Сэр Троглодит - Виталий Башун

Насколько я понял, в этом слаженном коллективе я занял место погибшего брата Ситоры, а Фиора шла некоторым довеском. Ее высокое положение серьезно озадачивало Лима. Нет, «чистой» и «грязной» работы за отсутствием прислуги в отряде не было – каждый делал то, что необходимо. Однако мечники, например, большей частью на стоянках занимались обустройством охранного периметра и несли караульную службу. Маги ставили защитный контур и отслеживали окружающее пространство. Гномы осуществляли ревизию имущества и ремонт амуниции, снаряжения и оружия, хранили отрядную казну и планировали закупки. Искатели в основном добывали пропитание в виде свежего мяса и зелени – их работа, самая опасная и тяжелая, начиналась в руинах, поэтому в отряде не принято было их особо нагружать.

Тщательно поскребя затылок сначала правой рукой, потом левой, Лим принял решение прикрепить Фиору в пару к Ситоре, справедливо рассудив, что для стажера-девушки это будет наилучшим вариантом. Девушка девушку всегда поймет, а вампиресса к тому же считалась одним из сильнейших бойцов в отряде и в случае опасности могла эффективно защитить подопечную. Какая бы подготовка ни была у Фиоры, навряд ли ей часто приходилось на практике применять свое искусство в реальном бою против тварей и лихих людей. Думаю, у Лима было еще одно соображение – Ситора еще не отошла от переживаний после гибели брата, и забота о новичке должна была способствовать скорейшему ее возвращению к полноценной жизни.

В течение десяти дней после нашего выхода из Бессора мне казалось, что все вошло в колею. В отряде меня приняли нормально – увидели, что я не отлыниваю от работы, никому не отказываю в помощи, по лесу хожу не хуже элва и добычи приношу не меньше, не чураюсь общества и готов, не чинясь, рассказывать байки у костра. На восьмой день пути я допустил стратегическую ошибку. Пришел мой черед кашеварить, и я запряг всех в работу, покрикивая на ветеранов искательского дела, как сержант на новобранцев. Кто-то копал траншею-дымоход и прикрывал сверху дерном, кто-то сплетал из лозы стенки короба, кто-то обмазывал их глиной, кто-то ошкуривал и вострил прямые палочки определенной длины… Все были при деле, кроме караульных и магов, занятых периметром и контуром. Сам я не поленился прочесать окрестности в поисках нужной зелени и заказал охотникам мясо нужной кондиции – где хотите, но двух кабанчиков мне найдите. Элв с Лимом – они выразили желание стать сегодня добытчиками – похлопали глазами, покрутили пальцами у висков и… добыли-таки то, что я просил.

– Зачем столько мяса? – поинтересовался элв.– Не съедим мы двух кабанов.

– Съедим. А завтра ты пожалеешь, что притащил всего двух, а не трех.

Потихоньку ропот и недовольство в массах стали нарастать. Ишь чего удумал! Всех к работе пристроил, будто поварят каких. Нет бы как все – сварил кашу и нажарил мяса на углях, а то большая часть отряда на него работает вместо того, чтобы спокойно отдыхать перед завтрашним днем. Даже кишки не выбросил, а заставил тщательно вымыть и принести в лагерь. Потом мелко-мелко порезал мясо, смешал с разной зеленью и наделал колбас, как говорит, «пальцем пханных». Колбасы подвесил внутри короба, сам короб установил над выходом траншеи-дымохода и пустил дым от костра, куда накидал хворост строго определенных деревьев.

В общем, ужин готовился в этот день очень долго, но, когда от костра потянуло запахом жарящегося на палочках мяса, предварительно промаринованного в соке одного из растений да с разными специями, все, словно стая волков, собрались вокруг костра, сверкая голодными глазами, урча и взревывая желудками. А уж когда распробовали, насилу удалось оставить по палочке на завтрак.

Колбас хватило на два дня. Их ели во время коротких дневных привалов, а выдавали строго порционно – кольцо на двоих. Большинство признали, что такой вкуснятины они еще никогда не пробовали, и даже Фиора, которая наверняка привыкла к разным дворцовым деликатесам, и то нехотя признала: «Это есть можно»,– хотя уплетала за обе щеки и добавки просила не меньше остальных.

Таким образом, мне предложили дополнительную долю только за то, чтобы готовил теперь исключительно я. И хотя у меня не было желания заниматься стряпней на постоянной основе (изредка еще куда ни шло, но чтобы постоянно…), пришлось согласиться, так как отказ от целой доли никто бы не понял. Элв, улучив момент, задумчиво посмотрел мне в глаза и спросил, откуда я знаю некоторые секреты чисто элвийской кухни. В ответ я туманно сказал, что учитель мой не любит, когда о нем рассказывают посторонним. Элв, видимо, пришел к определенному выводу и с того времени, несмотря на свою замкнутость и некоторую отстраненность, стал меня выделять из всех, относиться более дружески, почти как к своему или как к человеку, причастному к чему-то важному.

Короче говоря, отношения со всеми в отряде, в том числе и с нелюдимыми гномами, складывались у меня хорошие, за исключением девушек – Фиоры и Ситоры.

Ситора вся ушла в свою скорбь, и даже появление подопечной не вывело ее из состояния самокопания и явного самобичевания. Вероятно, она, несмотря ни на что, считала себя виноватой в гибели брата. С рождаемостью у вампиров сложно. Рождение ребенка-вампира чуть ли не национальный праздник, а гибель сородича – всеобщий искренний траур. Убив троих представителей этой расы, я автоматически стал для всех вампиров врагом, невзирая на то, что убитые были законченными подонками. Однако остальные вампиры пока об этом не знали, а кричать на перекрестках о том, что сделал, я, разумеется, не собирался.

Фиора быстро стала в отряде своей и с каждым наладила хорошие отношения. Большинство мужчин тут же записались в число ее воздыхателей и одаривали своеобразными знаками внимания: старались взять на себя ее работу, преподнести необычный цветок, рассказать смешную историю или байку. Со всеми она была равно приветлива, за исключением… конечно же меня. Мою персону она принципиально не замечала. Если доводилось обращаться, говорила как можно короче и строго по делу. На ночлег укладывалась спать на противоположной стороне лагеря, в общем, старалась обходить меня десятой дорогой. Единственное время, когда она вела себя иначе,– это полчаса-час утром, днем и вечером. В эти минуты холодная и неприступная красавица превращалась в педантичную и послушную ученицу. Она располагалась рядом со мной поудобнее, доставала толстую тетрадь и стило, говорила номер очередной страницы и аккуратно записывала все, что я ей диктовал. Иногда приходилось брать у нее тетрадь и рисовать схемы магических воздействий, поясняя, что с чем связано и как это работает. Она слушала предельно внимательно, задавая вопросы по существу. И эти вопросы свидетельствовали о том, что она не только запоминает, но и понимает, о чем речь. Я даже пару раз ловил себя на том, что испытываю в такие моменты гордость ментора за талантливого ученика.