Собрание сочинений в семи томах. Том 5. На Востоке - Сергей Васильевич Максимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сколько поразительно быстрое достижение результата во всяком деле, за какое ни возьмется легкая и счастливая рука американца, столько же невозможно и слишком смело сопоставление американца с какою-нибудь другой нацией, а тем более с другим государством. Немцы, при всем их прилежании, при всех добрых качествах, бережливости, идут вслед за американцем; а где американец, там немец должен ступить и уступает ему место. «Можно говорить о числовом превосходстве немцев, но не первенстве их! Если немецких переселенцев можно упрекнуть в недостатке практического смысла, — ирландцы отличаются леностью или, лучше, беспечностью насчет завтрашнего дня, пока на радости не променяют нажитого доллара на джин и виски. Если у немца нет смелости броситься в предприятие, которое может его разорить и обогатить, — у ирландца нет терпения, нет усидчивости, нет изумительного постоянства американцев идти к цели, пока не дойдешь до нее». Американец всюду; своеобразный американский элемент дает жизнь и направление всякой деятельности на новом континенте; европеец должен стать американцем для того, чтобы не звучать фальшивым звеном в этой цепи достоинства, труда и деятельности.
Ничего подобного мы не встречаем на нашей, новой и девственной, почве Амура; а потому и самое сопоставление не может иметь места при всем насилованном и рьяном желании желающих. У нас другие причины основания городов, иные средства. Для чего же мы будем искать руководящего примера в Америке, когда должны находить только поучающие образы, и никак не далее и не более? Чтобы не ходить далеко, мы возвращаемся опять к тому же Николаевску-на-Амуре. В Америке для него есть образец, весьма близкий по сходству, весьма определенный по подробностям.
В верхней Канаде существует город Байтоун. «Не прошло еще четверти столетия, — говорит г. Лакиер, — с тех пор, как начали здесь расчищать лес, а уж титул town не удовлетворяет города, который умел сосредоточить в себе более десяти тысяч жителей, провел широкие, еще, впрочем, не мощенные улицы, раскинулся на огромном пространстве, освещен газом, имеет хорошие гостиницы». Причина такого быстрого процветания — лесная торговля.
Где она в Николаевске, который изжил уже первый десяток лет? Где в нем предприимчивые люди, вышедшие из родной русской почвы с верой и любовью к родине, с надеждой на ее будущее процветание, хотя бы только в здешнем отдаленном и поставленном в новые условия крае?
Обстоятельства благоприятствовали в отдаленности от центров и централизации, благоприятствовали в исключительности положения, во многом другом; воспользовались ли всем этим новые пришельцы в новый город близ устья Амура и вод того океана, около которого процветают Калифорния, Япония, английские колонии и проч.? Нет! — скажем мы утвердительно; нет! — потому что у нас другие требования от города, другие люди для города и другие элементы, из которых сплачиваются и люди, и их быт вещественный и нравственный. Об Америке мы на этот раз должны забыть и к ней не возвращаться. Наша русская самобытность дает нам на то право, обязывает нас быть, в свою очередь, исключительными для того, чтобы не искать подобия там, где его нет, и не увлекаться чужими примерами и образцами, когда они к нашим делам не прилаживаются ни одной из своих сторон. Николаевск — город, построенный на русской почве вблизи китайской, и притом построенный русскими людьми, у которых в истинном значении слова только три-четыре города, скорее иностранных, чем русских, каковы Петербург, Рига, Одесса и, может быть, Архангельск. Несколько сотен городов лежат у нас на карте, но надо выделить в них только дома управлений, дома казенные, чтобы дальше уже не находить никакого сходства с городом в истинном значении этого слова. У нас нет городского общества, мы за долгое существование не выработали удобства и комфорта городской жизни, которые в истинных городах, в городах Европы, доведены до щепетильности, до миниатюра; у нас нет ничего изо всего того, чем заявляет и характеризует себя всякий город на Западе. Многие из наших городов два-три столетия силились стать на линию европейского города и все-таки до сих пор представляют совокупность нескольких отдельных сел, деревень, плохо сплоченных вместе и не живущих общими интересами. Самый большой город — смесь и совокупность маленьких общин, живущих отдельной жизнью, даже без заявления на сближение в одну общую городскую общину. Если уже и готовы инстинкты (хотя и неясные, и неопределенные) для того, чтобы можно предположить скорую возможность сплочения разрозненных сил и совокупность стремлений к одной цели, все-таки ни Москва, ни Ростов, ни Казань, ни Киев — не города в том смысле, в каком порождены они средневековыми событиями в Западной Европе.
Возвращаемся к Николаевску, оставляя доказательства высказанных нами положений до благоприятного времени и места.
Правительству нашему необходим был на первых порах в устье Амура и в возможно скором времени порт. И вот выбрано было первое попавшееся под руку место, в первозданном лесу. Сделаны росчисти, образовалась площадка, которая впоследствии оказалась открытой и подверженной неблагоприятному влиянию северных ветров; но тем не менее приступлено было к городским работам. Наскоро сплочены казармы для матросов, дома для начальства, заложена церковь: все вдруг, все вместе, усиленными чрезмерными работами первых русских, случайно попавшихся в это место. Еще не успели вырвать пни от деревьев — проложены, намечены были улицы; еще не успели довести до креста церковь — дома уже были готовы, сквозили в стены ветром, обливали с потолков и обрешетившихся крыш дождем. И вот через пять лет мы находим контору над портом в какой-то бане, лачуге; провиантские магазины в лодках, приплавивших с верховий Амура хлеб и вытащенных, и оставленных на берегу в том же некрасивом и неудобном виде, в каком эти баржи, эти лодки были на воде и в воде реки Амура. Правда, что на то время были уже ряды маленьких домиков, кое-как выстроенных семейными чиновниками, матросами из женатых. Американцы, верные своей национальной непоседливости и своему стремлению все далее на запад, переплыли и сюда на Амур, очутившись таким образом на крайнем Востоке. Американцы эти пристроили свои дома к домам русской постройки; дома американцев сохранили и здесь ту
