Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вперед!
И, несмотря на увещевания своих баронов, он бросился в атаку первым. Все пришли в движение и кинулись вслед за ним, так что два войска вновь столкнулись, издав такой грохот, что его услышали коннетабль и Жуанвиль, находившиеся на расстоянии мили; они остановились в сомнении, не зная, кому им следует помогать — королю или его брату. Но затем, решив, что в первую очередь в помощи нуждается король, они повернули лошадей и бросились в обратную сторону; но между ними и Людовиком стояло сарацинское войско численностью более тысячи человек, а их было всего шестеро; тогда они двинулись в обход по берегу канала и, следуя вдоль него, увидели, как его воды несут из Мансуры погнутые и сломанные луки, копья и пики, мертвых и умирающих людей и лошадей; то были печальные вести от графа Артуа и его отряда; рыцари отвели взгляд от канала и продолжили свой путь к королю.
Людовик отступил к реке и занял выгодную позицию на ее берегу, совершив перед этим в грандиозном бою то, на что, казалось, не был способен ни один человек: окруженный шестью сарацинами, двое из которых уже схватили под уздцы его коня, он поразил всех шестерых ударами меча и освободил себя сам. Если бы не этот пример сверхчеловеческой доблести, показанный королем, сражение было бы проиграно. Но, после того как рыцари стали свидетелями подобных подвигов, совершенных их государем, ни один из них не пожелал отставать от него; так что каждый стоял насмерть, и сарацины наконец отступили, чтобы, в свою очередь, сплотить свои ряды, ибо крестоносцы, в десять раз уступавшие им числом, привели врага в страшное и жалкое состояние.
Так что Жуанвиль и коннетабль прибыли вовремя, но вовремя не для того, чтобы наблюдать за концом сражения, поскольку этот короткий перерыв был лишь передышкой, позволявшей противникам восстановить силы, а чтобы прийти на помощь своим товарищам, когда начнется новый бой, который теперь готовился. Так вот, невдалеке от того места, где находился король, протекал ручей, впадавший в канал, а через этот ручей был перекинут небольшой мост. Оценив важность этой позиции, Жуанвиль остановился там вместе с коннетаблем и, увидев своего кузена графа де Суассона, сказал ему:
— Сир, прошу вас остаться здесь и охранять этот мост; тем самым вы принесете большую пользу, ибо если вы уйдете отсюда, то турки, которых мы видим сейчас перед собой, нападут на короля с тыла, в то время как их соратники атакуют его в лоб.
— Сир, кузен мой, — отвечал ему граф де Суассон, — если я останусь на этом мосту, останетесь ли вы здесь со мною?
— Да, — сказал Жуанвиль, — до последнего вздоха.
— Ну что ж! — воскликнул граф. — Раз так, я с вами! Услышав это, коннетабль промолвил:
— Вот и хорошо. Охраняйте мост как доблестные и верные рыцари, а я отправляюсь искать для вас подкрепление.
Рыцари выставили караул, и Жуанвиль, которому пришла мысль оборонять этот мост, встал у его начала, имея по правую руку от себя граф де Суассона, а по левую — мессира де Новиля.
Пробыв на этом посту не более минуты, они увидели, что справа прямо к ним скачет граф Бретонский, возвращавшийся со стороны Мансуры, куда он так и не смог войти. Граф несся на крупной фламандской лошади, все поводья которой были порваны, так что он двумя руками держался за ее шею, опасаясь, что мчавшиеся вслед за ним сарацины выбьют его из седла, а это означало бы его гибель. Время от времени он поднимался в стременах, открывая рот, и, хотя оттуда хлестала кровь, как если бы его рвало, это не мешало ему оглядываться и осыпать насмешками и оскорблениями своих преследователей. Наконец он достиг моста, по-прежнему насмехаясь над все еще гнавшимися за ним турками, однако те, увидев рыцарей, с решительным видом стоявших на посту и обративших к ним свои лица и мечи, тотчас же отступили и умчались, чтобы примкнуть к другим сарацинским отрядам.
Турки перестроились, так что через минуту снова послышались звуки горнов и кимвалов и раздались крики, еще более угрожающие и страшные, чем прежде. Все турецкие силы объединились, намереваясь предпринять последнее усилие, чтобы сбросить короля и шестьсот или семьсот рыцарей, которые у него еще оставались, в канал, находившийся у них за спиной.
Произошло именно то, что предвидел Жуанвиль. Часть сарацин двинулась на короля, а часть попыталась захватить мост, но и там, и тут они встретили яростное сопротивление. В небольшом отряде Жуанвиля было два королевских сержанта, одного из которых звали Гильом де Бон, а другого Жан де Гамаш. Своими плащами, расшитыми лилиями, они привлекли к себе особое внимание неверных. Множество простолюдинов и челядь, объединившись в ненависти к ним, стали осыпать их камнями. Сарацинские арбалетчики, со своей стороны, обрушили на них тысячи стрел, так что земля позади рыцарей, казалось, покрылась торчащими колосьями, склонившимися на ветру. Чтобы защитить себя от этого смертоносного дождя, Жуанвиль снял с убитого сарацина стеганую кирасу и соорудил из нее щит, благодаря чему в него самого попало лишь пять стрел, тогда как в его лощадь — пятнадцать. Каждый такой залп сопровождался криками и оскорблениями, приводившими в ярость доблестного сенешаля. Как только один из горожан его сенешальства принес ему знамя с его гербом и длинный боевой нож взамен сломанного меча, он тотчас же вместе с графом де Суассоном и графом де Новилем ринулся на всех этих простолюдинов, рассеял их и, убив нескольких, вернулся к мосту, который вскоре опять подвергся атаке, сопровождаемой новыми неистовыми криками. Так что Жуан- виль вознамерился было наброситься на них снова, но граф де Суассон остановил его, промолвив:
— Да пусть эти негодяи кричат и вопят, и, клянусь Телом Господним, уж поверьте мне, мы с вами еще поговорим об этом дне, сидя в дамской гостиной.
Одного этого обещания графа оказалось достаточно, чтобы заставить славного сенешаля запастись терпением.
Король, со своей стороны, подвергался не менее частым атакам и оборонялся не менее стойко. Сарацины применили все ту же тактику: они