доме!.. Что же вы мне не сказали?

Дама декольте. Не успела.

Балаболов. Забудемте этот печальный инцидент. Теперь обратимся, господа…

Помещик. Какие здесь господа?..

Помещица. Это он намекает, Коко, на нас. Мужики постоянно пальцами тыкают и все говорят: «Господа-баре».

Помещик. Я, милостивый государь, этого не оставлю.

Балаболов. Какой я «милостивый государь»!.. Я служу в победоносной Красной Армии.

Помещик. Извиняюсь, товарищ…

Балаболов. Нет-с, позвольте-с, теперь я этого не оставлю… Это оскорбление!

Помещик. Да я, товарищ, против вас, товарищ, ничего не имею. Я, товарищ, знаю вас, товарищ, с самой лучшей стороны, как товарища.

Адвокат. Будет, будет, товарищи. Не надо омрачать праздника революции. Будем просить уважаемого Николая Николаевича прочитать нам что-нибудь революционное.

Все. Просим, просим!..

Помещица. Постойте, а как же с доктором молодости?

Помещик. Фу, да нет! Постой, не то совсем!

Помещица. Нет, подожди, так же нельзя. Я политикой не занимаюсь, но профессор говорит: общество движется задом наперед, от старости к молодости. Значит, и у человека это бывает. Я бы и хотела просить Герасима Иваныча указать, к какому доктору обратиться по этому поводу.

Адвокат. В том-то и дело, Марья Евгеньевна, это была маленькая ошибочка, недосмотр: общество движется вперед лицом, а не задом, это теперь выяснено. И… и лучше об этом помолчать. Мало ли что, теперь везде уши. Такие времена.

Помещица. А-а! Ну, я ведь не знала.

Жена адвоката. Николай Николаевич, так, пожалуйста, из вашего революционного цикла.

Все. Просим, просим!

Артист (вдохновенно).

Выдь на Волгу! Чей стон раздаетсяНад великою русской рекой?Этот стон у нас песней зовется –То бурлаки идут бечевой…Волга, Волга! Весной многоводнойТы не так заливаешь поля,Как великою скорбью народнойПереполнилась наша земля.Где народ, там и стон.

Все. Браво! Браво, браво! Интернационал! Интернационал!

Адвокат (принимает позу дирижера). Ну, товарищи, стройно: «Вста-а-вай!..»

Все (разноголосо, дико, кто куда попало). «Вста-а-вай! Вста-авай! Вста-а-вай!»

Голоса. Да как слова-то? Слова-то как? Кто слова знает?

Балаболов. Вставай, упавший брат!

Адвокат. Вовсе нет. Вставай, погибший брат!

Помещик. Вставай, проклятый брат!

Помещица. Я знаю: вставай, клейменый брат!..

Адвокат (трет лоб). Что-то не то… Помнится, как-то иначе.

Советская барышня. Ну так: «Отречемся от старого мира».