Без Отечества… Цикл ’Без Веры, Царя и Отечества’ - Василий Сергеевич Панфилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чего-то такого я ожидал, — бормочу вслух, не обращая внимания на секретаря, ожегшего меня недовольным взглядом.
Достав из кармана небольшой томик со сборником поэзии французских сюрреалистов, который на днях подарил мне один из авторов, я погрузился в чтение. Ах, какие имена… Луи Арагон, Жан Кокто, Андре Бретон, Филипп Супо и ушедший в бессмертие Гийом Аполлинер…
… с автографами авторов, а?!
Я не Цезарь, и делать несколько дел разом не умею. Но перечитывать уже читанное, успевая отслеживать обстановку в приёмной, мне не сложно. Сухаревская ещё привычка! Попробуй там зазевайся…
Помимо меня в приёмной ещё несколько нервничающих господ чиновничьего вида, и мне было помстилось, что их собрали сугубо для того, чтобы усилить впечатление, который господин посол соизволил произвести на меня перед приёмом…
… но очень вряд ли!
Впрочем, исключать подобное я бы всё же не стал. Фигура я не из самых значимых, но здесь и сейчас, в настоящий момент, мой вес достаточно солиден.
А послу, собственно, достаточно высказать пожелания, и услужливые подчинённые, у которых умение улавливать нюансы такого рода буквально в крови, сделают всё сами. Собственно, это часть их работы.
Поэзия тем хороша, что, прочитав несколько строк, можно потом поднять голову с затуманенным, как бы невидящим взором, и всем своим видом показывать, что ты не здесь, в этом тварном жестоком мире! Бог весь, как там я играю, но периферийного зрения мне хватает, чтобы замечать происходящее, хотя и не в малейших деталях.
Секретарь, молодой человек изящного вида, весь якобы углубившийся в бумаги, время от времени отвлекается, чтобы окинуть кого-то из нас взором, отражающим начальственное недовольство. Наверное, будь я хоть чуточку заинтересован в карьере дипломата, эти взгляды привели бы меня в священный трепет…
… но чего нет, того нет!
Наконец, из кабинета Извольского вывалился взмыленный посетитель, и секретарь подал мне знак. Поднявшись, не без сожаления закрываю сборник…
… и гадаю — показалось ли мне, что секретарь подал шефу какой-то условленный знак, определённым образом нажимая коленом на звонок под столешницей, или это всё паранойя и теория заговора?
Посол, щеголеватый мужчина с лихо подкрученными вверх кончиками усов и красивым, но изрядно обрюзгшим лицом, со следами профессиональных излишеств, весьма демонстративно не заметил меня. Сидя за массивным столом чёрного дерева, он с озабоченным видом перебирает бумаги, хмуря подведённые брови и мастерски играя лицом.
Выждав некоторое время, и не дождавшись внимания, я оглядел кабинет, и, нарушая выстроенную психологическую композицию, отошёл в угол, усевшись в мягком кресле под прекрасным напольным торшером. Доставать из кармана томик поэзии или пилочку для ногтей я счёл всё-таки излишним…
… так что в ответ, не менее демонстративно, занялся изучением богато обставленного кабинета посла. На своей нынешней должности он давно, так что можно быть уверенным, что кабинет Александр Петрович обставлял по своему вкусу, и соответственно, я могу хотя бы отчасти понять если не характер господина Извольского, то как минимум те его черты, которые он желает показать посетителям.
«— Хороший вкус, — не мог не оценить я обстановку с точки зрения антиквара, — но пожалуй, акцент на а-ля Рюс несколько нарочитый, этакий профессионально-выпуклый, и даже наверное — служебный. Хм… впрочем, уверен, что это ничуть не случайно, равно как и те мелкие детали обстановки, говорящие о том, что его сердце принадлежит Франции»
— Кхм… — я лениво перевёл глаза в сторону господина Извольского, всё так же не отрывающегося от бумаг, и вернулся к созерцанию. Неудовольствие показывает? Да и чёрт с ним…
… хотя признаюсь, это всё бравада! Спина у меня мокрая, и если бы не лицо, по своей выразительности не уступающее булыжнику из стоптанной мостовой, я бы, пожалуй, даже не пытался играть в этакой манере.
— Алексей… Юрьевич? — с некоторой заминкой, как бы припоминая моё имя осведомился он, отрываясь наконец от бумаг.
— Александр… Петрович? — отзеркалил я, неторопливо вставая с кресла, — Рад, очень рад, что вы соизволили…
… но разумеется, он меня переиграл. Как бы ни относиться к Извольскому, но с шестого по десятый годы он был министром иностранных дел и гофмейстером[i], а это — уровень!
Да, деяния его на посту министра иностранных дел по меньшей мере спорны. Одна только англо-русская конвенция 1907 года, разграничивающая интересы Британии и Российской Империи в Азии чего стоит!
Я (увы!) не политолог, но полагаю, что признание протектората Великобритании над Афганистаном, вкупе с обещанием от имени Российской Империи не входить с афганским эмиром в прямые сношения, это большой шаг назад.
А признание суверенитета Китая над Тибетом и раздел Персии на сферы влияния, хотя и подносились как большое достижение Российской дипломатии, являлись скорее тактическими выигрышами, да и то, весьма спорными. Стратегическое преимущество (и не в первый раз!) получила скорее Великобритания.
А Боснийский кризис? Секретные переговоры господина Извольского за спиной Николая Второго, с австрийским министром иностранных дел Эренталем в 1908 году, едва не закончились очередной Балканской войной, и справедливо считаются тяжёлым поражением российской дипломатии.
В некотором роде, победой Извольского и российского МИДа можно считать Русско-итальянское соглашение 1909 года, когда, поддержав Италию в её претензиях на Албанию, в противовес Австро-Венгрии, Российская Империя изрядно ослабила Тройственный Союз[ii]. С другой стороны, победа эта обернулась чередой Балканских войн, которые и стали одной из первопричин Первой Мировой…
… но несмотря на всё это, несмотря на ярко выраженную профранцузскую позицию и несколько сомнительные достижения по посту главы МИДа, Александр Петрович не утратил поддержки Николая Второго, и, хотя и утратил пост министра, сохранил за собой одну из ключевых должностей в министерстве.
Полагаю, отчасти это как раз потому, что впечатление господин Извольский производить умеет…
… и он его произвёл.
Полагая себя человеком, достаточно психологически устойчивым, я, чёрт подери, оказался совершенно не готов к противостоянию с высококлассным дипломатом!
Если поначалу я отыграл пару позиций, сломав простейшую комбинацию по приведению меня к покорности, то несколько минут спустя посол полностью отыграл их. А сейчас, не повышая голоса, безукоризненно вежливо он разносит меня в пух и прах! Понимаю… я, черт подери, всё понимаю…
— … политика, Алексей Юрьевич, не делается с наскока, — устало выговаривает мне дипломат, полуприкрыв воспалённые глаза красноватыми, набрякшими веками, — как бы вам не
