Командир Марсо - Жан Лаффит

Но д'Артаньян никак не может решиться на отход, не выяснив все до конца. Что он скажет в батальоне? Что доложит Марсо? Нет, во что бы то ни стало кому-нибудь из бойцов нужно проникнуть в город. Если никто не отважится, пойдет он сам.

Нашелся один желающий, молодой парень из Бержерака. Он прекрасно знает все подступы к городу. Д'Артаньян поручает ему выполнить это задание…

Через сорок минут он возвращается. Подступы к вокзалу крепко охраняются, но ему все же удалось через сады и переулки проникнуть в город. Там все было нормально. В тюрьме царила тишина. В городском саду никого не оказалось…

«Вероятно, товарищей схватили», — думает д'Артаньян и со смертельной тоской в душе приказывает отходить…

Уже четыре часа утра. На развилке дороги грузовик останавливается. Сойдя с него, один из бойцов направляется с донесением в штаб сектора. Остальные продолжают свой путь. Д'Артаньян, сидя в кабине, отдельно от своих товарищей, украдкой смахивает слезу. Он в отчаянии.

XXVI

Вскоре после того как д'Артаньян прибыл на условленное место, из дома, находившегося неподалеку от его позиций, вышел какой-то человек… Он прошел немного вперед вдоль дороги и вскоре вернулся обратно… Затем из того же дома вышли еще два человека, и все трое, удаляясь от города, скрылись в ночной тьме… Все это было проделано так осторожно, что дозорные д'Артаньяна, расставленные по соседству, ничего не заметили. Три человека шли около получаса, потом, свернув с дороги, направились к какой-то богатой даче. Один из них открыл решетчатую калитку и пропустил своих спутников в сад; под их шагами заскрипел песок на аллее… Приоткрылась какая-то дверь, и на пороге показался силуэт женщины… Не говоря ни слова, она впустила посетителей в слабо освещенный коридор, после чего пошла проверить, заперта ли калитка, и, возвратясь, закрыла наружную дверь дома, дважды повернув ключ.

— Он здесь? — спросил один из прибывших.

— Да, в гостиной.

Женщина открыла другую дверь и, пропустив двух посетителей, оставила их наедине с Марсо.

Третий, вероятно, не раз бывавший в доме, прошел в кухню, где застал Рамиреса. Тот чувствовал себя довольно непринужденно, он снял свое оружие и разложил его на столе.

Женщина принесла им бутылку вина, паштет и хлеб, а сама принялась готовить бутерброды для тех, кто находился в гостиной. На вид ей казалось лет сорок, и держалась она с большим достоинством. Человеку, сидевшему около Рамиреса, было, должно быть, лет пятьдесят, одет он был в рабочий комбинезон.

При виде двух посетителей Марсо на секунду замер в нерешительности, в глазах у него мелькнуло изумление, потом, радостно улыбаясь, он пошел им навстречу.

— Вот это да!

Более высокий из них был Гарнье, комиссар по кадрам департаментского комитета Ф.Т.П. Другой — член Центрального комитета, которого Марсо не видел еще с довоенного времени и теперь не сразу узнал, так как тот стал носить очки и отрастил себе усики. Они крепко обнялись, похлопывая друг друга по спине.

— Меня зовут Фуркад, — сказал представитель Центрального комитета, желая несомненно избежать, чтобы его назвали настоящим именем.

Но Марсо было бы приятно вспомнить его прежнее имя. Фуркад — раз уж надо его так называть — был для Марсо больше, чем просто товарищ по партии и ответственный руководитель. Он был тем человеком, которого в какой-то момент жизни встречает на своем пути каждый коммунист: Фуркад открыл Марсо двери партии и направлял его первые шаги. Это было десять лет назад, в знаменательные дни февраля 1934 года, когда Марсо, в то время рабочий Шарль Морэн, вернувшись с военной службы, снова стал работать токарем на верфях Жиронды. Фуркад находился тогда в Бордо. Его видели повсюду: на демонстрациях, на заводах, в порту… Однажды вечером Морэн был на небольшом собрании, где присутствовало всего семь человек; перед ними выступил Фуркад. Он говорил совсем просто, словно беседовал с ними. Именно он рассеял последние колебания Морэна относительно вступления в партию. В дальнейшем Фуркад всегда проявлял к нему внимание, выдвинув его сперва секретарем ячейки верфи, потом, после больших забастовок 1936 года, — в состав руководства местной секции и, наконец, после его возвращения из Испании, — в федерацию партии.

На каждом этапе его работы Фуркад, который был старше Морэна на тринадцать лет, помогал ему, поддерживал, подбадривал, боролся против естественной для молодого коммуниста боязни ответственности. И вот Шарль Морэн, ставший теперь майором Марсо, после пятилетней разлуки снова встретился со своим старым другом. Он знал, что Фуркад, бежав из плена в Германии, опять занял свой пост в Центральном комитете, но о дальнейшей его судьбе, как и о судьбе многих других, ему ничего не было известно.

Марсо не мог удержаться, чтобы не задать Фуркаду несколько вопросов о здоровье руководителей партии: о депутатах-коммунистах, находящихся в Алжире… о Жаке Дюкло… о Морисе Торезе. Потом наскоро поговорили об общих друзьях, об арестованных товарищах, расстрелянных, пропавших без вести или ведущих где-то борьбу…

— Я вызвал тебя сюда, — сказал Фуркад, — не только ради удовольствия повидать тебя, но чтобы вместе с тобой и Гарнье разрешить один важный вопрос. Ты знаешь о нанесенных нам тяжелых ударах?

— Да. В департаментском комитете — Гастон, в секторе — Роз.

— И ряд других… правда, менее ответственных. Как видишь, продолжаются аресты наших активистов. Это охота за нашими руководителями, которая идет с самого начала оккупации; иногда ей помогают наши мнимые друзья, мечтающие о том, чтобы мы провалились ко всем чертям… Нам все труднее и труднее возмещать потери, по-видимому, военные операции подходят к концу… это вопрос недель, а может быть, даже дней… Партия, сильная авторитетом, завоеванным ею в массах, получит новое пополнение. Но сразу возникнут и новые проблемы. Для их решения будет уже недостаточно военного опыта, который многие наши активисты приобрели в вооруженной борьбе. Особенно остро даст себя чувствовать отсутствие политических кадров, потерянных нами и не возмещенных… Над этим вопросом надо думать уже сейчас… Вот почему ты должен принять на себя руководство департаментским комитетом.

— Как партия мыслит себе то, что произойдет в момент освобождения страны?

— Прежде всего, освобождение Франции еще не означает конца войны. Конечно, за ним последует взрыв всенародного ликования. Однако с прибытием в Париж де Голля борьба еще не кончится, как думают некоторые… Но ты так и не ответил на мое предложение?

— Я, разумеется, согласен с решением партии.