Стихотворения и поэмы - Дмитрий Кедрин

Барон Геккерен красноречиво уговаривает Наталью Николаевну ответить на притязания Дантеса. Она долго и молча слушает старого сводника, пока рассерженный муж не находит ее и не увозит домой. Есть мнение, что "Сводня" — вполне законченная вещь. Ее идея — саморазоблачение врага поэта и вообще врагов любого творца. Особое коварство доводов барона о пушкинской непрактичности и нелояльности состоит в том, что они внушаются жене Александра Сергеевича. А как подло звучат слова о полезности страданий для поэта!

А будет он страдать — обогатится лира:Она ржавеет в душном счастье мира.

Причина отказа от первоначального замысла могла заключаться и в том, что Кедрин после первой же главы почувствовал: Пушкин как центральный герой слишком близок ему и в личном, и в историческом плане. Сочинять за него монологи он просто не решился бы. Хорошо известные факты пушкинской биографии стали бы помехой для создания обобщенного образа Поэта, как это удалось с Фердуси. Ведь Кедрин-историк никогда не выступал в роли дотошного биографа той или иной исторической личности.

Автор первой изданной в Москве книги о Кедрине Петр Тартаковский {Тартаковский П. Дмитрий Кедрин. — М.: Сов. писатель, 1963.} справедливо много места — две главы из пяти- отвел анализу именно исторических произведений поэта. Убедительны его выводы о том, как Кедрин выбирал героев для своих поэм (преимущественно из простых людей) и как он раскрывал их характеры (через деятельность прежде всего). Исследователем тонко подмечено кедринское чувство меры в использовании старинных слов и вообще реалий затронутой эпохи. Тартаковский пишет: "В Кедрине историк никогда не берет верх над художником". Но дальше он противоречит сам себе, говоря о "достоверности в изображении больших и малых событий и фактов, к которой стремился и которой достигал Дмитрий Кедрин".

Более поздний исследователь кедринского творчества Геннадий Красухин {Красухин Г. В присутствии Пушкина. — М.: Сов. писатель, 1985.} убедительно оспорил утверждение коллеги о достоверности как самоцели. Правда, он от себя добавил эпитет "абсолютная достоверность", которого не было у Тартаковского. А доказательства были почти на виду. Взять, к примеру, "Зодчих". Сведенные там вместе по воле автора создатели храма Покрова и "живописная артель монаха Андрея Рублева" на самом деле жили и творили в разные века.

И наряду с этим хорошо известно, как серьезно готовился Кедрин к каждому своему проникновению в ту или иную отдаленную эпоху. Он всегда старался познакомиться со свидетельствами современников (если они имелись), штудировал ученые труды, обдумывал и переосмыслял соответствующую художественную литературу. И, конечно, это делалось не для того, чтобы создать стихотворный вариант летописи или главы из учебника истории. Исторические поэмы Кедрина не могут заменить ни того, ни другого. Но интерес к прошлому — и прежде всего своего народа — они пробуждают и поддерживают, сохранению памяти о славных и трагических деяниях давних веков — служат, задуматься о чести и подлости, о творчестве и насилии — заставляют. И читатель становится участником движения поэтической легенды по цепи поколений. Историческое предание помогает порой осмыслить и объяснить современные автору события.

Исследователи творчества Дмитрия Кедрина отмечают неслучайность появления "Зодчих" именно в 1938 году.

…И тогда государьПовелел ослепить этих зодчих……Соколиные очиКололи им шилом железным……Их клеймили клеймом…

В страшную пору, когда от имени государства рабочих и крестьян приспешники Сталина клеймили позором лучших сыновей советского народа, опасно было даже намекнуть на то, что легко читается за словами о "страшной царской милости". У думающих и честных людей эти строки, само их появление рождали, наверное, тайную радость — не переводятся на русской земле смелые, несгибаемые таланты! Смелость одного человека помогала и другим найти в себе силы для внутреннего хотя бы отпора. В том же черной памяти году "Зодчие" были напечатаны трижды. Сначала в мартовской книжке "Красной нови", а потом еще в сборниках "День советской поэзии" и "Победители" (редактором-составителем последнего был Иосиф Уткин).

В следующем году Дмитрий Кедрин с помощью журнала "Новый мир" выходит к всесоюзному читателю с "Песней про Алену-старицу", где отважная сподвижница Степана Разина накликивает на царя "беду неминучую" и где под конец песенный лад перебивается прямым обличением державного зла: "Все звери спят. Все люди спят, одни дьяки людей казнят".

Тема противостояния человека из народа и самодержца развивается повестью в стихах "Конь". В противоположность "Зодчим" зачин ее связан не с победой ("Как побил государь Золотую Орду…"), а с бедой — с московским пожаром от татарских стрел. И в таком случае еще больше нужны Москве мастера и умельцы. Федор Конь — один из них. "Устав от плотницкой работы" — такими словами Конь вводится в действие. Подрядившись построить дом опричнику Штадену, он сверх договора, от себя, украсил ворота резными птицами — чтоб из этих ворот "легко езжалось хозяйским санкам". Но опричник не оценил душевного порыва Коня и, более того, оскорбил мастера. Ну, а тот не стерпел обиду и треснул по шее царского слугу. С того и начались злоключения работящего и талантливого русского мужика.

Зодчему, возведшему стены и башни московского Белого города, довелось испытать и батоги, и тюрьму, и горький хлеб бродяжничества. Повесть насыщена событиями, которые описаны зримо, динамично, с неизменным сочувствием к русскому самородку. К достоинствам "Коня" следует отнести и то, что, кроме притеснения таланта, мы видим и сам талант, его становление. Строительство Белого города показано не менее интересно и живо, чем побег Коня с Соловков или облава в Серебряном бору. Момент, когда зодчему на месте только что построенное башни увиделось более совершенное сооружение, дает читателю возможность сопережить одно из сокровенных состояний любого творца. Это состояние можно назвать моментом роста.

В однотомниках Дмитрия Кедрина "Рембрандт" обычно стоит особняком как единственное драматическое произведение. Но надо бы уточнить, что это единственная дошедшая до нас кедринская драма в стихах. А кроме нее, в том же жанре была написана "Параша Жемчугова". По воспоминаниям Л. И. Кедриной, над трагической историей знаменитой крепостной актрисы поэт работал около десяти лет. Практически завершенная рукопись ее бесследно пропала осенью 1941-го. Значит, "Рембрандт" был уже второй кедринской драмой в стихах. И если подготовительный период ее создания занял у автора около двух лет, то непосредственно на ее сочинение у него ушло всего лишь полтора месяца. Кедрин даже стеснялся потом признаваться в этом. Константин Симонов, например, считал, что "Рембрандт", написанный прекрасными стихами, потребовал нескольких лег труда. Интересно высказался об этом незаурядном произведении Владимир Луговской; "В самой своей большой и сильной вещи, в пьесе о Рембрандте, Кедрин показал нам художника, богатого духом… художника, который писал правдиво, честно и неподкупно. И в этом много от творческой характеристики самого Кедрина".

Драматическая форма давала автору возможность вложить в уста главного героя — "живописца нищих", потомка, свободолюбивых гёзов — самые прогрессивные представления о сути и назначении искусства. Рембрандт не просто провозглашает высокие принципы- он подтверждает их каждой картиной и всей жизнью. "Бессмертный вкус нам дан, чтоб разглядеть и в прачке Афродиту", — говорит великий художник, собираясь в виде богини изобразить Хендрике — служанку, дочь трубача. Постоянное общение с простыми людьми необходимо ему не только из-за поиска моделей, а также для того, чтобы из душной бюргерской среды возвращаться в свежую атмосферу нормальных человеческих отношений, где всё определяют труд и честь, а не мошна и знатность. "Натуру я ищу в них, может быть, а может, совесть…"

Впервые "Рембрандт" был опубликован в трех номерах журнала "Октябрь" за 1940 год. При этом Кедрину было предложено сократить текст драмы на несколько страниц. Поэт выполнил требование редакции. С тех пор "Рембрандт" так и перепечатывался в журнальном варианте. Читатели этой книги впервые получают возможность познакомиться с полным текстом замечательной драмы.

Так, в третьей картине восстановлен эпизод посещения мастерской Рембрандта амстердамскими купцами, когда в отсутствие хозяина бургомистр Сикс распускает сплетни о нем. Еще одна сцена связана с портретом Сикса. В целом они существенно дополняют образ этого коварного врага художника. В нем еще яснее угадываются черты современных нам высокопоставленных бюрократов — их тщеславие, алчность, беспринципность, претензии с высоты своей власти судить об искусстве.