Жребий - Стивен Кинг

На мягкой обочине за городской чертой Сьюзан остановила машину и пешком направилась через западное пастбище Карла Смита туда, где, дожидаясь зимы, круглился рулон выкрашенной в красное противоснежной пленки. Чувство нелепости происходящего усилилось, и, раскачивая один из колышков из стороны в сторону, чтобы лопнула удерживающая его в ряду прочих гибкая проволока, Сьюзан не смогла сдержать усмешку. Колышек был настоящим колом около трех футов длиной, заостренным на конце. Она вернулась с ним к машине и положила на заднее сиденье, умом понимая, для чего предназначается этот колышек (в кинотеатрах под открытым небом она просмотрела на сдвоенных сеансах достаточно фильмов Хаммера, чтобы знать: вампиру положено забивать в сердце кол), но ни на секунду не задумалась, сумеет ли заколотить его в грудь мужчине, если того потребует ситуация.

Сьюзан поехала дальше, за пределы города, в Камберленд. Слева оказалась маленькая сельская лавчонка, которая работала по воскресеньям — там отец Сьюзан покупал воскресную «Таймс». Ей вспомнилась маленькая витринка с бижутерией у прилавка.

Она купила «Таймс», а потом взяла маленький золотой крестик. Ее расходы достигли сорока пяти долларов. Сумму вызвонил на кассовом аппарате толстый продавец, всего на секунду отвлекшийся от телевизора, где показывали озадаченного Джима Планкетта.

Сьюзан свернула к северу, на Каунти-роуд — прямое двухполосное шоссе, недавно покрытое асфальтом. Этим солнечным днем все казалось свежим, бодрящим и живым, а жизнь — такой милой! Мысли Сьюзан перескочили на Бена. Скачок был невелик.

Из-за медленно плывущего кучевого облака вышло солнце, наводнив дорогу пятнами сияющего света и тени, потоками изливаясь сквозь листву нависших над шоссе деревьев. «В такой день, как сегодня, — подумала Сьюзан, — можно поверить, что все на свете заканчивается счастливо».

Проехав по Каунти еще пять миль, она свернула на Брукс-роуд, которая за границей Салимова Удела становилась немощеной. К северо-западу от поселка дорога шла то вверх, то вниз через сильно заросшую лесом местность, так что Сьюзан оказалась почти отрезанной от яркого послеполуденного солнца. Тут не было ни домов, ни трейлеров, а большей частью земли владела бумажная компания, известная главным образом своими просьбами к патронам не облагать налогом их туалетную бумагу. На обочине дороги через каждые сто футов виднелись знаки: «Охота запрещена» и «Посторонним вход воспрещен». Сьюзан миновала поворот к свалке, и в ней шевельнулось легкое беспокойство. На этом сумрачном отрезке дороги туманные возможности казались более реальными. Она обнаружила, что уже не в первый раз гадает, зачем нормальному человеку покупать развалюху самоубийцы да еще закрывать окна от солнечного света ставнями.

Дорога резко нырнула, а потом круто пошла вверх по западному склону Марстен Хилл. Сквозь деревья Сьюзан сумела разглядеть конек крыши дома Марстена.

Она поставила машину у подножия откоса, в конце заброшенной лесной дороги, и вышла из нее. Немного помедлив, Сьюзан взяла кол, а на шею повесила крестик. Она по-прежнему чувствовала себя нелепо, но если бы мимо случайно проехал кто-то из знакомых и увидел, как она шагает по дороге с колышком от противоснежного заграждения в руке, было бы в два раза хуже.

«Привет, Сьюзи, куда это ты?»

«Да так, в старый дом Марстена, убить вампира. Но мне надо спешить, в шесть — ужин».

Сьюзан решила сократить путь и пройти лесом.

Она осторожно перешагнула через развалины каменной ограды на дне кювета и порадовалась, что надела слаксы. Очень высокая мода для бесстрашных истребителей вампиров. Чтобы добраться до настоящего леса, ей пришлось пробраться через мерзкие заросли ежевики и поваленные стволы.

Она с трудом взбиралась наверх, не останавливаясь, ступая так тихо, как только могла. Чем ближе Сьюзан оказывалась к гребню холма, тем сильнее редел заслон ветвей, и то здесь, то там на миг показывался дом Марстена — его обращенная к поселку слепая сторона. И Сьюзан стало страшно. Указать точную причину своего испуга она бы не сумела — таким же беспричинным был страх, пережитый (но уже почти забытый) ею в доме Мэтта Бэрка. Девушка нимало не сомневалась, что ее никто не услышит, вдобавок стоял белый день, но на плечи давило неослабное бремя страха. Казалось, он нагнетается в сознание Сьюзан тем отделом мозга, что обычно молчит, видно, потому что устарел — так же, как аппендикс. Радость от сегодняшнего дня пропала. Она обнаружила, что в голову лезут те самые киноэпопеи ужасов, где героиня поднимается по узкой лесенке на чердак — посмотреть, что же напугало бедную старушку миссис Кобэм, или спускается в какой-нибудь темный подвал, где полно паутины и стены из нетесаного, покрытого испариной камня (символическая утроба). Сама она, уютно притулившись под рукой кавалера, обычно думала: «что за идиотка… да я бы никогда туда не полезла!» И вот, пожалуйста: лезет. Тут Сьюзан начала понимать, насколько далеко зашли различия между головным и спинным мозгом человека, как головной мозг может гнать тебя все дальше и дальше, несмотря на предупреждения, подаваемые ответственной за инстинкты частью нервной системы, так похожей на мозг аллигатора. Рассудок способен толкать человека вперед, пока дверь чердака не распахнется в физиономию некому ухмыляющемуся страшилищу, или пока он не заглянет в какую-нибудь наполовину заложенную кирпичом нишу в погребе и не увидит…

«ПРЕКРАТИ!»

Отогнав эти мысли, Сьюзан обнаружила, что вспотела. И все это — при виде обычного дома с закрытыми ставнями. «Хватит дурью мучиться, — сказала она себе. — Поднимешься на холм и произведешь в доме разведку. Со двора перед фасадом виден наш дом. Ну так что, скажи на милость, может с тобой случиться в поле зрения родного дома?» Тем не менее Сьюзан пригнулась и покрепче сжала кол, а когда загораживавшие дом деревья стали слишком редкими, чтобы обеспечить хорошее прикрытие, она опустилась на четвереньки и поползла. Через три или четыре минуты ползти, не обнаруживая себя, стало невозможно. Она очутилась за последним рядом сосен и россыпью можжевеловых кустов, откуда была видна западная стена дома, укрытая спутанным ковром истощенной осенью жимолости. Выросшая за лето трава пожелтела, но по-прежнему доходила до колен — скосить ее никто не пытался.

В тишине неожиданно взревел мотор. Душа у Сьюзан ушла в пятки. Девушка справилась с собой, вцепившись пальцами в землю и крепко прикусив нижнюю губу. Через секунду в поле ее зрения задним ходом въехала старая черная машина. Машина остановилась в конце подъездной дороги, вывернула на проселок и поехала в сторону города. Прежде, чем она исчезла из виду, Сьюзан вполне ясно разглядела водителя: крупная лысая голова, глаза, посаженные так глубоко, что видны были одни глазницы, воротник темного костюма и лацканы. Стрейкер. Может быть, поехал к Кроссену.