Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием - Мария Симонова

Не зря профессия запрещает киллеру серьезные привязанности. Так задумано для его же блага. Его и того, к кому он может привязаться. Я знал точную цену человеческой жизни – в финансовом эквиваленте. Знал, как никто другой, что жизнь простого смертного – не политика и не мафиозного босса – стоит в этом мире гроши, впрочем, даже того не стоит. И мне было известно не понаслышке, как неизмеримо, заоблачно подскакивает эта цена по отношению к тому, кому ты можешь признаться, пускай не вслух, а только в собственной душе: «Я тебя люблю. Я не могу без тебя жить» – древние как мир, давно ставшие банальными фразы, измызганные телесериалами, затертые до дыр дешевыми карманными изданиями. Что поделаешь, других у нас нет, а любые поэтические кружева сводятся, как ни крути, к этим простым словам, способным еще прозвучать, пожалуй, лишь в женских устах. Но не в мужских. Мужчине остается молчать. И молча ставить на карту все – то, что удалось выгрызть для себя из неподатливой системы, и то неизмеримо большее, что сулят перспективы достигнутого – ради единственной, хрупкой и вроде бы обычной человеческой жизни.

Мы ехали с безумной по здешним понятиям скоростью – чуть ли не вдвое быстрее прочего транспорта, ползущего вообще по–черепашьи. Думаю, виной тому были экологически чистые двигатели, огромным минусом которых во все времена являлась слабая тяга. Впрочем, куда им тут торопиться?.. Я обратил внимание на серый «БМВ», висящий, не отставая, у нас на хвосте, – не иначе как тачка была от той же конторы, и, значит, в ней вполне могли везти моих ребят – Ежа с Хирургом. Не сомневаюсь, что им тоже вкатили в лобешники по лазерному разряду. Только бы они, оклемавшись, поняли все правильно и не стали раньше времени устраивать вокруг себя месиво: у нас еще оставался единственный шанс попасть в Управление, тот, который любезно предлагал мне Токарев с самого начала, – то есть под видом пленных.

Мы уже подъезжали, когда из узкой боковой улочки вырвался, как черт из загона, огромный допотопный драндулет. Взревев, он выехал поперек дороги и остановился, перекрыв нам путь сверкающим полированным боком. Токарев от неожиданности чуть не врезался в этот глянцевый бок, едва успел притормозить с разворотом, так что нас всех кинуло вперед и влево. Следующая позади машина замерла почти впритык к нам.

Драндулет – я даже и марки–то такой не знаю, похожий на лакированный башмак в стиле «ретро» – не спешил освобождать нам дорогу и, похоже, вообще не собирался никуда больше двигаться. Кажется, он попросту заглох. Ничего особенного я в происшествии не углядел: ну не выдержал старый конь, сдох на дороге – объезжай покойничка и кати себе дальше. Но мои орлы–оперативники что–то не торопились его объезжать: из «БМВ» выскочили двое в форменных костюмчиках и направились к драндулету. Действуя очень оперативно, эта парочка выволокла на свет хозяина антиквариата – невысокого седого старичка с круглой пиратской нашлепкой на левом глазу. Тоже своего рода антиквариат. Старичок поначалу не очень–то отпирался – сознавал свою вину, но, когда его безо всяких церемоний и околичностей потащили к нашей машине, попытался что–то доказывать, размахивая ксивой.

Токарев открыл заднюю дверцу, так что до нас стало доноситься невнятно: «Ветеран космоплавания… Вторая Экспансия… Русско–Германский конфликт… (Батюшки, да сколько ж ему лет? Двести?..) Девять правительственных наград!..» На этом ксиву у старого пирата отобрали, а самого впихнули в машину ко мне под бок. Мой второй охранник, на время вышедший, чтобы впустить нового арестованного (видимо, по делу о подготовке моего побега), припер с другой стороны ветерана, дверца упала, окончательно спрессовав нашу четверку. Машина тронулась, объезжая пиратский «бриг», осиротевший без капитана.

– Черт знает что творится! – раздраженно произнес старичок, проводив озабоченным взглядом свой «Летучий Голландец». Затем он изучил меня в упор единственным выпученным глазом, для чего ему пришлось полностью вывернуть шею в мою сторону. Насмотревшись на меня и поерзав, как бы в попытке отвоевать себе жизненное пространство, ветеран Второй Экспансии и Русско–Германского конфликта продолжил скрипуче: – Допустим, я нарушил правила. Хорошо, согласен. Но с каких пор это стало причиной, чтобы вот так, не разобравшись, хватать человека и тащить его… – На этих словах притиснутый к двери охранник ткнул его оттопыренным локтем в живот – не так чтоб сильно, но старичок умолк, хватая ртом воздух. Воздуха здесь и так было на три вздоха, да еще мы подпирали с обеих сторон. Короче, не выжить бы старичку в таких условиях и двух минут, но тут как раз, на его счастье, машина остановилась. Вроде бы приехали.

Нас подвезли к монументальному зданию цвета слоновой кости, стоявшему на огороженной территории. Ограда из высоких стальных прутьев на первый взгляд была слабовата, но кто его знает, может, они через нее пропускают ток?.. Впрочем, вряд ли – зачем местным органам сажать себя в клетку под током? Защищаться под Куполом им все равно не от кого, самая хищная здесь организация – это они и есть.

Ворота открылись перед нами по сигналу, посланному Токаревым с панели управления.

Итак, первый кордон этого бастиона власти мы миновали практически без проблем и без потерь. Я и раньше не отрицал, что план Токарева имеет ряд неоспоримых преимуществ. Но сразу подозревал, что он преследует цель, диаметрально противоположную моей.

Встречать нас высыпала целая бригада – человек пятнадцать вооруженных горилл. Итого по пятеро на нашего брата, нет, больше, считая тех, что приехали с нами, и не беря в расчет старичка, которого вряд ли будут конвоировать усиленной группой.

Пингвина, который подпирал старого пирата, после открытия дверцы сразу выдавило наружу. Пока он вытаскивал за собой полузадохшегося, скорчившегося в три погибели деда, я размышлял вот о чем: парализуют меня сейчас, чтобы кантовать в изолятор обездвиженным, или все–таки поведут на своих ногах? На «люксе» такая проблема решается просто – пакуют антиобщественный элемент в силовой кокон и с комфортом доставляют куда надо. Для подобной процедуры достаточно одного–двух человек. Здесь о таких благах цивилизации преступнику мечтать не приходится – парализуют небось и потащат, как мешок с костями, ударяя головой обо все встречные углы и притолоки.

Меня толкнули в бок. Вылезать, по крайней мере, мне предоставляли самому.

Наплеков с Токаревым не торопились покидать машину, о чем–то между собой беседуя – не иначе как обсуждая последние детали своей гнусной многоходовой интриги, близящейся, по их мнению, к победному концу.

За мной вылез охранник и пристроился к группе, сразу взявшей меня в плотное кольцо. Я понял, что меня решили вести на своих двоих, здраво рассудив: хоть я и бессмертен, но что я могу – скованный, окруженный со всех сторон вооруженными солдатами? Ничего, конечно же. В конце концов, я тоже человек, и возможности мои не безграничны.

На долю невезучего старичка, как это ни странно, достался не менее мощный конвой – среди скопления лбов его черная нашлепка даже не просматривалась.

Из второй машины уже вытащили Ежа с Хирургом, окружили каждого по отдельности и конвоировали по направлению к небольшой бронированной двери, притулившейся с краю здания. Нас с ветераном повели следом. По пути я машинально поднял голову, чтобы взглянуть на небо – дай бог, чтобы не в последний раз. Уткнулся взглядом в молочно–светлую твердь «небес» Купола и понял, что если проиграю, то настоящего неба мне уже никогда не увидеть.

Значит, должен выиграть.

Дверь гостеприимно распахнулась, и мы стали в нее втягиваться плотными группами по пять–шесть человек в каждой. Контрольный пункт, располагавшийся на входе, мы миновали безо всяких вопросов и назойливых проверок, просто вошли, как к себе домой, так что прямо не нарадоваться, и оказались в просторном, скудно освещенном помещении – низкий потолок, стены, окрашенные в грязно–зеленый цвет, сразу давящий на психику. Здесь уже все дышало атмосферой предвариловки, к тому же в этом холле не было окон. Зато имелся большой лифт. Я еще только входил, а лифт уже был открыт и туда вводили Хирурга.

Я тут же понял, что в лифт нас будут грузить по отдельности и по выходе из него мы друг друга уже не увидим. Меня кинули лицом к стене, но я еще успел поймать взгляд Хирурга, стоявшего в лифте среди охранников, и чуть кивнуть – в основном веками. Потом меня уперли в стену. Отметить местоположение следящей аппаратуры мне так и не удалось – просто не успел, ну и ладно: скорее всего, камерами здесь утыкано все, кроме, может быть, лифта. Но в целях приснопамятной конспирации камеры по пути нашего следования могут быть отключены либо дежурит на них преданный, проверенный человек. Исходить все–таки надо из того, что наши передвижения будут отслеживаться.