Избранные произведения писателей Тропической Африки - Айи Арма

— Только не сегодня, только не сегодня. Прости меня… О черноликий. Только не сегодня…

А Около сидел под плащом с девушкой и сердцем просил за нее.

— Защити ее… Она едет к мужу, она едет к мужу, к мужу, к мужу, к мужу, к мужу… Защити ее. Она ничего не знает. Она едет к мужу…

— Только не сегодня… Только не сегодня…

Вскоре ветер ослаб и совсем утих. Мало-помалу перестал и дождь. Волны исчезли, и гром откатился дальше по небу. Око дня раскрылось, и показалось солнце.

— Я снова вижу тебя. Я снова вижу тебя, — закричала в исступлении женщина. — Доставь меня без беды в Сологу, доставь меня без беды домой. Я принесу тебе жертву. Клянусь!

И она опустила руки, и они легли на ее бока, и ручьи воды потекли по ее ногам. Тогда она стянула через голову кофту, выжала из нее воду и положила сушить на циновку навеса. И она позвала жену сына, чтобы та достала ей из чемодана сухую кофту и юбку. Около тряхнул девушку, уснувшую у него на коленях.

— Ибиэре, Ибиэре, — звала женщина. — Ты что, уснула?

— Он трясет ее, — сказал кто-то.

Женщина заглянула под навес и вновь позвала громким, сердитым голосом. И она увидела девушку, вылезавшую из-под плаща Около. Женщина выпрямилась и в негодованьи всплеснула руками.

— Апо! Апо! Апо! — кричала она, ритмично хлопая в ладоши. — Спать на коленях мужчины! Апо! Апо! Апо!

Услышав ее крики, мужчины в лодке взглянули на Около и засмеялись. Около тоже взглянул на них и засмеялся. Полог сна поднялся с глаз девушки, и она с изумлением смотрела на смеющихся мужчин. Мужчины смеялись все громче и громче. А она смотрела на них с изумленьем и вдруг услыхала голос матери мужа и опустила глаза.

— Апо! Апо! Апо! Так это верно, так это верно. Так это верно, что говорили люди! Вот как теперь соблазняют женщин, которые едут к мужьям. А я-то не верила. Апо! Апо! Апо! — так она кричала, говорила и кричала и в такт ударяла ладонями. А под навесом человек с животом, как бочка, повар белого человека, зевнул и сказал хихикая:

— Правда, хорошенькая? — Он опять хихикнул.

Смех мгновенно покинул губы Около.

— Ты думаешь, я что-то сделал? — спросил он повара И повар ответил смеясь:

— Да в этом никто никогда не признается.

Около понял, какую тяжесть они хотят взвалить на его голову. Он посмотрел на девушку. Она отодвинулась от него и выжимала кофту. Мужчины смотрели на них и смеялись.

— Ты плохая девушка, — сказала одна из женщин, — Ты всего-навсего мелкая рыбешка, а позволяешь себе такое. Сегодня девушки не те, что были вчера.

— Все вы мои свидетели, — сказала мать мужа, шагнув под навес к Около. — А ты, мужчина, меж тобою и мной упала большая беда. Ни слова не вышло из твоего рта с тех пор, как ты вошел в лодку. Ты был молчаливей молчанья. Ты молчал, а в сердце сплетал нехорошие мысли. Наша беда на этом не кончится. Все вы мои свидетели. Все вы видели, что жена моего сына была у него на коленях, покрыта его плащом. Что он сделал с тобой? — спросила она девушку. — Он трогал твое тело?

Девушка затрясла головой.

— Это ложь! Говори правду. Если не скажешь правду, те, кто в земле, заберут тебя.

— Ты, женщина, слушай меня, — громко сказал Около. — Я ничего ей не сделал. Ее платье промокло, и она дрожала от холода, и я только прикрыл ее плащом, и она уснула. И все это время она была для меня словно юноша. Так как ты думаешь, я нисколько не трогал ее, — заключил он наивно.

— У того, кто такое делает, всегда громкий голос, — сказал кто-то.

— Кпе! Кпе! Кпе! Мне смешно, — сказала мать мужа и села на свое место, но тут же встала и села между Около и девушкой.

— Ты хотел сидеть рядом с женщиной? Так посиди рядом со мной, — сказала она.

— Чего ради вы, люди, подбрасываете ветки в огонь? — тихо спросил Около повара белого человека и других мужчин.

— А ты не знаешь? — спросил повар белого человека.

— Девушка молчит, поэтому у него такой громкий голос.

— У него нет стыда, — сказала мать мужа.

— Что же я должен знать? — спросил Около повара белого человека, не замечая слов матери мужа. — Разве я что-нибудь сделал вам? Я никого из вас не знаю.

— Даже если выпустить дух под водою, запах всплывет на поверхность. Ты не слышал этой пословицы народа и зон?

Около смотрел на свои ладони. Повар белого человека хихикал.

— Значит, его ловили на этом и раньше? — спросила какая-то женщина с изумленьем и страхом.

— Вы не взвалите мне на голову то, чего я не делал, — громко сказал Около. — Как вы взвалите на меня то, чего не было? Верно, что я до сих пор не сказал на этой лодке ни слова. Причиной этому сильные мысли, которыми я наполнен до горла…

— Это выдумка. Вы его не знаете, — выкрикнул повар белого человека. — Вы его не знаете. Голос его сладкий-сладкий, не слушайте его. Вести летят, как ветер. Я его знаю.

— Ты, мужчина, почему не даешь ему говорить? — обратился механик к повару белого человека. — Эта женщина хочет взвалить ему на голову то, что было, и то, чего не было. Давайте послушаем и его. Мне не нравится, что ты хочешь закрыть ему рот.

Повар белого человека повернулся к механику, дыхание его вылетало с такой силой, словно он раздувал огонь. Глаза его стали красными, как красная краска, а лицо стало таким жестким, что о него можно было зазубрить нож. Он смотрел на механика так, словно хотел засмотреть его до смерти. Рот его раскрывался и закрывался, раскрывался и закрывался, раскрывался и закрывался, как у домашней птицы, которая хочет проглотить что-то, что шире горла. И затем его голос вылетел наружу, треща, как кукуруза на огне:

— Ты, ты, ты, рыбья икринка, как ты со мной говоришь? Даже белый человек, отец мой родной, даже он со мною не смеет так говорить. Кто ты такой? У меня в колледже сын такой, как ты. Ты смотри не мешайся в наши дела.

— У тебя сын в колледже, и поэтому никто не смеет говорить правду? — сказал механик. — У меня брат в колледже.

— Ты! Закрой рот! — визжал повар белого человека. Дыханье его шипело, как паровоз на большой скорости. — Ну берегись, ну берегись…

— А что ты мне сделаешь? — презрительно выговорил механик.

Услышав это, сердце повара забурлило и запахло сильнее всякого запаха, так что, если бы он вдруг упал в реку, все рыбы подохли бы, а если бы люди в лодке услышали этот запах, то они бы задохлись. Он пытался подняться с места, но сердце остановило его.

— Что ты можешь сделать? Ты же умеешь только варить еду белому человеку, — издевался механик. — Ты все время варил еду белому человеку, и тело твое превратилось в медузу, а дым унес твою голову. Что ты умеешь?

Повар белого человека сделал над собой чрезвычайное усилие и со стоном поднялся на ноги. Лодка тотчас же накренилась, и люди закричали в страхе и недовольстве. Он плюхнулся назад на свое место, и лодка опять сильно накренилась. Люди, зная, как ведет себя лодка, не шевелились, и, покачавшись, лодка выровнялась. Лодка ровно сидела в воде, и мать мужа, не шевелясь, нежным-нежным голосом обратилась к механику и повару белого человека:

— Не надо спорить. То, что могло случиться, должно было случиться со мной. Дождь и буря ушли, потому что бога просила я. Мы чуть было не пропали в воде. Из-за моей дурной головы. Не надо спорить о жене моего сына, не надо об этом спорить, не надо.

— Это все вот рыбья икринка, — выдохнул повар белого человека.

— Не смей называть меня рыбьей икринкой, — сказал угрожая механик.

— Отчего ты вступаешься за дурного человека? — сказал механику сторонник повара.

Прежде чем механик раскрыл рот, женщина, назвавшая девушку плохой девушкой, вмешалась в их разговор.

— А ты сам не знаешь? Если возьмешь птицу с небес и изжаришь ее на глазах у курицы, у курицы будет болеть голова.

— Ты на меня намекаешь? — крикнул механик.

— Ничьих имен я не называю. Я просто сказала пословицу.

— Ты что-нибудь обо мне знаешь?

— Перестаньте, прошу вас, прошу вас, — взмолилась мать мужа.

— Нет, не перестану. Пусть она прямо скажет, в чем хочет меня обвинить.

— А ты что, сам себя не знаешь? — с усмешкой спросила женщина.

— Ах, так, значит, я что-то сделал и ты об этом узнала? Ну скажи, ну скажи. Если не скажешь, лодка не сдвинется с места. Эта лодка не сдвинется с места, если ты прямо не скажешь. Ты еще меня не знаешь, — сказал механик женщине, которая кричала и размахивала руками.

При этом все пассажиры, исключая повара и его сторонника, обратили свои рты на женщину.

— Отчего ты кричишь о том, что давно закончено? — сказал ей один мужчина.

— Вы, женщины из Сологи, болтаете слишком много, — сказал ей другой.

— Это дело тебя не касается. Чего ради ты заставляешь кипеть сердце механика? Если мы остановимся тут, беда падет на твою голову.

Все пассажиры бранили женщину, а повар белого человека дышал хуш-хуш-хуш, и щеки его поднимались и опускались, поднимались и опускались, а глаза его смотрели то на одно лицо, то на другое.