За гранью грань - Ольга Романовская

Эллан как-то странно на меня смотрел, мялся, словно собирался что-то сказать, но не решался. В итоге не выдержала и подтолкнула к откровенности.

— Ну, тут две вещи. Если одна чисто формальная, и мы оба пришли к решению, — лорд подбирался к сути такими окольными путями, что стало не по себе, — то вторая… Словом, на-ре из вас не ушло, не успел я, — покаянно признался он.

Уставилась на Эллана круглыми, как монеты, глазами. Ничего такого не чувствую, никакого чужого присутствия. Лорд виновато пояснил: осталась небольшая частица, убрать помешал Соланж. Мол, когда мы единением сознаний баловались, разлепились не до конца, и лорду очень неловко, но он мысли слышит и видит моими глазами. Показалось, или Эллан покраснел?

— Так давайте их разъединим, — предложила единственное разумное решение и осторожно поинтересовалась: — А воспоминания?

— Нет, — без запинки ответил лорд. – Даже если мог бы, не стал. Это личное.

Воистину, предупредительный навсей! Даже не верится, что темный.

Дождавшись, пока черное облачко не возвратится обратно во владельца, осмелилась поинтересоваться:

— Вы только ученый?

Эллан замер, прислушиваясь к моим эмоциям, а потом покачал головой.

— Три военные кампании. Чувствующие полезны на войне. Вас ведь интересовала тема убийств?

Кивнула и, спохватившись, прописала больному покой. И тут же нарушила собственные указания, задав очередной вопрос. Что поделаешь, если лорд сейчас единственный, кто на него ответит. Меня волновали события после обморока. Оказалось, Эллан сразу оказался на диване с жуткой слабостью и головной болью. Посох отобрала магия дома.

— Как это? – не поняла я.

— Очень просто. Хозяин запретил использование любых магических предметов, и охранные чары выбросили посох за пределы дома. Не волнуйтесь, — заверил лорд, предприняв очередную неудачную попытку сесть, — я благополучно его заберу, как только переступлю порог. Он просто в воздухе растворился.

— Вы так добры, милы, разговорчивы, признаетесь в слабостях, будто и не навсей вовсе, — не удержала сорвавшегося с языка замечания.

Эллан заверил, он настоящий навсей, но не видит смысла пугать светлую: «Без меня постараются». Да и привык учить, это тоже отпечаток накладывает.

— Становишься терпимее к своим и чужим слабостям.

Лорд отвел глаза, а когда вновь обернулся, смотрел уже иначе. Былое благодушие и расслабленность улетучились, на их место пришла настороженность. Эллан пристально наблюдал за мной, внутренне подобрался.

— Считаете рохлей? – Вопрос застал врасплох. – Никчемным существом, которого едва не убила собственная ученица? Конечно, — губы Эллана искривила злая улыбка, напоминавшая приступ падучей, — он потому и разглагольствует о терпимости к слабостям, потому что пытается оправдать себя.

— Чувствующие читают эмоции, — напомнила я и задумалась: встать или остаться? – Вы бы почувствовали, если…

— Как видите, однажды уже не почувствовал, — зло парировал лорд и с раздражением глянул на больную руку. – Вы жалеете, Дария, жалеете, потому что калека, бесхребетный маг, который только и может…

Эллан не закончил и пару раз глубокого вздохнул, приводя мысли в порядок.

— Вымещаете на мне свою горечь? – предположила, исходя из знаний о навсеях.

Действительно жалела Эллана, именно за то, что он корил себя. И рука эта… Тяжело ему придется. Пусть не отсохла, но сражаться ей лорд не сможет, только вилки-ложки после тренировки. Пальцы сгибались, ткани живые, а вот чувствительность не та.

Лорд закивал.

— Верно, так еще хуже. Нужно уметь принимать судьбу. Я кругом отличился, а все пытаюсь свалить на других. Только не жалейте, пожалуйста, — попросил Эллан. Лицо обрело прежнее приветливое выражение, только в уголках губ притаились отголоски былых эмоций. – Я сейчас не совсем здоров, иногда плохо контролирую себя. Сорваться не сорвусь, иначе бы не преподавал, но обидеть могу. Давайте лучше поговорим на отвлеченные темы. Вам ведь хочется. – Он выразительно глянул на меня и окончательно успокоился. – Ерзаете и гадаете, уместно ли тратить силы больного. Уместно, Дария. Я виноват перед вами… Да, виноват, — упрямо повторил Эллан, не позволив возразить, — должен отработать. Спрашивайте. Если в сознании, то и говорить могу. Тоже мне, мужчина, растекся от какого-то яда!

Лорд рассмеялся и таки сел, пригласив устроиться рядом. Он старательно пытался загладить неприятный инцидент со вспышкой ущемленного самолюбия, всячески поощрял расспросы. Не знаю, сколько бы просидела с Элланом, если бы не позвали к обеду. Значит, вот, сколько времени прошло! А казалось, всего пара часов…

Вопреки увещеваниям, Эллан увязался за мной в столовую. Он едва ходил, цеплялся за стены, но не сдавался. Потом и вовсе без опоры преодолел расстояние от порога до стола и грузно плюхнулся на стул.

Меня волновало, где Геральт. Не верю, будто он не искал меня. Опять же Соланж обещал отдать навсею. Неужели не сдержал слова? Сидела, как на иголках, то и дело поглядывая на дверь, прислушиваясь, не раздастся ли шум шагов. И он действительно раздался, только не тот: стучали в коридоре железные набойки Соланжа. Замерла. Эллан тоже насторожился и, замявшись, предложил пересесть ближе к нему.

— Я, конечно, слаб, но вы ведь совсем беззащитны. Обещаю помочь бескорыстно, за прежнее лечение.

Страх только усилился. Лорд открыто намекал на смертельную опасность, исходившую от некроманта. Некстати вспомнилось, что Соланж так и не допросил Эллана. Ох, кстати об лорде, не слишком ли я фамильярна? С другой стороны, Эллан поощрял неформальное общение.

— Чувствующие ощущают далеко не все.

Оба вздрогнули, услышав голос Соланжа за спиной. Но ведь, ручаюсь, я только что слышала его шаги за дверью, как же он оказался здесь, в столовой? В свободной бежевой тунике и мягких домашних штанах, некромант восседал за столом и неспешно жевал виноград. Глаза усмехались – недобро, с вызовом.

— Вижу, все пришли в себя. Хорошо. Даже очень хорошо!

Ледяной поток воздуха пробежал по позвоночнику. Может, действительно перебраться ближе к лорду? А, уже поздно.

Голодный волк в лице Соланжа продолжал развивать косоглазие: одновременно следил и за мной, и за Элланом. Выражение лица некроманта медленно менялось. Сначала усмешка перешла в оскал, потом и вовсе сошла с губ. Взгляд стал колким, жестким, радужка посветлела и теперь напоминала воду: практически бесцветная.

— Нехорошо, милорд, — с вызовом покачал головой некромант и встал.

Порыв воздуха донес тот же аромат, которым Соланж надушился на балу, только интуиция подсказывала, сейчас он прибег к помощи парфюма не ради утонченности, а чтобы заглушить нечто страшное, жуткое. Например, чью-то кровь.