Люди как боги (сборник) - Сергей Снегов

Я поинтересовался, не оскорбляет ли невидимок перспектива превратиться в вещественные тела в оптическом пространстве.

– Что ты, адмирал! Невидимость – наша военная форма. И если мы ее носим плохо, страдает наша воинская честь. Когда мы становимся видимыми, мы как будто снимаем броню: и удобно, и не надо следить, чтоб к ней относились с уважением.

Ромеро потом сказал, что в древности люди тоже применяли бронирование доспехами и оно тоже делало тело воина невидимым, хотя оптически сама броня оставалась на виду.

Разумеется, оптическая невидимость – штука более совершенная, чем бронирование доспехами. И старинные рыцари, как и нынешние невидимки, предпочитали ходить без брони, они называли это «носить штатское». Но если приходилось напяливать доспехи, рыцари заботились уже не столько о собственной безопасности, сколько о том, чтоб внушить уважение к своей военной форме. И называлось это так: «защищать честь мундира».

Пленные головоглазы светили тускло, все остальное пропадало в черном небытии. Было лишь то, что рядом.

Я не знал, куда исчез Орлан, где Гиг, где разместились перешедшие на нашу сторону невидимки. Петри вскоре ушел, за ним исчезли Камагин и Осима. Тяжело махая крыльями – ему обязательно надо было пролететь над всем лагерем, – умчался к своим, на далекий шум голосов и перьев, Труб. Мы сидели кучкой на свинцовом пригорочке, Мери и мои друзья по Гималайской школе – Ромеро, Лусин, Андре. Андре попросил:

– Расскажите об Олеге и Жанне, друзья. – И добавил: – Вам покажется удивительным, но сходил с ума я не сразу, а стадийно. Сперва пропал внешний мир и память о Земле, потом стиралось окружающее. Долго держались Жанна и Олег. И последний образ, который сохранял мой мозг, погасая, был ты, Эли. По-моему, ты не заслуживаешь такой привилегии.

– По-моему, тоже. – Меня обрадовало, что вместе с разумом к Андре возвратилась его милая дружеская резкость. – Вероятно, это оттого, что я был последним, кого ты видел.

– Возможно. Начинайте же!

От семейных дел мы перешли к событиям на Земле и в космосе. Я описал сражение в Плеядах, первую экспедицию в Персей, работы на Станции Волн Пространства. Ромеро поделился воспоминаниями о спорах с Верой и о дискуссиях на Земле, с иронией отозвался о своем поражении, обрисовал размах перестроек в окрестностях Солнца.

– Вы не узнаете нашей звездной родины, дорогой Андре. Плутон вас потрясет, ручаюсь!

– Меня потрясает Эли! – воскликнул Андре. – Я помню тебя талантливым зубоскалом, ты был горазд на вздорные выходки, но не на ослепительные мысли и глубокие открытия. А встретил адмиралом Большого Галактического флота… И за твоей спиной исследование волн пространства.

– Приходилось заменять тебя, а это было непросто. А потом я, естественно, превратил необходимость в добродетель.

– Нет, и подумать странно: ты – мой верховный начальник! Придется привыкать, не сердись, если сразу не получится.

– Привыкай, привыкай! Другим было не легче твоего.

Мери вдруг запальчиво вмешалась в разговор:

– Сколько я помню Эли, он чаще краснел, чем иронизировал. А если случались вздорные выходки, вроде прогулок наперегонки с молниями, то их было немного. Мне даже досадно было, что Эли такой серьезный, я предпочла бы мужа полегкомысленней.

– Вы просто не учились с Эли в Гималайской школе, – отозвался Андре. – К тому же он в вас влюбился, – вероятно, такая встряска подействовала на него к лучшему. Серьезный, властно командующий Эли – поверьте, это звучит очередной шуткой!

Ромеро обратился к Андре:

– Милый друг, многие, в том числе, со стыдом признаюсь, и я, считали вас мертвым, ибо… ну что ж, раз ошиблись, надо каяться, – ибо не было похоже, чтоб разрушители знали человеческие тайны. Мне казалось невероятным, что такие злодеи не сумели у вас, живого, выпытать все, что вы знали. Но вам посчастливилось, если можно назвать счастьем такой печальный факт, как умопомешательство… Об этом выходе никто из нас не подумал.

– Я сам изобрел его! Я свел себя с ума сознательно и методично. Сейчас расскажу, как это происходило.

Он с ужасом ожидал пыток. Смерть была бы куда лучше, но он понимал, что за ним наблюдают, старинные способы самоумерщвления – ножи, петля, отказ от пищи, перегрызенные вены, – весь этот примитив здесь не действовал. И тогда он решил вывести из строя свой мозг.

– Нет, не разбить голову, а перепутать связи в мозгу, так сказать – перемонтироваться. Конечно, мозг – конструкция многообразная, нарушение его схемы на каком-то участке еще не вызывает общей потери сознания, но все-таки вариантов неразберихи несравненно больше, чем схем сознания, и на этом я построил свой план.

– Так появился серенький козлик?

– Именно так, Эли. Я выбрал козлика еще и потому, что разрушители наверняка не видели этого животного и понятия не имели о сказочке со старухой и волком. А я думал о козлике наяву и во сне, видел только его… Что бы ни происходило, на еду, на угрозы, на страх, на разговоры – на все я отвечал одной мыслью, одной картиной: козлик, серенький козлик… Я перевел весь мозг на козлика! И мало-помалу существо с рогами и копытцами угнездилось в каждой мозговой клетке, отменило все иные картины, кроме себя, всякую иную информацию, кроме того, что оно – серенький козлик. Я провалился в умственную пустоту, из которой вывели меня уже вы!

– Как ты мучился, Андре! – прошептал Лусин. В голосе его слышались слезы. – Такие страдания!..

– Какая сила воли, Андре! – сказал Ромеро. – Что вы изобретательны, мы знали, но, признаюсь, не ожидал, что вы способны так воздействовать на себя!

Я задумался. Андре сказал с упреком:

– Ты не слушаешь нас, Эли!

– Прости. Я размышлял об одной трудной проблеме.

– Какой проблеме?

– Видишь ли, у нас выведена из строя МУМ. И вывели ее примерно твоим способом – перепутали схемы внутренних связей.

– Свели машину с ума? Забавно! А схема запутывания схемы есть?

– Боюсь, что нет. Все совершалось аварийно. Возможно, кое-что из своих команд Осима и Камагин запомнили.

– Можно подумать, – сказал Андре, зевая. – МУМ, конечно, не сложнее человеческого мозга.

– Не вздремнуть ли? – предложил Ромеро. – Все мы устали, а завтрашний день обещает быть тоже нелегким.

Ромеро, Андре и Лусин расположились неподалеку, и скоро до нас донеслось их сонное дыхание.

Я лежал и думал об Астре. Все утро я нес его на руках, и он был со мной, а потом шел бой, после боя меня отвлекли разговоры с разрушителями и Андре – и я не вспоминал Астра. А сейчас он стоял передо мной, и я разговаривал с ним. Он жалел меня. Отец, говорил он, нам просто не повезло, вот почему я и умер. Да, нам не повезло, соглашался я, вот видишь, мы победили врагов, и гравитация ослабела, как сегодня лихо летали ангелы, что бы тебе стоило подождать день-другой – и ты бы остался жив! Я не сумел, оправдывался он, не сердись, отец, я не сумел – и это не поправишь! Это не поправишь, сынок, говорил я, это уже не поправишь!

Так я лежал, мысленно беседуя с сыном, пока меня вдруг не толкнула Мери. Я приподнялся. Она сидела рядом.

– Перестань! – сказала она с рыданием. – Нельзя так терзать себя.

– С чего ты взяла! Просто я думаю…

– Спи! Обними меня и спи! Это безжалостно так… пойми!.. Я ведь тоже ни о чем другом думать не могу…

Я обнял ее. Она прижалась ко мне, и вскоре я услышал, как она опять молча плачет. Я тихо гладил ее волосы. Она заснула внезапно, не то на полувсхлипе, не то на полустоне. Я подождал, пока сон не стал крепким, осторожно вытер мокрые щеки и положил ее голову себе на грудь – так ей было удобнее, чем на свинце.

Проснулся я, когда звезда выкатилась из-за горизонта.

– Колонны готовы к выступлению, адмирал, – доложил Осима.

– Пленные головоглазы по-прежнему видят во мне начальника, Эли, – сообщил Орлан. – Держать их под охраной не нужно, они пойдут отдельным отрядом.

А Гиг шумно захохотал всем туловищем. Жизнерадостности у этого скелета хватило бы на дюжину людей.

– У невидимок – торжество! Кто сражался вчера против, сегодня будет сражаться за. За меня, своего любимого вождя, пойдут в огонь. Но ты понимаешь, Эли, раз нам разрешено снять невидимость и спуститься на грунт… Идти третьей колонной, за людьми и ангелами, как велел Осима, – это не для невидимок, нет, это не для нас!

Я поставил отряд невидимок впереди всех. Гиг отправился строить своих в дорогу и так лихо гремел скелетом, что люди и ангелы вздрагивали, а пегасы злобно ржали. Только флегматичные драконы держались спокойно, когда Гиг шагал мимо.

– Я положила Астра в авиетку, – сказала Мери. – Больше не будем нести его на руках.

– Тебе тоже нужно бы сесть в авиетку.

Она с усилием улыбнулась:

– Разве ты забыл приказ адмирала? Я вынесу все, что вынесешь ты.

11

Уже не только в бинокль, но и невооруженным глазом была видна Станция – один не то купол, не то просто холм, а неподалеку три возвышения поменьше. Некоторые крепости на Земле, с их фортами, бойницами и орудиями, выглядели внушительнее.