Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Великий магистр госпитальеров, оставшийся на поле сражения один, после того как он сломал два меча и дрался булавой, пока у него хватало сил держать ее в руке, был взят в плен. Великий магистр тамплиеров, после того как рядом с ним и у него на глазах пало двести восемьдесят его рыцарей, бросился в канал и приплыл в лагерь — с выколотым глазом, в разорванной одежде и в пробитых доспехах; из всех тех, кто вошел в Мансуру и кто видел гибель графа Артуа, только он и четверо его соратников, тоже бросившихся в канал, могли рассказать о случившемся.
В пять часов дня в Каир вылетел второй голубь, неся новое письмо, совершенно отличное от первого. В нем сообщалось, что с помощью Магомета французская армия, вошедшая в Мансуру, потерпела в ней поражение, а король Франции и весь цвет его рыцарства были там убиты.
Ошибка, как мы сказали, произошла из-за того, что доспехи графа Артуа, как и доспехи его брата, были украшены золотыми геральдическими лилиями.
«Эта весть, — писал один из арабских авторов, — явилась источником радости для всех истинно верующих».
XXI. ДОМ ФАХР АД-ДИНА БЕН ЛУКМАНА
Ночь прошла беспокойно; сарацины, одержавшие победу в Мансуре, оказались побежденными на берегах канала; их лагерь теперь целиком был в руках крестоносцев, и король и военачальники поставили свои шатры вокруг захваченных метательных орудий. Жуанвиль расположился на ночлег справа от орудий, в шатре, который достался ему от великого магистра тамплиеров и был принесен сюда его людьми с другого берега; как ни хотелось ему спать и как ни велика была у него потребность в отдыхе, посреди ночи он пробудился от криков:
— Тревога! Тревога!
Жуанвиль тотчас же поднял своего спальника и приказал ему узнать, что происходит. Через несколько мгновений тот вернулся, крайне испуганный:
— Вставайте, сир, вставайте! Сарацины, пешие и конные, убивают тех, кто стоит на страже возле орудий!
При этих словах Жуанвиль поспешно вскочил, облачился в доспехи, надел на голову железный шлем и выбежал из шатра, созывая своих воинов. Несколько рыцарей, привлеченных, как и он, криками охраны, выбежали из своих шатров; израненные и почти безоружные, они, тем не менее, бросились на сарацин и оттеснили их. После этого король приказал Гоше де Шатильону занять вместе со свежим отрядом, отозванным из лагеря, позицию между шатрами и неприятелем, и, благодаря этой предосторожности, рыцарям все же удалось поспать до утра.
Наступивший день был первой средой Великого поста. Все войско предалось покаянию, однако, взамен пепла, легат посыпал голову королю песком пустыни.
Сарацины стояли лагерем на равнине, неподалеку от христиан. Хотя бой прекратился, с обеих сторон то и дело летели стрелы, раня, а иногда и убивая воинов в обеих армиях; и тогда шестеро сарацинских командиров спешились и принялись сооружать нечто вроде заграждения из огромных камней, чтобы защитить себя от стрел крестоносцев. Жуанвиль и его рыцари, увидев такие приготовления к обороне, решили разрушить эту стену, как только наступит ночь. Какой бы короткой ни была эта задержка, она явно казалась чересчур долгой священнику по имени мессир Жан де Веси: закончив исповедовать рыцарей и посыпать им головы пеплом, что он делал не снимая с себя лат, священник тотчас надел на голову шлем, взял под мышку меч, но так, чтобы сарацины не заметили, что он вооружен, и направился прямо к стене; шестеро турок не обратили внимания на одинокого человека, шедшего к ним, и продолжали возводить стену; но, оказавшись рядом с ними, мессир Жан де Веси выхватил меч, бросился на работавших и начал наносить им удары, прежде чем те смогли постоять за себя. Двое, из которых один был ранен, а другой убит, упали, а остальные обратились в бегство. Священник преследовал их какое-то время, но затем, видя, что на помощь тем, кого он прогнал, идет большой отряд сарацин, повернул назад, к христианскому войску, преследуемый, в свою очередь, четырьмя десятками всадников, которые изо всех сил пришпоривали своих лошадей. И тогда столько же христианских рыцарей и тяжеловооруженных конников вскочили в седло, чтобы прийти на выручку священнику. Но им даже не понадобилось как-нибудь иначе выказывать свое намерение вступить в бой: увидев их верхом, сарацины повернули коней; тем не менее рыцари устремились вслед за ними; не в силах догнать их, один из крестоносцев метнул со всего размаха свой кинжал, и оружие, брошенное наугад, вонзилось в бок одного из сарацин, который умчался, унося его в своем теле, но вскоре упал с лошади, убитый или смертельно раненный, ибо он так и не поднялся на ноги.
За исключением этой стычки, день прошел довольно спокойно; сарацины были заняты тем, что принимали в Мансуре юного султана Туран-шаха, прибывшего туда в день сражения; он проследовал через Каир, где султанша Шаджар ад-Дурр передала ему бразды правления, и тотчас же в сопровождении отборного войска двинулся в путь к театру военных действий. Два голубя, несшие в столицу вести: один — о нападении французов, другой — об их поражении, пролетели над головой султана, но он ничего не знал о тех новостях, какие доставляли эти гонцы, и прибыл на место вечером, как раз в то время, когда вместо Фахр ад-Дина новым командующим армией сарацины провозглашали Бейбарса, прозванного Бундук- даром, ибо он был командиром арбалетчиков. Новый султан одобрил выбор и, уверенный, как и остальные, что это сам король Франции пал под ударам сарацинских воинов, велел выставить напоказ полукафтан убитого брата короля, чтобы поднять боевой дух своих воинов. И