Серафина - Хартман Рейчел

Обновленная, я поднялась и направилась к двери. За ней ждала работа, которую некому больше было делать, кроме меня.

Комонот был настолько важным гостем, что ему отвели покои в личном крыле королевской семьи, самой роскошной и усиленно охраняемой части дворца. Подходя к посту стражи, я чувствовала, как в животе тревожно екает. У меня не было четкого плана, что плести на этот раз, не было заготовлено никакой удобной лжи. Я собиралась попросить позволения пройти к ардмагару и посмотреть, что получится.

Узнав в одном из охранников Майки Карася, старого знакомого, я едва не развернулась, но только стиснула обвязанное оранжевой тканью запястье, вскинула подбородок и подошла к нему как ни в чем не бывало.

— Мне нужно поговорить с ардмагаром, — сказала я. — Как это можно устроить?

Майки неожиданно улыбнулся.

— Идите за мной, госпожа концертмейстер. — Он распахнул передо мной тяжелые двойные двери и кивнул своим товарищам.

Страж проводил меня в закрытую жилую зону. Стены коридора украшали яркие гобелены, перемежающиеся мраморными статуями, портретами и постаментами, на которых красовались хрупкие стеклянные скульптуры и изящный фарфор.

Королева славилась своей любовью к искусству — видимо, здесь она и держала свою коллекцию. Я едва осмеливалась дышать, чтобы ненароком что-нибудь не опрокинуть.

— Вот его покои, — сказал Майки и, отворачиваясь, добавил: — Осторожней там… Принцесса Дион заявила, что старый саар пытался к ней приставать.

В это оказалось удручающе легко поверить. Я проследила взглядом за тем, как страж удалился по коридору, и отметила, что он не повернул назад, к своему посту, а пошел дальше по тому же крылу. Ему приказали пропустить меня, и он пошел доложить, что я явилась. Ну, не ругать же свою удачу. Я постучала в дверь Комонота.

Слуга — человек, молодой парнишка из пажей — открыл дверь сразу, но при виде меня сделал очень своеобразное лицо. Очевидно, ожидали здесь кого-то другого.

— Это мой ужин? Неси его сюда, — послышался из другой комнаты голос ардмагара.

— Это какая-то женщина, ваше превосходительство! — крикнул мальчик, когда я мимо него прошла в комнату, очевидно, служившую кабинетом. Мальчик, будто терьер, тявкал где-то под ногами: — Нельзя заходить, пока ардмагар не позволит!

Комонот что-то писал, сидя за широким столом; когда я вошла, он поднялся и уставился на меня, потеряв дар речи. Я присела в глубоком реверансе.

— Простите меня, сэр, но мы с вами еще не договорили, когда нас так грубо прервал ваш неудавшийся убийца.

Он по-деловому прищурился.

— Опять твоя теория заговора?

— Вы проигнорировали послание из отвращения к посланнику.

— Сядь, Серафина, — сказал он, указывая на мягкое кресло с резными завитушками, расшитое изящным лиственным орнаментом. Покои его были сплошь бархатная парча и роскошный темный дуб, даже потолок был украшен большими резными шишками, которые торчали из центра каждого кессона, словно гигантские чешуйчатые пальцы. В этом крыле дворца декор был куда более замысловатый, чем в моем.

С того разговора в кабинете епископа у ардмагара было довольно времени, чтобы протрезветь, и теперь он прожигал меня взглядом столь же пронзительным, как у Ормы. Комонот уселся напротив, задумчиво водя языком по зубам.

— Ты, должно быть, считаешь меня суеверным дураком, — сказал он, засовывая руки в объемные рукава своей вышитой накидки.

Прежде чем ответить, мне требовалось услышать больше — пока что, вполне возможно, он был прав.

— Признаю, — продолжал он, — я вел себя именно так. Тебя не должно существовать. У драконов бывают трудности со всем, что противоречит фактам.

Я едва не рассмеялась.

— Чем же я противоречу фактам? Вот она я, перед вами.

— А если бы ты была призраком и говорила то же самое, я должен был бы тебе верить? Разве не логичней было бы мне считать тебя симптомом собственного безумия? В соборе ты доказала мне свою вещественность. Теперь я хочу понять ее природу.

— Хорошо, — сказала я несколько опасливо.

— Ты происходишь из двух разных миров: раз у тебя есть материнские воспоминания, ты видела, каково это — быть драконом, могла сравнить с нахождением в саарантрасе и с тем, что значит жить как человек — или почти как человек.

Ну, с этим я могла справиться.

— Да, я испытала все три состояния.

Он наклонился вперед.

— И как тебе показалось в теле дракона?

— Не… неприятно, честно говоря. И сложно.

— Вот как? Полагаю, здесь нет ничего неожиданного. Драконы очень отличаются от людей.

— Меня утомляют непрерывные расчеты направления ветра, а запах всего мира сбивает с толку.

Он сложил кончики пухлых пальцев и вгляделся в мое лицо.

— Но, пожалуй, ты хотя бы отчасти понимаешь, насколько чужеродно для нас это обличье. Мир вокруг выглядит по-другому, и легко заблудиться — как внутри себя, так и снаружи. Если я-саарантрас реагирую на что-то иначе, чем я-дракон, то кто же я сейчас на самом деле? Может быть, я люблю тебя? — спросил он вдруг. — Мне пришло в голову, что любовь считается одним из стандартных мотивов подобного поведения. Только я не знаю, как ее определить, как измерить.

— Вы меня не любите, — сказала я сухо.

— Но, может быть, в какой-то момент любил? Нет?

— Нет.

Его рука полностью спряталась в рукаве, а потом вдруг появилась из воротника и почесала двойной подбородок. Меня порядком удивил этот маневр.

— Любовь требует самой строгой коррекции. Этого эмоционального состояния мы учим наших студентов наиболее тщательно избегать. Оно представляет реальную опасность для сааров, потому что, видишь ли, наши ученые, влюбившись, не хотят возвращаться. Не хотят больше быть драконами.

— Как моя мать, — сказала я, крепко скрестив руки на груди.

— Именно! — воскликнул он, даже не подозревая, что я могла бы оскорбиться его тоном. — Мое правительство подавляет любую гиперэмоциональность, особенно любовь, и мы поступаем верно. Но, оказавшись здесь, оказавшись «этим», я понимаю — мне любопытно хоть раз ощутить все возможные чувства. Когда я вернусь, мой разум очистят — я не собираюсь терять себя — но я хочу встретиться лицом к лицу с этой опасностью, сунуть голову прямо в ужасную пасть любви, пережить ее смертоносный удар и найти более эффективные способы лечения тех, кто страдает от этого недуга.

Я едва удержалась от смеха. Учитывая, сколько страданий мне уже принесла любовь к Киггсу, я не могла не согласиться со словами «ужасная» и «недуг». И все же нельзя было позволить ему думать, что я одобряю его план.