Лаций. Мир ноэмов - Ромен Люказо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никому – до этого дня.
И я пожертвую гораздо большим, если это поможет моей победе.
И он имел на это право. Варвары получили технологию мгновенного перемещения. Теперь слава Отона неразрывно связана со спасением Урбса.
– Никто, – прервал его Аттик, – не оспаривает законности ваших притязаний. Но мы не можем подвергать опасности людопсов, отправляясь в Урбс.
– Подождите, – обратился Рутилий к своему собрату. – Дайте Отону сказать.
Вот что Проконсул ценил в этом деймоне. Несмотря на грубую внешность, тот никогда не торопился с суждениями. Конечно же, из-за этого он был медлителен в решениях, что восполнялось горячностью Аттика. Они воплощали два противоположных аспекта его личности. Он нуждался в них обоих.
– Мы отправимся в Урбс и там покроем себя славой. И пойдем на необходимый риск, чтобы этого добиться. Если мы промедлим, то потеряем эффект неожиданности, который дает нам преимущество перед нашими политическими противниками. Мы стольким пожертвовали на пути к этой победе. Мы перенесли изгнание.
– Изгнание, оказавшееся весьма полезным, – напомнил Аттик. – Но если мы неосторожно обнаружим себя, то подвергнем опасности сам источник нашей силы. Наши враги воспользуются Узами, чтобы приговорить людопсов к смерти или, по крайней мере, отобрать их у нас.
– Людопсы, – заметил Рутилий, – не представляют прямой угрозы для Человека.
– Они используют это, как предлог, – ответил его собрат раздраженно, как будто ему надоело объяснять очевидное. – Они назовут их инвазивным видом. И скажут, что не доверят нам заниматься обороной.
Отон искоса поглядел на Аттика. Сам он гордился тем, что сумел создать Кси Боотис, но Аттик, как мифический номотет [60]Платона, подарил людопсам их культуру и законы. Его привязанность к ним выходила за рамки здравого смысла. С этой стороны могли возникнуть новые осложнения. Когда-нибудь верность его лейтенанта перестанет быть данностью. Но сейчас у Проконсула были куда более срочные заботы:
– Они могут и вовсе не узнать о людопсах.
– А как же мы объясним нашу победу? – спросил Рутилий.
– Мы не станем ничего объяснять. Они сами сделают выводы, которые их устроят.
На лице Аттика вырисовалось удивление.
– Но ведь тогда они подумают…
– Пусть думают, что хотят или чего боятся, – отбрил Отон.
Рутилий в замешательстве смотрел на них обоих. Аттик улыбнулся, радостно схватил его за руку и дружески хлопнул по плечу.
– Вы по-прежнему быстро все схватываете, дружище Рутилий.
– Отпустите меня, – проворчал тот, – и извольте объясниться.
– Гальба и его приспешники заподозрят, что Отон добился той цели, которой они сами хотят достигнуть, – освободился от Уз. Таким маневром мы застанем их врасплох. Они будут видеть в Отоне угрозу, но не решатся его уничтожить, думая, что ему открыт секрет, который они напрасно стараются заполучить.
Рутилий принял скептический вид, однако не стал остужать пыл собрата.
– А для этого, – продолжал Аттик, очарованный перспективой такого хитроумного хода, – людопсов надо спрятать.
– А я должен обнаружить себя, – добавил Отон.
Он обвел толпу тяжелым взглядом, словно подчеркивая свои слова.
– Никто не должен заподозрить, что я больше не одно целое с «Транзиторией». Поэтому я отправлюсь ко двору. Я буду вести себя там так, словно не забочусь о собственной безопасности, словно я всего лишь аватар, проекция, которой управляют издалека.
Остальные притихли. В эту секунду Отон вернул себе власть над ними. Нет ничего почетнее для военачальника, чем рискнуть собственной жизнью. А именно это он и делал: вполне возможно, что Гальба по своей прихоти решит его уничтожить, думая, что таким образом лишь посылает ему предупреждение.
– Что ж, – прогремел он, возвращаясь к своему трону. – Без отваги славы не снискать, друзья мои. Я вернусь в Урбс в ореоле триумфа и займу свое место среди принцепсов. Я смогу их убедить, что настало время для атаки. Вы увидите, они присоединятся ко мне. Они в отчаянии.
Никто ему не ответил. Отон понимал их неуверенность. Экипаж людопсов был чем-то неслыханным. Деймоны не знали, как дальше будут продолжаться их отношения с этими созданиями – пусть они и сами их создали. А в ближайшее время ему предстояло противостоять интригам Города и двора. Несмотря на показную уверенность, Отон и сам не знал, что думать. Интеллекты, окружающие Гальбу, были всегда готовы приревновать, а Сенат, полный бывших сторонников Нерона, – приговорить к смерти. Аттик прав: вернуться – значит подвергнуть себя опасности еще большей, чем нападение трех варварских кораблей, вооруженных и в полной боевой готовности.
– Отон, у нас еще не все, – тихо сказал Рутилий.
Проконсул, удивившись, остановился на полпути к трону. Он понял, прежде чем деймон успел произнести хотя бы слово, что сказано будет нечто интересное.
– Неожиданное событие, новая пешка в игре. Плавтина…
– Если речь о Плавтине, то называйте ее королевой, а не пешкой, – ответил Отон. – Плавтина, увы, мертва.
– Мертва, разумеется. Но не совсем.
Отон развернулся, стиснув челюсти, его массивные, как у статуи, кулаки машинально сжимались и разжимались – нервный тик, всегда сопровождавший его размышления. В душе его зарождались сложные и даже противоречивые чувства, и пока он не знал, какое из этих чувств победит.
Вот поворот событий, способный все усложнить.
* * *
Тоненький голосок уже какое-то время щебетал над ухом Плавтины. Она попыталась сконцентрироваться на том, что он говорит, но не сумела. Все было… как в тумане. Правую сторону лица дергало, но по-настоящему не болело… Лежа с закрытыми глазами, она воспринимала лишь приятный полумрак и чувствовала себя вялой, лишенной сил и, в первый раз с тех пор, как она вернулась к жизни – полностью расслабившейся.
Она попыталась открыть глаза, и вот тут стало действительно больно. Веки не разлеплялись. Она медленно поднесла руку к щеке, пощупала синяк, опухший и немного влажный.
Я вам не советую его трогать.
Плавтина уже и забыла о тонком голосе с материнскими интонациями, тихом, но ясном, парившем на периферии ее сознания. Голос ноэма. Плавтина чувствовала присутствие множества других маленьких разумов, но они были гораздо дальше.
– Кто вы?
Она чувствовала, что не способна – по крайней мере, сейчас – на рассредоточение, позволяющее разговаривать мысленно.
Я всего лишь скромная программа врачебной диагностики и биологического лечения. Я слежу за работой медицинских аппаратов, к которым вы подключены. Я хотела
