Книга тайн - Том Харпер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А где формы?
Каспар поднял на меня взгляд.
— В сумке.
Я залез в сумку, которую Каспар принес из дома Дритцена. Если не считать нескольких отливок свинца, сумка была пуста.
— Наверное, ты положил их на стол.
Я принялся искать их среди всякого хлама — клочков бумаги, инструментов, медных пластин и порченых форм, валявшихся на столе.
— Ты уверен, что принес их?
Он пожал плечами.
— Мне так казалось.
Вот в такие моменты я ненавидел работать с Каспаром. Если ему что-то было безразлично, то он относился к этому спустя рукава и никакие упреки до него не доходили.
— Ты, наверное, оставил их в прессе.
— Вероятно, — согласился он.
— Я тебя просил их принести.
Дритцен вот уже неделю как болел, и дом превратился в проходной двор для озабоченных родственников, всюду сующих свой нос друзей и кредиторов, которые опасались, что больше не увидят своих денег.
— Если их кто-то заметит, наш секрет будет раскрыт.
— Я запер дверь.
Мне не хотелось ссориться с Каспаром — мы и без того уже немало спорили в тот год. Я повернулся к нему спиной и подошел к двери сарая, чтобы остыть, вдохнув морозный декабрьский воздух.
Во дворе стоял мальчик. Поначалу я принял его за бродягу или воришку, но он не убежал, когда я двинулся, чтобы прогнать его. Я присмотрелся и понял, что знаю его — мальчик на посылках Ганса Дюнне. Вид у него был такой, словно он бежал всю дорогу из Штрасбурга.
— Тебя Дюнне послал? — спросил я из двери.
Он кивнул.
— Он просил передать, что герр Дритцен умер.
Дом со своими изогнутыми стенами и пологой крышей и без того был похож на гроб. Закрытые ставни не пропускали свет изнутри. Мы долго стояли на пороге, прежде чем слуга впустил нас. Внутри пахло уксусом и смолой, оттого что здесь жгли сосновую крошку.
— Иди вниз и возьми формы, — сказал я Каспару, давая ему ключ, на который мы запирали подвал. — И винты тоже возьми.
Чтобы снизить эффекты одиночной ошибки, мы ввели инновацию, разделив текст на четыре отдельные отливки — по одной на каждый абзац. Мы свинчивали их вместе, делая таким образом одну доску.
— А ты куда?
— Выразить соболезнования.
Я взял свечку со стены и пошел вверх по скрипучей лестнице. По стене метались тени. Добрый десяток пар глаз обратился на меня, когда я вошел в комнату: плакальщики и слуги стояли за дверями спальной. Всех, казалось, объединил безмолвный упрек. Большинство собралось вокруг толстой женщины в белой вуали — жены Дритцена, теперь его вдовы — и мужчины, за которого она цеплялась, его брата Йорга.
Я снял шапку.
— Фрау Дритцен, я пришел сказать, как глубоко…
Увидев меня, она отделилась от собравшихся и завизжала:
— Это ты виноват. Ты и твой дружок. Он был хороший человек, честный человек, пока вы не соблазнили его вашим колдовством. Если этот день и принесет какое благо, так только то, что он вырвался из-под вашей власти. Когда Андреаса похоронят, вы вернете мне все, что он вам дал, до последнего гроша!
Она обрушила на меня град ударов. Ее деверь обхватил ее руками и оттащил от меня.
— Иди к своему мужу, — приказал он. — А с этим я разберусь.
Он почти затолкнул ее в спальню. Через открытую дверь я увидел неясные очертания тела Дритцена, лежащего на своей кровати под саваном.
Йорг закрыл дверь и посмотрел на меня хитрым взглядом. До этого, приходя к Дритцену, я два-три раза видел его брата, который мне сразу не понравился. Это был маленький горбатый человек с опухшими щеками и поросшим щетиной подбородком, по форме похожим на луковицу.
— У нее истерика, — без малейшего сочувствия сказал он. — Ее можно понять. В такие времена деловые вопросы должна решать холодная голова.
— Твой брат умер, — сказал я. — Дела могут подождать.
— Я разговаривал с Андреасом перед его смертью. Он поведал мне о вашем предприятии, сказал — единственное его сожаление, что он не увидит того безмерного богатства, которое будет получено в результате. Он сказал, что передает мне свою долю в партнерстве.
— Если он это сказал, то у него, вероятно, от болезни уже помутился разум, — ответил я. — Но мы можем поговорить об этом позднее. Я приду сюда проводить Андреаса.
Все было верно. Я не отрицал, что играл на его корысти и подстрекал к участию в предприятии, которое мне сулило большую выгоду, чем ему. Но Дритцен был торговец — он вкладывал деньги, если видел прибыль. Откуда он их доставал — это было его дело. Но я скорбел по нему, как скорбит один человек, узнав о смерти другого.
— Я пойду. Я не хотел расстраивать семью в час горя.
— Ты гораздо сильнее расстроишь меня, если не выслушаешь, — сказал Йорг. — Я знаю, сколько денег Андреас вложил в вашу аферу, хотя он мне так и не объяснил, почему она, на его взгляд, заслуживала этого.
— Тогда ты этого и не узнаешь. Его деньги и тайны останутся в партнерстве.
— Значит, я должен занять его место.
— У меня есть подписанный им договор, согласно которому в случае его смерти его наследники не смогут получить ничего до окончания предприятия. Но он и умирая, остался мне должен.
Я не мог и представить, что мне придется говорить это, стоя рядом с еще не остывшим телом.
— Ты что же — оставишь его жену нищей?
— Ответственность за нее лежит на тебе, а не на мне. Она станет нищей, если ты это допустишь.
— Тогда я пойду в суд. — Йорг перешел на крик. — То, что вы с Андреасом держали в тайне, станет известно всему городу. Ты от меня так просто не отделаешься.
Каспара я встретил на улице.
— Ты забрал формы?
Он протянул мне тяжелую сумку.
— Я еще вывинтил винты из пресса. Кто бы его ни увидел теперь, не догадается, для чего он нужен.
— Ну, дознаться они все равно могут. Брат Дритцена грозит подать на меня в суд.
— Пусть. Есть только четыре человека, которые знают секрет. Саспах и Дюнне нас не выдадут.
Меня это мало утешило.
— Мы должны поспешить домой. Йорг Дритцен с ума сходит — хочет выведать наши секреты. Меня не удивит, если он вломится в нашу мастерскую разнюхать, что там к чему.
Мы позаимствовали лошадь для Каспара и в темноте поскакали в Сент-Арбогаст. От этой скачки у меня в памяти остались только морозный воздух да запах лошадиного пота. Как только мы добрались до места, я развел огонь в кузне и зажег все светильники, какие смог найти. С помощь Драха я отыскал в сарае все отливки, какие мы когда-либо делали, все формы, даже обломки свинца, любой фрагмент металла с буквами на нем. Я положил все это в металлический тигель и поставил его на огонь. Оставил только медные дощечки с гравировкой. Их я завернул в мешок и закопал под камнем во дворе. Они были мне слишком дороги — я не мог их уничтожить.