Гражданин мира, или письма китайского философа, проживающего в Лондоне, своим друзьям на востоке - Оливер Голдсмит

За ними последовали черкешенки. Они приближались, держась за руки, распевая чрезвычайно нескромную песню и обольстительно приплясывая. Их одежды не скрывали их прелестей, так что шея, левая грудь, руки и ноги были обнажены, но уже мгновение спустя стало очевидно, что зрелище это скорее пресыщает взор, нежели воспламеняет желание. На их лицах точно спорили розы и лилии, а сладостная томность, дремавшая в очах, придавала им неотразимое дурманящее очарование. Но прелести эти скорее навязывались, нежели предлагались влюбленным. Казалось, красавицы сами сулят поклонение, а не ожидают его. И Гений любви прогнал их, как недостойных его внимания, - ведь они изменили законам любви: из уловляемых превратились в уловительниц.

Затем предстали очаровательные посланницы королевства Кашмир. Этот блаженный край как будто самой природой был предназначен для бога любви. Тенистые горы защищали страну от лучей жгучего солнца, а ветры с моря поили свежестью воздух. Золотистые лица посланниц казались почти прозрачными, а на щеках как будто рдели алые тюльпаны. Ни один ваятель не мог бы передать изящество их черт и гибкость стана, а зубы их были белее слоновой кости. И бог уже почти склонялся к тому, чтобы поселиться в их стране, но тут, к несчастью, одна из этих дев заговорила об учреждении его сераля.

Далеко не последними в этом шествии были нагие обитательницы Южной Америки; по общему признанию, прелести их превосходили все, что может нарисовать самое пылкое воображение, и ясно доказывали, что красота бывает совершенной и при смуглой коже. Но бедняжки не получили никакого воспитания и потому совсем не умели пользоваться своими чарами; они были отвергнуты, так как обещали лишь плотские наслаждения, но не духовные. Таким же образом были отклонены домогательства посланниц других королевств: черных красавиц Бенина, темнокожих дочерей Борнео и женщин из Виды с их татуированными лицами, безобразных дев из страны кафров, приземистых барышень Лапландии и исполинских красоток из Патагонии.

Но вот появились, наконец, европейские красавицы. Их поступь казалась воплощением изящества, а глаза выражали тончайшую чувствительность. По мере того, как они приближались, росло всеобщее убеждение, что они восторжествуют над соперницами, а Гений глядел на них с особенным вниманием и приязнью. С необычайной скромностью стали они говорить о своих правах, но, к несчастью, их представительнице случилось обмолвиться такими выражениями, как "дом в городе", "дарственная на недвижимое имущество" и "деньги на булавки". Эти на первый взгляд безобидные слова мгновенно привели к самым неожиданным последствиям: вне себя от ярости Гений покинул их круг. Взмахнув крылами, он взлетел над землей и воспарил к тем эфирным пределам, откуда некогда явился.

Присутствующие онемели от изумления. Теперь они ясно поняли, что могуществу женщин отныне пришел конец, ибо их покинула Любовь. Некоторое время они предавались безысходному отчаянию, пока одна из них не предложила средство для сохранения могущества женщин: надо воздвигнуть идола взамен исчезнувшего бога, и пусть обитательницы каждой страны украсят его по своему вкусу. Предложение это вызвало всеобщее одобрение. Так, из причудливых даров красавиц разных стран и был сотворен идол, нисколько, впрочем, не напоминавший истинного бога. Китаянки снабдили чудище крыльями, кашмирки украсили рогами, девственницы из Конго прикрепили ему хвост, а европейские дамы вложили в руку кошелек. С тех пор все любовные клятвы, обращенные к богу, на самом деле приносятся идолу, но, как и в прочих лживых религиях, чем холоднее сердце, тем громче клятвы. Прощай!

Письмо CXV

[О пагубности чрезмерно высокого мнения о человеческой природе.]

Лянь Чи Альтанчжи - Фум Хоуму,

первому президенту китайской Академии церемоний в Пекине.

Люди всегда склонны были хвалить человеческую природу и с особенной охотой рассуждали о человеческом достоинстве. О нем разглагольствовали с уверенностью, свойственной обычно тем, кто заранее убежден в благосклонности слушателей, и победы одерживались оттого, что не было инакомыслящих. И все же, если основываться на наблюденном или прочитанном, люди чаще заблуждаются в тех случаях, когда чересчур высоко мнят о собственной природе, а не когда презирают ее. Стараясь всячески преувеличить свою изначальную роль в мироздании, они умаляют свое истинное значение в обществе.

Самые невежественные народы всегда были о себе самого высокого мнения. Они полагают, что божество особенно печется об их славе и благополучии, помогает в сражениях и говорит устами их наставников; их колдуны находятся в самых тесных сношениях с небом, а их героев хранит не только стража, но и ангелы. Когда португальцы впервые появились среди невежественных обитателей африканского побережья, дикари готовы были признать, что чужеземцы искуснее их в мореплавании и в военном деле, и все же пришельцы казались им лишь полезными слугами, посланными змеей, покровительницей племени, для того, чтобы одарить народ предметами роскоши, без которых он мог бы обойтись. И хотя эти дикари допускали, что португальцы богаче их, но ни в коем случае не хотели признать, что король чужеземцев может быть равен их Тоттимонделему, на шее которого красовалось ожерелье из ракушек, а на ногах браслеты из слоновой кости.

Если ты спросишь у дикаря об истории его страны и предков, то непременно услышишь, что их воины могли одолеть целое войско, а мудрецы обладали удивительными познаниями. Человеческая природа для него - неведомый край, и он приписывает ей возможность самых невероятных свершений, так как понятия не имеет о ее пределах. Все, что способно нарисовать воображение, дикарь считает возможным, а коль скоро это возможно, то, следовательно, по его мнению, должно было произойти. Он никогда не измеряет действия и способности других своими собственными способностями и не оценивает чужое величие собственным бессилием. Он вполне довольствуется убеждением, что живет в стране, где происходили невиданные события, свято веруя, что воображаемое могущество других бросает свой отблеск и на него. Так он мало-помалу утрачивает сознание своей ничтожности, заменяя его смутными представлениями о сверхъестественных способностях человечества, и охотно готов уверовать в чудодейственную силу разных шарлатанов, так как не может проверить, соответствуют ли их слова делам.

Вот почему во времена варварства и невежества люди создавали себе полубогов и героев. Ведь те являлись людям, преисполненным чрезмерно высокого мнения о человеческой природе, поскольку не знали границ ее возможностей, они являлись людям, охотно верившим в то, что человек способен быть богом, ибо они еще слишком мало знали и о боге, и о человеке. Обманщики понимали, что людям от природы свойственно желание видеть великое в сотворенном из жалкой человеческой плоти, что невежественные народы равно кичатся как сооружением башни до облако] или вечной пирамиды, так и созданием собственного полубога. И то ж самое самодовольство, которое воздвигает колосса или пирамиду, твори кумира или героя. Но хотя дикарь и способен воздвигнуть колосса по, самые небеса, он все же не в силах превознести героя хотя бы на дюйм выше человеческой меры; и тогда он принижает себя самого и простираете; перед идолом ниц.

Стоит человеку усвоить ложное представление о своем достоинстве, как он вступает со своими богами в самое дружеское общение, и люди уже почти ангелы, ангелы - почти люди, и более того, они лишь слуги, которые только и ждут, чтобы исполнить приказания людей. Персы, например, обращаются к своему пророку Али следующим образом {Путешествия Шардена {1}, стр. 402.}: "Хвала тебе, о славный создатель, перед коим солнце всего лишь тень. Ты - венец творения господня, царь рода человеческого, великая звезда справедливости и веры. Стихия морская изобильна лишь твоими щедротами. Ангелы небесные пожинают свой урожай в плодоносных садах чистоты твоего естества. Перводвигатель никогда не метнул бы солнечный диск через небесные просторы, дабы зажечь утреннюю зарю, если бы не беспредельная любовь к тебе. Архангел Гавриил - вестник истины - целует на заре порог твоей обители. Если бы существовало место более высокое нежели вознесенный надо всем сущим престол господень, то я сказал бы, что это место твоего пребывания, о повелитель верующих! Гавриил, со всей его мудростью, всего лишь ученик в сравнении с тобой". Вот так-то друг мой, люди считают возможным обращаться с ангелом. Но если в самом деле есть высшие существа, то с какой презрительной усмешкой должны они внимать песнопениям ничтожных смертных, льстящих друг другу подобным образом, или взирать на существа, которые дерзко претендуют на божественную власть лишь потому, что они понятливее обезьян и деятельнее устриц, на эти песчинки, на этих жалких обитателей атома, притязающих на роль зиждителей вселенной. Сколь, милосердны должны быть небеса, если они не обрушивают свои громы и молнии на виновных. Но небеса милосердны, они с состраданием взирают на безрассудства людей и не хотят губить существа, созданные их любовью.