Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

– Вот именно! Я долго искала способ заткнуть в себе этот словесный поток. И потом нашла. Я представляла себе бескрайнюю звездную ночь в начале времен. Когда не было прошлого, все только началось, будущее было сокрыто, а значит, мыслей не было. И вот мы первые существа на Земле, смотрели на звезды и ни о чем не думали. А затем мы перемещались в людские тела. И вот я открываю глаза в ночи и вижу себя в этой комнате, незнакомой. А рядом лежит ребенок, неизвестный мне. Я не знаю своего прошлого и прошлого ребенка. Я познаю этот мир с нуля. И в этой новой жизни мой неизвестный ребенок здоров, потому что у него, как и у меня, нет прошлого. В этот-то момент и загадываю желание и убеждаю Вселенную в том, что Катя здорова. Наши потомки из других измерений и тысячелетий слышат меня и помогают – такова сила Рода. И по многу раз представляю себе, что прошлого не было: нет никаких прямых доказательств, что оно было, кроме наших достижений и приобретений, но и они могут быть нарисованными. Отсекаю прошлое любыми способами, отсекаю обиды, боль, неприятие других людей. Самые злостные обидчики становятся нейтральными людьми, все становится – безразлично, и все – едино. А утром просыпаешься свежий, как огурчик, настроение прекрасное, в памяти больше не ворошишь обиды, несчастья, которые тебе принесли другие люди, никого в мыслях не ругаешь больше. И так каждый день – каждый день полная эмоциональная и мысленная перезагрузка, ты освобождаешься не только от страха, но и от всех отрицательных эмоций в принципе.

– Какая ты молодец все-таки, я бы так не смогла, – писала ей подруга Smerkala.

– У каждого свой путь, свой способ, своя молитва. Ты же помнишь, я тебе рассказывала про Надежду, которая обращалась к нетрадиционной медицине и выходила дочь так, что она теперь не принимает препаратов в принципе, что с ее диагнозом невозможно.

– Так-то это все так, но врачи пугают, что все эти гомеопаты и прочие еще больший вред могут нанести.

– Могут. А могут и в больнице вред нанести, нам же ведь назначили неправильное лечение вначале.

– Это да. Кому же верить?

– Только материнскому сердцу, – отвечала Юля. – Оно одно ответ на все.

Она постаралась завершить переписку, потому что не любила открывать свои мысли посторонним: как бы ни был полезен ее опыт для других, вряд ли кто-то услышит и поймет ее, вряд ли кто-то повторит ее путь. Никто из людей не любил наставлений; что же, у каждого своя воля.

В новой однокомнатной квартире Антон не смог сделать ремонт, на который так надеялась его новая супруга: денег хватило только на то, чтобы поклеить новые обои на неровные стены. Ветхие белые облупившиеся двери он покрасил, но из-за большого количества обкрошившейся краски в старом слое их поверхность стала еще более неровной.

То же произошло и с окнами. А потом эти и без того несимпатичные рамы пришлось подклеить утеплителем, так как иначе зимой квартиру продувало насквозь. На кухне было очень неуютно: предыдущие жильцы очень плохо убирались последние тридцать лет, отчего когда-то диковинный заграничный гарнитур был сплошь покрыт засохшим жиром и плесенью. Все это нужно было просто снести и вынести из квартиры.

Ванную с туалетом они хоть как-то отмыли, но потом перестали мыть: ведь жене его было не до уборки, а сам Антон боялся дотрагиваться до таких древних, заржавевших санузлов. У них могли бы остаться хоть какие-то деньги, хотя бы на туалет и ванную, если бы его жена не решила рожать по контракту в самом дорогом роддоме города, а потом не потратила декретные выплаты на очень неплохую коляску и кроватку.

С рождением ребенка их финансовое положение ухудшилось: расходы с каждым днем росли. Сначала они стали постоянно покупать в аптеке бесконечные лекарства: каждый раз, когда они показывали ребенка педиатру, врач выписывал 5–6 препаратов, причем каждый раз новые.

Затем им пришлось закупать смесь, так как ребенок отказался от груди. Смесь «Малютка», которую давали бесплатно в поликлинике, сразу вызвала аллергию, пришлось покупать импортную. К этому еще добавились расходы на бесконечные памперсы, одежду. Жена кричала, что ребенок должен быть только в зимних и осенних комбинезонах Kerry, а Антон не мог понять, как можно было отдать треть зарплаты за вещь, которую ребенок будет носить всего три месяца.

Зарплаты зачастую не хватало, и приходилось занимать у знакомых и коллег за неделю-две до получки. Теперь он уже корил себя за то, что они расписались и вписали его имя в свидетельство о рождении, вместо того чтобы оформить пособие матери-одиночки.

Сегодня был выходной, а это означало, что можно было наконец расслабиться. Проснувшись ближе к 12, Антон сразу сел за компьютер, не умываясь и не бреясь. Впереди его ждал огромный виртуальный мир игр. Жена несколько раз подходила к нему и пыталась сорвать с него наушники.

– Ты поможешь мне с ребенком или как? – она держала визжащего ребенка с таким видом, словно он был чужим и она не знала, как с ним сладить.

– А че он орет-то?

– А я почем знаю? Ты отец, займись хоть немного сыном, весь день просидел за компьютером! Можно мне отдохнуть?

– Я ничем не помогу все равно, – пожал плечами Антон, зевая. – Со мной он так же будет визжать. Ты мать, ты и занимайся. Я и так всю неделю работаю.

– А я, по-твоему, не работаю? – крик жены перекрыл визг ребенка.

Но Антон уже не слушал ее. От этих разговоров он начинал проигрывать, и нужно было скорее наверстывать упущенное. В перерыве между раундами он зашел на Фейсбук, и тут же покраснел: первый пост, который он увидел, был пост Юли. На фотографии она была вместе с Катей в очередном немецком городе, Дортмунде.

Она часто размещала такие посты, словно они каждые выходные куда-то уезжали, как будто ее новый муж был настолько обеспеченным, что мог содержать и жену, и приемную дочь, и брать их в путешествия.

А еще ему казалось, что она намеренно хвасталась перед всеми своим богатством. Ему хотелось бы видеть, что худое лицо Кати несчастно, чтобы убедиться, что она страдает вдали от родины и отца, под опекой чужого человека. Но лицо ее, хорошеющее с каждым разом, словно по заказу, сияло на всех фотографиях.

Судя по всему, ей было совершенно все