Стихотворения - Владимир Набоков

548. «Когда, погаснув, как зарницы…»{*}

Когда, погаснув, как зарницы,уйдя от дальней красоты,во мгле, в ночи своей отдельной,истлею я, истлеешь ты;

когда замрет твой локон легкий,и тяжкий тлен в моих устахпрервет дыханье, и с тобоюмы будем прах, мы будем прах, —

как прежде, жадные, живые,не пресыщенные, — о нет! —блестя и рея, мы вернемсяк местам, где жили много лет.

В луче мы пылью закружимся,былых не ведая оков,и над дорогами помчимсяпо порученьям ветерков.

И станет каждая пылинка,блестя и рея тут и там,скитаться, как паломник тайный,по упоительным путям.

Не отдохнем, пока не встретит,за непостижною чертой,один мой странствующий атомпылинку, бывшую тобой.

Тогда, тогда, в саду спокойном,в вечерних ласковых лучах,и сладостный, и странный трепетнайдут влюбленные в цветах.

И средь очнувшегося садатакое счастие, такойпризыв воздушно-лучезарныйони почуют над собой,

что не поймут — роса ли это,огонь ли, музыка, иль цвет,иль благовонье, или двое,летящие из света в свет.

И, с неба нашего блаженстваиспепеляющего, крикзаставит вспыхнуть их пустыеи нищие сердца — на миг.

И в расползающемся мракеони, блеснув, потухнут вновь,но эти глупые людишкина миг постигнут всю любовь…

549. «Их сонмы облекли полночный синий свод…»{*}

Их сонмы облекли полночный синий свод,теснятся, зыблются, волнуются безгласно,на дальний юг текут; к таящейся, прекраснойлуне за кругом круг серебряный плывет.Одни, оборотясь, прервав пустынный ход,движеньем медленным, торжественно-неясноблагословляют мир, хоть знают, что напрасномоленье, что земли моленье не спасет.Нет смерти, говорят; все души остаютсясреди наследников их счастья, слез и снов…Я думаю, они по синеве несутся,печально-пышные, как волны облаков;и на луну глядят, на гладь морей гудящих,на землю, на людей, туда-сюда бродящих.

550. «Их душу радости окрасили, печали…»{*}

Их душу радости окрасили, печалиомыли сказочно. Мгновенно их влеклиулыбки легкие. Вся радужность землипринадлежала им, и годы их смягчали.Они видали жизнь и музыке вдаливнимали. Знали сон и явь. Любовь встречалии дружбу гордую. Дивились. И молчали.Касались щек, цветов, мехов… Они ушли.Так ветры с водами смеются на просторе,под небом сладостно-лазоревым, но вскорезима заворожит крылатую волну,плясунью нежную, и развернет морозныйспокойный блеск, немую белизну,сияющую ширь под небом ночи звездной.

551. «Лишь это вспомните, узнав, что я убит…»{*}

Лишь это вспомните, узнав, что я убит:стал некий уголок, средь поля на чужбине,навеки Англией. Подумайте: отнынета нежная земля нежнейший прах таит.А был он Англией взлелеян; облик стройныйи чувства тонкие Она дала ему,дала цветы полей и воздух свой незнойный,прохладу рек своих, тропинок полутьму.Душа же, ставшая крупицей чистой света,частицей Разума Божественного, где-тоотчизной данные излучивает сны:напевы и цвета, рой мыслей золотистыйи смех, усвоенный от дружбы и весныпод небом Англии, в тиши ее душистой.

552. «Из дремы Вечности туманной…»{*}

Из дремы Вечности туманной,из пустоты небытиянад глубиною гром исторгся:тобою призван, вышел я.

Я расшатал преграды Ночи,законы бездны преступили в мир блистательно ворвалсяпод гул испуганных светил.

Распалось вечное молчанье…Я пролетел — и Ад зацвел.Каким же знаком докажу я,что наконец тебя нашел?

Иные вычеканю звезды,напевом небо раздроблю…В тебе я огненной любовьюсвое бессмертие люблю.

Ты уязвишь седую мудрость,и смех твой пламенем плеснет,Я именем твоим багрянымисполосую небосвод.

И рухнет Рай, и Ад потухнетв последней ярости своей,и мгла прервет холодным громомстремленья мира, сны людей.

И встанет Смерть в пустых пространствахи, в темноту из темнотыскользя неслышно, убоитсясиянья нашей наготы.

Любви блаженствующей звеньяты, Вечность верная, замкни!Одни над мраком мы, над прахомбогов низринутых, — одни…

553. «Троянские поправ развалины, в чертог…»{*}

Троянские поправ развалины, в чертогПриамов Менелай вломился, чтоб развратнойсупруге отомстить и смыть невероятныйдавнишний свой позор. Средь крови и тревогон мчался, в тишь вошел, поднялся на порог,до скрытой горницы добрался он неслышно,и вдруг, взмахнув мечом, в приют туманно-пышныйон с грохотом вбежал, весь огненный как бог.

Сидела перед ним, безмолвна и спокойна,Елена белая. Не помнил он, как стройновосходит стан ее, как светел чистый лик…И он почувствовал усталость, и смиренно,постылый кинув меч, он, рыцарь совершенный,пред совершенною царицею поник.

Так говорит поэт. И как он воспоетобратный путь, года супружеского плена?Расскажет ли он нам, как белая Еленарожала без конца законных чад и вотбрюзгою сделалась, уродом… Ежедневноболтливый Менелай брал сотню Трой меж двухобедов. Старились. И голос у царевныужасно резок стал, а царь — ужасно глух.

«И дернуло ж меня, — он думает, — на Троюидти! Зачем Парис втесался?» Он пороюбранится со своей плаксивою каргой,и, жалко задрожав, та вспомнит про измену.Так Менелай пилил визгливую Елену,а прежний друг ее давно уж спал с другой.

554. «Моими дивными деревьями хранимый…»{*}

Моими дивными деревьями хранимый,лежал я, и лучи уж гасли надо мной,и гасли одинокие вершины,омытые дождем, овеянные мглой.

Лазурь и серебро и зелень в них сквозили;стал темный лес еще темней;и птицы замерли, и шелесты застыли,и кралась тишина по лестнице теней.

И не было ни дуновенья…

И знал я в это вещее мгновенье,что ночь, и лес, и ты — одно,я знал, что будет мне данов глубоком заколдованном покоенайти сокрытый ключ к тому,что мучило меня, дразнило: почемуты — ты, и ночь — отрадна, и лесноемолчанье — часть моей души.

Дыханье затаив, один я ждал в тиши,и, медленно, все три мои святыни —три образа единой красоты —уже сливались: сумрак синий,и лес, и ты.

Но вдруг —всё дрогнуло, и грохот был вокруг,шумливый шаг шута в неискренней тревоге,и треск, и смех, слепые чьи-то ноги,и платья сверестящий звук,и голос, оскорбляющий молчанье.

Ключа я не нашел, не стало волшебства,и ясно зазвучал твой голос, восклицанья,тупые, пошлые, веселые слова.Пришла и близ меня заквакала ты внятно…Сказала ты: здесь тихо и приятно.Сказала ты: отсюда вид неплох.А дни уже короче, ты сказала.Сказала ты: закат — прелестен.Видит Бог,хотел бы я, хотел, чтоб ты в гробу лежала!

555. «Усталый, поздно возвратился…»{*}

Усталый, поздно возвратилсяя в сумрак комнатки моей,к уюту бархатного кресла,к рубинам тлеющих углей.

Вошел тихонько я и… замер:был женский облик предо мной:щеки и шеи светлый очерк,прически очерк теневой,

да, в кресле кто-то незнакомый,вон там, сидел ко мне спиной.

И волосы ее и шеюя напряженно наблюдал;на миг застыл, потом рванулся —и никого не увидал.

Игра пустая, световаялишь окудесила меня —теней узоры да подушкана этом кресле у огня.

О вы, счастливые, земные,скажите, мог ли я уснуть?

Следил я, как луна во мракесвершала крадучись свой путь —по стенке, в зеркале, на чашке…Я в эту ночь не мог уснуть.

556. «Было поздно, было скучно…»{*}