Ценою крови - Вилло Робертс

— Ну, давай святой деве помолимся, авось поможет!

— Ой, все бы отдала, только бы мама сейчас со мной тут оказалась!

— Постараюсь заменить! — Селест хотела, чтобы это прозвучало легко и шутливо, но не очень-то получилось.

Странно, но волнение подруги как-то успокоило Солей.

— Да, ночка будет, пожалуй, длинная. Ой, как он толкается! Видно, уже невтерпеж!

Вернулся Франсуа, сказал, что снег повалил вовсю — как будто зима вернулась.

— Слава Богу, хоть крыша над головой! Спасибо микмакам!

Солей уже ничего не слышала; схватки начались по-настоящему. И вдруг все кончилось! Послышался какой-то мяукающий писк, перед глазами возникло улыбающееся лицо Селест: она протягивала подруге мокрое, дрожащее тельце.

— Господи, нам даже обтереть его нечем — нижней юбкой разве?

— Девочка? — Солей приподнялась на локтях, потом перевалилась на бок, чтобы получше рассмотреть дочурку. — Не очень маленькая?

— Крохотулька! — согласилась Селест. — Но ведь все на месте. Красотка такая!

Солей отогнула импровизированную пеленку: головка темненькая, а пальчики какие смешные! Потрогала за один, та его согнула, как будто уже с самой играет. Глаза Солей наполнились слезами — слезами нежности и радости. Новорожденная повернула к ней головку, зачмокала ротиком.

Солей засмеялась:

— Уже есть просит!

— Это хороший признак. Обычно новорожденные не сосут даже, — сказала Селест тоном опытной акушерки.

— Да, ну и вымоталась я! — призналась Солей. — Самая тяжелая работа в моей жизни!

— Отдохни, теперь можно!

Солей прижала к себе новорожденную и погрузилась в сладкий сон.

За ночь погода несколько раз менялась: снег сменился дождем, потом опять подморозило. Утром Селест первой выглянула наружу и не могла сдержать возгласа восхищения:

— Ой, глядите! Красиво как!

Деревья стояли будто обвешанные хрустальными гирляндами, землю покрывала сверкающая ледяная корка.

Франсуа улыбнулся сестре:

— Это в честь тебя и твоей крошки! Пойди посмотри!

— Уже бегу и падаю! — отозвалась Солей, завертываясь поплотнее в меховое покрывало.

— Как ты ее назовешь? — поинтересовалась Селест, опуская полог вигвама.

— Мишлен, — задумчиво проговорила Солей. — Если бы был мальчик, назвала бы Реми, конечно. Мы с ним как-то говорили насчет этого. Если девочка, то, он сказал, пусть будет другое имя, не мое. Пусть у него в жизни будет только одна Солей. — Глаза ее повлажнели, но она улыбалась. — Так что — Мишлен!

— Хорошее имя. Нашу мы назовем Виктуар — победа. А мальчика — в честь обоих дедушек Жорж-Эмилем.

Прошло какое-то время, прежде чем до Солей дошел глубокий смысл этих слов подруги.

— Селест! Так, значит, ты?..

— Думаю, да. Почти уверена. Я сегодня как раз сказала об этом Франсуа — после твоих родов.

Франсуа оскалился как дурачок. Думает небось, что это все его заслуга. Может быть, конечно, он и сам дозрел бы, но хорошо все-таки, что они с Селест все это придумали. Мужчины порой так нерасторопны в этих делах.

Впрочем, о Реми этого не скажешь. Солей заморгала, прижала к себе дочурку. Та издала какой-то недовольный звук: мол, так удобно было, зачем ты, мама, меня потревожила? Нет, она не будет плакать. Во всяком случае, сегодня. Не надо омрачать такой день.

Они провели в вигваме микмаков неделю. Дома она бы еще вылежалась, но здесь было некогда. Солей сама торопила их:

— Индианки через несколько часов уже в работе. А чем я хуже? Чувствую я себя прекрасно. Чем скорее двинемся, тем лучше. Скоро весна. Там, на Мадаваске, дел полно.

Снег уже сошел, река очистилась от льда. Франсуа и Селест сели за весла. Солей с ребенком на руках пристроилась так, чтобы защитить крошку от ветра. Как забавно дочурка морщила мордашку, а глазки еще не могли в одну точку смотреть! Преждевременные роды никак не сказались на ней; Мишлен расцветала с каждым днем, особенно после того, как у Солей все наладилось с молоком.

Вдали послышался шум водопада. Селест, которая видела Ниагару впервые, даже поежилась от грандиозной картины падающих с огромной высоты потоков. Они направились к берегу: здесь придется тащить лодку и груз волоком. И тут лодка наткнулась на подводный камень. Секунда, и все они, включая малышку, оказались в ледяной купели. На счастье, было мелко, и Солей удалось быстро выбраться на берег. Мишлен залилась отчаянным ревом. Франсуа, подавая руку сестре, неожиданно улыбнулся.

— Раз так громко кричит, значит, все в порядке!

Она бросила на него испуганный взгляд: боже, на виске кровь! Селест без сил рухнула наземь, задыхаясь, крикнула:

— Лодка!

Они все повернули головы: лодка быстро удалялась вниз по течению. Франсуа теперь и сам уже заорал:

— Наши вещи!

И вправду, несколько мешков тоже плыли вслед за удаляющейся лодкой. Котелок утонул на месте и сейчас был хорошо виден в прозрачной воде; Селест бросилась за ним.

Слава Богу, и все остальное удалось спасти: на повороте лодка и мешки запутались в прибрежных зарослях.

— Повезло! — заметил Франсуа, возвратившийся к ним в лодке, уже нагруженной промокшими одеялами и шкурами.

Солей стучала зубами от холода, но думала не о себе, а о дочери.

— Надо бы согреться, но как?

— Возвращаемся обратно, — решительно распорядился Франсуа: он уже все продумал. — Там все-таки крыша над головой и огонь разжечь можно. Двигаем!

Впервые они отступили, направились назад. Но другого выхода не оставалось. Солей изо всех сил прижала тельце Мишлен к себе, надеясь согреть ее, но все было тщетно.

Они совсем окоченели, пока добрались до знакомой поляны с вигвамами. Франсуа первым заметил причалившую там чужую лодку.

— Эге! Да мы не одни! Кто-то уже занял наше жилье!

— Надеюсь, они впустят нас! — пробормотала Солей, спрыгивая с Мишлен на берег. — Если я ее не согрею немедленно, она погибнет!

Они вытащили лодку из воды и направились к вигваму. Оттуда вышли его новые обитатели. Двое. Какое-то время все молча смотрели друг на друга. Вдруг Солей испустила крик восторга и бросилась вперед — прямо в раскрытые объятия ее матери. Это были Барби и Эмиль!

59

Оба сильно постарели, причем Эмиль, пожалуй, больше. Как и все беженцы, они были худые и оборванные, но, кажется, в добром здравии.

— Там, в Сен-Анн, нам сказали, что вы неделю как ушли. Мы боялись, что не догоним вас, — рассказывала Барби, когда все они, согревшиеся, поменявшие одежды, сидел вокруг костра. Ребенок был теперь уже на руках у Барби, она никак не могла с ним расстаться. — Это перст божий, что вы назад вернулись!