Тени грядущего зла - Рэй Брэдбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алиса между тем продолжала рассказывать.
— Я хотела убить его. Да, хотела. Через день после твоего отъезда. Я пошла в его комнату и положила руки ему на горло. И так я стояла долго-долго. Но я не смогла! Тогда я завернула его в одеяло, перевернула на живот и прижала лицом к подушке. Потом я выбежала из комнаты.
Дэвид пытался остановить ее.
— Нет, дай мне закончить, — хрипло сказала она, глядя в сторону. — Когда я выбежала из детской, я думала, все это просто. Дети задыхаются каждый день. Никто бы и не догадался. Но когда я вернулась, чтобы застать его мертвым, Дэвид, он был жив! Да, он перевернулся на спину, дышал и улыбался! После этого я не могла прикоснуться к нему. Я бросила его и не приходила даже кормить. Наверное, о нем заботилась кухарка, не знаю. Знаю только, что своим криком он не давал мне спать, и я мучалась все ночи и металась по комнате, и теперь я больна. А он лежит и думает, как бы убить меня. Попроще. Он понимает — я слишком много знаю о нем. Я не люблю его. У меня от него нет никакой защиты и не будет никогда.
Алиса выговорилась. Бессильно откинувшись на подушку, она некоторое время лежала с закрытыми глазами, затем уснула. Дэвид долго стоял над ней не в силах сдвинуться с места. Кровь стыла в его жилах, казалось, все клетки замерли в оцепенении.
На следующее утро он сделал единственное, что ему оставалось. Он пошел к доктору Джефферсу и все ему рассказал. Ответ доктора был весьма хладнокровным:
— Не стоит расстраиваться, старина. В некоторых случаях матери ненавидят своих детей, и мы, врачи, считаем это совершенно естественным. У нас есть даже специальный термин для этого явления — амбивалентность. Способность ненавидеть любя. Любовники, например, очень часто ненавидят друг друга. Дети ненавидят матерей…
Лейбер прервал его:
— Я никогда не испытывал ненависти к своей матери.
— Конечно, ты не признаешь этого. Люди не любят признаваться в таких вещах. Зачастую эта ненависть бывает абсолютно бессознательна.
— Но Алиса признает, что ненавидит своего ребенка.
— Точнее скажем, у нее есть навязчивая идея. Она сделала шаг вперед от примитивной амбивалентности. Кесарево сечение дало жизнь ребенку и чуть было не стоило жизни матери. Она винит ребенка в своем предсмертном состоянии и в пневмонии. Она путает причину и следствие и сваливает вину за свои беды на самый удобный объект. Господи! Да мы все так делаем! Мы спотыкаемся о стул и проклинаем его, а не нашу неловкость. Если мы промазали, играя в гольф, то ругаем клюшку, мячик, неровную площадку. Если неприятности в бизнесе, мы обвиняем Бога, погоду, судьбу, но только не самих себя. Я могу повторить тебе только то, что говорил раньше. Люби ее. Духовный покой и гармония — лучшее лекарство. Найди способы продемонстрировать ей свои чувства, придай ей уверенности в себе. Помоги ей понять, какое невинное и безобидное существо — ребенок. Убеди ее, что ради ребенка стоило рискнуть жизнью. Придет время, все уляжется, она забудет о смерти и полюбит ребенка. Если через месяц не успокоится, дай мне знать. Я подыщу хорошего психиатра. А теперь иди к Алисе, и не надо делать такую постную физиономию.
Когда наступило лето, страсти, казалось, действительно стали утихать. Дэвид, хотя и был поглощен работой, находил время и для своей жены. Она, в свою очередь, много времени проводила на воздухе — гуляла, играла с соседями в бадминтон. Стала более уравновешенной. Казалось, она забыла о своих страхах…
Алиса проснулась дрожа. За окном лил дождь и завывал ветер. Алиса схватила мужа за плечо и трясла, пока он не проснулся и не спросил сонным голосом, что случилось.
— Кто-то здесь, в комнате. Он следит за нами, — прошептала она.
Дэйв включил свет.
— Тебе показалось, — сказал он. — Успокойся, все хорошо. У тебя уже давно этого не было.
Она глубоко вздохнула, когда он выключил свет, и внезапно сразу уснула. Дэйв обнял ее и задумался о том, какая славная и вместе с тем странная женщина его жена. Прошло примерно полчаса.
Он услышал, как скрипнула и приоткрылась дверь в спальню. Дэвид знал, что за дверью никого нет, а потому нет смысла вставать и закрывать ее.
Однако ему не спалось. Он долго лежал в темноте. Кругом была тишина. Наверное, прошел еще час.
Вдруг из детской раздался пронзительный крик. Это был одинокий звук, затерянный в пространстве из звезд, темноты и дыхания Алисы, лежащей рядом.
Лейбер медленно сосчитал до ста. Крик продолжался. Стараясь не потревожить Алису, он выскользнул из постели, надел тапочки и прямо в пижаме двинулся из спальни.
«Надо спуститься вниз, — подумал он. — Подогреть молока и…»
Дэвид поскользнулся на чем-то мягком и полетел в темноту. Инстинктивно расставив руки, ухватился за перила лестницы и выругался.
Предмет, на который он наступил, скользнул вниз и шлепнулся на ступеньку. Волна ярости накатила на Дэйва:
— Какого черта нужно разбрасывать вещи на лестнице!
Он наклонился и поднял предмет, чуть было не лишивший его жизни.
Пальцы Дэйва похолодели. У него перехватило дыхание. Вещь, которую он держал в руках, была игрушкой. Нескладной, сшитой из лоскутков куклой, купленной им для ребенка.
На следующий день Алиса сама решила отвезти его на работу. На полпути она вдруг свернула к обочине и затормозила. Затем медленно повернулась к мужу:
— Я хочу куда-нибудь уехать. Я не знаю, сможешь ли ты сейчас взять отпуск, если нет, то отпусти меня одну. Пожалуйста. Мы могли бы кого-нибудь нанять, чтобы присмотрели за ребенком. Но мне необходимо уехать на время. Я думала, я отделаюсь от этого… от этого ощущения, но я не могу Я не могу оставаться с ним в комнате. Он смотрит на меня, как будто смертельно ненавидит. Я не могу заставить себя прикоснуться к нему… Я хочу уехать, прежде чем что-нибудь случится.
Он молча вышел из машины, обошел ее кругом и знаком попросил Алису подвинуться.
— Все, что тебе нужно, — это побывать у психиатра. Если он предложит тебе отдохнуть, я согласен. Но так это не может продолжаться. У меня просто голова идет кругом. — Дэвид устроился за рулем и включил зажигание. — Дальше я поведу машину сам.
Она опустила голову, пытаясь удержать слезы.
Когда они подъехали к конторе Дэйва, Алиса повернулась к нему:
— Хорошо. Договорись с доктором, я готова поговорить, с кем ты скажешь.
Он поцеловал ее.
— Вот теперь, мадам, вы рассуждаете разумно. Ты в состоянии добраться домой самостоятельно?
— Конечно, чудак.
— Тогда до ужина. Поезжай осторожно.
— Я всегда так езжу. Пока.
Отступив на обочину, Дэвид посмотрел вслед удаляющейся машине.
Придя в кабинет, он первым делом позвонил Джефферсу и попросил договориться о приеме у хорошего психиатра.
День тянулся невыразимо долго, дела не клеились. Его сознание было окутано каким-то туманом, в котором ему виделось искаженное ужасом лицо Алисы, повторяющей его имя. Ей все-таки удалось внушить ему свои страхи. Она сумела убедить его, что ребенок не совсем нормален.
Он диктовал какие-то нудные письма Разговаривал с бестолковыми клерками. Подписывал никому не нужные бумаги. В конце дня он был, как выжатый лимон, голова раскалывалась от боли, и радовало его только то, что можно наконец поехать домой.
В лифте он подумал: «А что, если б я сказал Алисе про игрушку — про ту тряпичную куклу, о которую поскользнулся ночью на лестнице? Бог мой, да это совсем выбило бы ее из колеи. Нет. Ни за что. Мало ли что бывает.»
Уже начинало смеркаться, когда такси подкатило к дому. Расплатившись с шофером, Дэвид вышел из машины и зашагал по бетонной дорожке.
Дом почему-то казался очень молчаливым, необитаемым. Дэвид вспомнил, что сегодня пятница и, значит, кухарка со второй половины дня свободна. Алиса же, наверное, уснула, измотанная своими страхами.
Он вздохнул и повернул ключ в замочной скважине. Дверь беззвучно поддалась на хорошо смазанных петлях.
Дэвид вошел, бросил шляпу на стул рядом с портфелем. Затем начал снимать плащ, случайно взглянул на лестницу и замер..
Лучи заходящего солнца проникали через боковое окно и освещали яркие лоскутки тряпичной куклы, лежавшей на верхней ступеньке.
Но на куклу он почти не обратил внимания. Его взгляд был прикован к Алисе, лежавшей на лестнице в неестественной позе сломанной марионетки, которая больше не может танцевать. Она была мертва.
Если не считать грохота ударов его сердца, в доме царила абсолютная тишина. Алиса была мертва!!!
Он бросился к ней, сжал в ладонях ее лицо. Тронул ее за плечи. Попытался посадить, бессвязно выкрикивая ее имя. Все было напрасно.
Он оставил ее и бросился наверх. Распахнул дверь в детскую, подбежал к кроватке.
Ребенок лежал с открытыми глазами. Его личико было таким потным и красным, будто он долго плакал.