Анна Герман. Сто воспоминаний о великой певице - Иван Ильичев

Пятая графа в паспорте, говорящая о нашем немецком происхождении, сыграла не только для нашей, а для сотен тысяч немецких семей роковую роль.

В марте 1948 года нас посадили в товарные вагоны и повезли далеко на север Урала – в Карпинск, где поселили в бараках и позволили воссоединиться с нашим отцом, который все годы там находился в трудовой армии. По сути дела, это был лагерь. Из 29 молодых мужчин, привезённых в Карпинск из Орловки, выжило только семь человек. Карпинск был разделен на три зоны: в первой содержались немецкие военнопленные, во второй – советские люди, попавшие в немецкий плен и объявленные «врагами народа», «предателями», в третьей жили такие, как мой отец, – мобилизованные в трудовую армию. Это было настоящее выживание. Люди десятками умирали от голода и болезней.

Наша семья прожила в Карпинске два года, пока нам не разрешили вернуться в Орловку.

Эти воспоминания – страшная страница жизни сотен немецких семей… Умерших сбрасывали в овраг, зимой присыпали снегом, а весной приезжал бульдозер и сравнивал это место с землёй… Не только в Карпинске, а по всему СССР таким бесчеловечным способом уничтожали сотни тысяч ни в чём не повинных людей.

Я вспоминаю это лишь для того, чтобы описать время и условия существования таких семей, как семья Анны Герман в СССР в годы войны. Бог не дал погибнуть Ане, её маме и бабушке. Они спаслись. Благодаря этому мир узнал такую великую певицу, как Анна Герман.

P.S.

Уважаемый господин Ильичёв!

Как я вам обещала, я обзвонила многих моих односельчан, всех спрашивала, не помнят ли они учительницу Ирму Давидовну и её семью. Прошло много лет. Большинство живших тогда в Орловке людей уже ушли в мир иной. Остались люди, которым в 1942–1944 годах было по 11–12 лет. Вот их я и разыскивала. И вот что узнала:

1. На Украине живет Гертруда Келлерман, дочь бывшего директора нашей школы Петра Петровича Келлерман, которого забрали на трудовой фронт 12 марта 1942 года. Возможно, это он принимал на работу Ирму Давидовну Мартенс. После этой даты его жену с дочкой переселили из директорской квартиры в маленькую комнатку в «учительском доме».

Гертруда родилась в 1934 году. Она, конечно же, помнит семью Мартенс и девочку, которую все в доме называли Антье (Antje). Ирма Давидовна была её, Гертруды, учительницей в первом классе. Гертруда говорит, что Анна всегда пела и у неё был удивительно красивый голос. Гертруда вспоминала, как Аня пела на ёлке в школе и на празднике Первого звонка и как все ей хлопали.

2. Следующий, кто смог подтвердить нахождение в Орловке семьи Мартенс, был Генрих Вольф. Он и его жена Тамара рассказали, как однажды, когда Анна Герман в первый раз появилась на экране телевизора, его мать Лилия Юлиусовна Вольф вдруг сказала: «Она похожа на Ирму Давидовну, поёт, как её дочка Антье». И она рассказала детям, как во время войны она с сыном и семья Мартенс жили в «учительском доме». Она работала в школе (вела немецкий язык) вместе с мамой Ани. Рассказывала она своим детям и то, что Ирму Давидовну постоянно преследовали и ей вскоре пришлось уехать из Орловки.

Про Анну она говорила, что та постоянно пела и все в доме любили слушать её приятный голосок. Обычно Лилия Юлиусовна слышала пение Ани через стенку рано утром.

3. Интересной была беседа с Германом Ивановичем Квиринг. В 1942–1943 годах ему было 12–13 лет. Он учился в школе и помнит своего учителя Германа Маркусовича Тернера.

Время было трудное, обувь в магазинах не продавалась. Летом большинство моих односельчан ходили босыми (представляете, какая толстая подошва нарастала на ногах?), а на зиму приспособились носить так называемые шлёры (schloren). Из дерева вырезалась толстая (3–4 см) подошва, на носок прибивалась полоска кожи или брезента, и обувь была готова: носили всю осень, зиму и весну, и в слякоть, и в снег.

Отец Германа Квиринга дядя Ваня Квиринг (Onkel Hans) делал самые лучшие шлёры на селе. Герман ему помогал. Он вспоминает, как Герман Маркусович ходил во время уроков по классу, громко стуча подошвами шлёр по полу.

4. Анна Паульс помнит обоих – и Ирму, и Германа Маркусовича. В 6–7-х классах Ирма Давидовна преподавала немецкий язык, русский язык и литературу.

Та самая обложка звукового журнала «Кругозор»

Анну Герман считают своей Польша, Россия, Германия. Так оно и есть. Анна, чей неповторимый хрустальный голос воспринимается как свет чистого сердца, была близка многим людям. Да что там многим – всем, кто её слышал. Чтобы понять внутренний мир этой удивительной женщины и певицы, нужно знать о ней то, о чём все эти годы умалчивали, недоговаривали.

О том, что Анна Герман не принадлежит по крови польскому народу, – известно давно. Когда по телевизионным каналам с успехом прошел сериал о жизни Анны Герман все «узнали», что Анна Герман была российской немкой. Такая версия биографии огорчила бы Анну, её маму и бабушку. Ибо Анна Герман по происхождению была голландкой. Предки Анны по материнской линии имеют чисто голландские корни, да и со стороны отца бабушка была тоже голландского происхождения, и только один дедушка – немец. Именно черты национальной идентичности и сформировали из Анны Герман того человека, которого мы знаем и любим. Но обо всём по порядку.

В моей жизни Анна Герман сыграла особую роль. Первое соприкосновение с Анной – весенний день начала семидесятых, я жила в Ташкенте и шла по улице Пушкина. У консерватории в витрине газетного киоска я увидела журнал «Кругозор», с синей гибкой пластинкой внутри, а на обложке женский портрет неземной красоты. Вы помните унылые витрины наших газетных киосков тех времён, а тут такая красота – ангел в белом хитоне. Журнал я купила, не задумываясь. Хотя проигрывателя у меня не было, «достать» его (помните, мы тогда вещи не покупали, а «доставали») я не могла, да и денег не было. Так что услышать голос Анны Герман я смогла не скоро. Но меня поразило совсем другое. В кратком резюме было написано следующее, дословно (журнал у меня сохранился до сих пор):

«Отец Анны Герман – уроженец Лодзи. Мать – из старинного голландского рода. Родилась Анна в Узбекистане в 1936 году, в 1946 году с матерью и бабушкой вернулась на родину отца. Но голландские традиции двухвековой давности столь сильны, что три женщины до сих пор разговаривают дома на несуществующем голландском наречии – окаменевшем языке XIV века…»

Я остолбенела: вымирающее голландское наречие это же Plattdeutsch (Ploditsch), на котором говорили мои бабушка, говорят моя мама и все тёти. И я знаю, как дорог для них этот родной язык. Они все прекрасно говорят и на литературном немецком языке, и по-русски, но, когда они собираются вместе, они говорят только на Ploditsch, и лица их при этом светлеют. Я на этом языке не говорю, но понимаю. Я с детства знаю, что у нас голландские корни, и мы меннониты, выходцы из Голландии. Уверена, что большинству читателей слово «меннонит» ничего не говорит. Поэтому, обращаясь к истории расскажу немного о меннонитах из Голландии.