Вслед за словом - Владимир Дмитриевич Алейников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И они – все трое, все разом, – говорили, да так увлечённо, вдохновенно, о чём-то важном, было ясно, для всех троих, – что слова их взлетали, казалось, вверх, с осенними листьями вместе, и кружились над ними в воздухе, и на землю совсем не падали, оставаясь там, наверху, где сгущался в облачном небе, чтобы там задержаться подольше, ясный, тихий, волшебной музыкой нараставший, звучащий свет.
Я хотел было ринуться к ним – но Зверев как-то внезапно, беспокойно, меня удержал.
Кивнул головою в сторону – и прошептал:
– Менты!
Потом вгляделся куда-то – и уточнил:
– Нет, мент. Один. Пока что – один. Но всё равно ведь – мент.
Посмотрел я туда, куда он кивал, напрягаясь, волнуясь, – и тоже увидел мента.
Одного. Настоящего. В форме.
Это был человек небольшого, даже маленького росточка.
Но, как Зверев говаривал, – враг.
И этот маленький мент, которого наши друзья не видели, разумеется, потому что сидели спинами к нему и вели свои разговоры, – какую-то прыть проявлял, охотничью прямо, и вкрадчивыми шагами приближался сзади к скамейке, где сидела дружная троица.
Зверев сказал:
– Подожди. Не спеши. Посмотрим, что будет.
Я ответил:
– Давай подождём.
А наши друзья – говорили.
Ворошилов:
– Хлебников – гений! Угол зрения – вот что важно. Зорким стань – и ты всё поймёшь!
Ерофеев:
– Кстати, у Ибсена есть один любопытный ход. Он для прозы – незаменим.
Зинатулин:
– Суры Корана, я скажу вам, – это поэзия!
Ворошилов:
– Помню, когда прочитал я Бёме впервые, мне открылось такое, братцы, что прозрел я тогда навек!
Ерофеев:
– Пер Гюнт! Вот это Скандинавия! Это музыка!
Зинатулин:
– Восток! Хайям! Авиценна! Дервиши, суфии!
И так далее. Как ни странно, разнобоя в словах друзей вроде не было. И друг друга хорошо они понимали.
Зверев тихо пробормотал:
– Ну и умные ребятишки!
Я ответил:
– Что есть, то есть.
Зверев:
– Им бы в Кремле сидеть – да страной управлять оттуда.
Я:
– Никто их не пустит в Кремль.
Зверев:
– Знаю. Да я шучу.
Я:
– Ребятки у нас – образованные.
Зверев:
– Ум – хорошо. У них, получается, – ум тройной. Как известный одеколон. Но не ум – один на троих. Три ума. И заметь, все – разные.
Между тем этот маленький мент почти подобрался к скамейке, на которой столь увлечённо говорили наши друзья.
Видимо, вообразил, что они выпивают. Иначе – зачем же им громко так говорить? На трезвую голову по-другому совсем говорят.
И вот этот маленький мент подошёл вплотную к скамейке.
И – за спинами у ребят – завопил повелительным тоном:
– Так! Попались? Что, распиваете? Доигрались? А ну-ка – встать!
И друзья наши – переглянулись меж собою, недоуменно и спокойно. И – встали тогда.
И внимательно посмотрели – с высоты своей – вниз, на мента.
Ворошилов сказал:
– Приветствую!
Ерофеев сказал:
– Ну, здравствуйте!
Зинатулин воскликнул:
– Салам!
Ворошилов:
– Да здравствует Хлебников!
Ерофеев:
– И Северянин!
Зинатулин:
– И Авиценна!
Мент, растерянно:
– Где вино?
Ворошилов:
– Да нет вина!
Мент:
– А водка? Где водку прячете?
Ерофеев:
– И водки нет. А была бы – давно бы выпили.
Мент:
– А пиво? Пили вы что-нибудь?
Зинатулин:
– Увы, не пили!
Мент:
– А что же вы громко так говорили, не выпивая?
Ворошилов:
– Беседы наши – философские. Рассуждаем о величии бытия.
Ерофеев:
– Терминологию можем мы упростить, для вас.
Зинатулин:
– Подкорректировать.
Мент:
– Ну вот, развели антимонию! Говорить вы горазды. Выходит, вы совсем ничего не пили?
Ворошилов:
– Совсем ничего.
Ерофеев:
– Ну да. А хотелось бы.
Зинатулин:
– Совсем не пили!
Мент:
– Не знаю, что и сказать!..
Он стоял, растерянный, маленький, там, внизу, – а над ним возвышались трое наших богатырей.
Гренадеры. Нет, великаны.
С высоты почти двухметрового роста, как будто с башен, смотрели они сочувственно на маленького мента.
Что ему оставалось делать?
Мент сказал:
– Ну, ладно. Бывайте! Только с выпивкой чтобы – ни-ни!
И ребята, все вместе, воскликнули:
– Ну конечно же! Ясно. Прощайте!
И мент ушёл восвояси – куда-то. И растворился где-то там, далеко, – навсегда…
И вспомнил я строки Хлебникова:
– И призраком ночной семьи застыли трое у скамьи.
Конечно же – с коррективами.
Из яви. А может – из сказки.
Из мифа. Или – предания.
Понятно, что – не семьи.
Тем более – не ночной.
А просто – дружеской троицы.
Но Хлебников был – я чувствовал это – совсем рядом.
А иначе вот здесь, в Сокольниках осенних, – и быть не могло. Был, присутствовал, жил – за каждым словом и взглядом. Смотрел на всех нас – внимательно, задумчиво и светло.
И тогда мне Зверев сказал:
– А теперь, Володя, пойдём! Заждались нас, видно, ребята!
И сказал я:
– Да, Толя, пойдём!
И мы подошли к друзьям.
Раздались восклицания наши, зазвучали в парке осеннем настоящей дружеской музыкой нашей встречи и наших имён:
– Здравствуй, Толя!
– Здравствуй, Володя!
– Здравствуй, Игорь!
– Веня, привет!
– Рафаэль, привет!
– Вот и встретились!
– Да, явились, не запылились.
– Нам пылиться, пожалуй, рано!
– А явиться – милое дело!
– Выпьем?
– Выпьем!
– А где?
– Найдём!
– Не впервой!
– Конечно!
– Ещё бы!
И нашли мы то, что хотели, в павильоне каком-то дальнем.
И отправились – вглубь Сокольников, чтобы там быть поближе к природе и подальше от всяких ментов и подобных им раздражителей.
Пусть общению нашему дружескому в старом парке московском, в осеннюю, переполненную поэзией задушевной, чудесную пору не мешает отныне никто!
И там, в глубине лесной, можно сказать – в глуши, хотя эта глушь лесная находилась в столичном городе, но была, тем не менее, в нём отдалённой от шума и гула, от любых примет городских, и казалась нам полной свободой, драгоценной, желанной волей из преданий, песен и сказок, откровением, нам дарованным на какое-то время, и явленным, в чём сомнений не было, свыше, выпивали мы, не спеша никуда, чинно, скромно, на свежем воздухе, – и, конечно же, говорили.
Разговоры прежние наши – вовсе не были болтовнёй.
Разговоры были – серьёзными.
Нас поддерживали они.
Помогали нам – выживать.
Помогали сплотиться нам, ощутить единство среды нашей давней, отзывчивой, дружной – и, что самое важное, творческой.
Не хватило тогда нам выпивки.
Захотелось нам всем – продолжить.
Только денег у нас – уже не было.
Но волшебник Зверев сказал:
– Ерунда! У меня есть деньги. Завалялись в кармане. Вперёд! В магазин, поскорее! Бодрит!
И отправились мы в магазин.
И встретили по дороге – маленького мента.
Он взглянул на нас
