Апокриф - Владимир Гончаров

Где-то рядом, это Тиоракис знал совершенно точно, затаился Крюк, потерянный им из виду во время прохода через парк…

До появления автобуса оставалось минут пять-семь, не более.

«Значит, так… — еще раз продумывал свои действия Тиоракис, — … как только крыша автобуса окажется… ну, примерно… на большой палец перед трубой — нажимаю на кнопку… Тогда часть взрывной волны и осколков ударит влево, в противоположную подпорную стенку, и только часть, может быть, даже меньшая, достанется автобусу, причем, скорее всего, моторному отсеку… Может быть… может быть….»

Откинувшись на спинку скамьи и держа руку с зажатым в ней пультом подрыва в кармане куртки, Тиоракис, сощурив один глаз, другим — все ловил и ловил линию своего прицела, пытаясь поточнее определить тот момент, когда ему будет нужно замкнуть цепь… Он хотел мысленно как-то отрепетировать подрыв, но проезжавшие в ущелье улицы редкие легковые автомашины оставались невидимыми за высокой подпорной стенкой, что не позволяло примерить их к выбранным Тиоракисом ориентирам…

Он так сосредоточился на этом занятии, что не сразу выделил из негромких шумов утреннего города нарастающий звук двигателя медленно едущего автобуса и, бросив взгляд вправо, — сразу увидел, причем совсем близко, метрах в ста, ярко-желтую крышу, как бы плывущую за срезом каменного парапета…

Теперь, взгляд влево… Черт!!! Откуда она взялась!?

Слева, по противоположной стороне улицы, по невидимому тротуару, неумолимо приближаясь к роковой линии, неспешно двигалась полускрытая препятствием фигура молодой женщины… «Как-то странно она держит руки перед собою… Толкает что-то? — что она толкает, Тиоракис не видит, но с ужасом догадывается… — Только не это!» Он встает со скамьи, увеличивая угол обзора: «Точно! Детская коляска! Да куда ж ее понесло в такую рань!?»

А желтая крыша, как теперь кажется, просто стремительно летит навстречу, не оставляя времени для поиска выхода…

Мысли Тиоракиса понеслись в карьер: «Из пункта А… а навстречу из пункта Б… Где они встретятся?… Если взрывать так, как я рассчитывал, женщина и коляска… и тот (та?) в коляске — обречены… Значит, надо как-то по-другому… Как!? Не взрывать! Не взрывать? Задание — к черту… Все жертвы — напрасны… Сколько их теперь еще будет?… Что делать?! Цугцванг…»

Желтая крыша полностью закрывает от Тиоракиса и женщину и коляску… Теперь мягкое брюхо автобуса точно напротив заряда…» Ну, что ж… Они — солдаты…» — мелькает в мозгу у Тиракиса, одновременно с тем как он судорожно давит на кнопку…

Глава 11. Апология

«…Ну, конечно, вы, именно вы спасли ее, Ансельм! И ее, и ребенка. У женщины — только легкая контузия, а ребенок вовсе не пострадал. Всю силу взрыва принял на себя автобус…

…Ансельм! Я понимаю ваше состояние. Сам бывал в таких ситуациях. У всех у нас нелегкий выбор…

…Мы прекрасно понимаем, что у вас не было другого выхода. Вы четко и совершенно верно выполнили все наши инструкции. Вас никто не обвиняет. Вы выполняли приказ…

…Они — солдаты, как и мы. Поступая на службу, мы все знаем, на что идем. А если бы они погибли в перестрелке? Ведь это могло быть? Они — трагическая и, к несчастью, неизбежная военная жертва, открывающая путь к победе. Все они будут посмертно награждены, а семьи их полностью обеспечены…

…Самое ужасное преступление против памяти этих людей, Ансельм, вы совершите, если окончательно расклеитесь, не сможете выполнить задание и сделаете их гибель совершенно напрасной…

…Ансельм! Вы здорово держались. Я понимаю, как это было трудно. Здесь, со мной, вы можете позволить себе любой эмоциональный выплеск. Даже истерику. Я пойму. Пожалуйста. Сколько угодно. Но только здесь! А потом берите себя в руки и за работу. Помните о цели. Ничто не вернет вам внутреннего равновесия так, как осознание выполненного долга и перед погибшими, и, главное, перед теми, кого вы спасете…»

Первые несколько дней после того, как он взорвал автобус, состояние Тиоракиса было ужасным. Ему никого не хотелось ни видеть, ни слышать. Хорошо, что в это время не пришлось общаться ни с кем из боевиков. Он мог бы наделать глупостей. Однако, элементарные правила конспирации требовали после совершения теракта затаиться по норам и избегать каких-либо контактов. Только отлеживаться и осматриваться: не обкладывают ли берлогу охотники, — что его «товарищи по борьбе» выполняли неукоснительно.

На счастье Тиоракиса время было летнее, в университете — каникулы, мать — в отпуске (уехала в Инзо навестить свою сестру — Адди). Он мог позволить себе запереться в квартире и предаваться собственным переживаниям в одиночку. Тем более, что и облегчить душу ему было не перед кем — ни перед родственником, ни перед другом, ни перед любовницей… Не имел он на это права.

Оставался, конечно, Стаарз… Но Стаарз — не скорая психологическая помощь. К нему на прием так запросто не попадешь. Каждой встрече нужно обеспечить надежное прикрытие. А на это требуется время.

Первое, что сделал Тиоракис, придя домой, — позвонил по телефону на связной номер и попросил о срочной встрече с куратором. Даже если бы кому-то удалось подслушать этот разговор, то такой человек смог бы лишь понять, что Тиоракис заказал доставку на дом успокоительного лекарства, а на другом конце провода его заказ вежливо приняли, обозначили цену, которую нужно будет уплатить курьеру, и назвали время доставки. Тиоракиса это время не устроило и он, извинившись, снял заказ.

На самом же деле все условные фразы были произнесены, вся необходимая информация — получена.

После этого Тиоракис сел на середину дивана, стоявшего в гостиной комнате как раз напротив телевизора, который страшно было включить. Он и не стал включать. Медленно повалился на широкую лежанку, затем, тоже медленно повернулся к диванной спинке, а там, уткнувшись лицом в собственные ладони и подтянув под себя колени… нет, не заснул, но замер без движения на долгие часы…

На следующее утро, после почти бессонной ночи ему пришлось проделать длинный и трудный путь до конспиративной квартиры. Длинный, потому что маршрут следовало проходить таким образом, чтобы было время несколько раз провериться: нет ли слежки? — а трудный, потому что для такой работы требуется сосредоточенность и внимание, которые очень тяжело давались Тиоракису в его нынешнем состоянии.

Город казался встрепанным, горожане — нервными. На лотках газетчиков орущие заголовками и фотографиями листы. Усиленные полицейские и жандармские патрули на улицах и в общественных местах: надвинутые каски, автоматы, настороженные, щупающие взгляды, собаки на поводках…

Мрачный, невыспавшийся Тиаракис, по-видимому, не вызывал никакого подозрения у стражей порядка и потому добрался до места назначения, ни разу не подвергнувшись хотя бы формальной проверке документов. Никакого «хвоста» за собою он, как и следовало ожидать, не обнаружил. Да и вряд ли баскенцы смогли бы в период полицейского усиления организовать серьезное наблюдение за Тиоракисом, даже если бы имели в отношении него серьезные подозрения. Однако конспиративные правила следовало соблюдать всегда. В этом залог продолжительной и успешной работы агента, как, впрочем, и условие его долгой жизни.

Стаарз внимательно и очень серьезно слушал доклад (боевое донесение?) Тиоракиса о несчастных обстоятельствах, лишивших его возможности известить «контору» о точном месте и времени совершения теракта, а также вынудивших стать непосредственным исполнителем убийственной акции. Старый оперативник не стал останавливать своего подопечного, когда того с сухого изложения обстоятельств дела снесло в область собственных нравственных терзаний, граничащих с настоящей истерикой.

Вообще-то Стаарз совершенно иначе, чем Тиоракис оценивал произошедшие накануне события. Совершившаяся в нем за многие годы агентурной работы профессиональная нравственная деформация позволяла назвать сделанное Тиоракисом в Парке-на-Холме, скорее, успехом, чем несчастьем. Погибших и пострадавших жандармов (четыре человека убито и еще пять — ранено) было, конечно, жалко, но это, по его мнению и по мнению всех немногих, посвященных в цели операции, должно было обеспечить, в конечном итоге, решение главной задачи — ликвидацию верхушки ФОБ. А то, что на этом пути проходной пешке приходится совершать поступки, являющиеся, с точки зрения обычной человеческой морали, мерзостью, а с точки зрения закона — преступлением, представляет из себя неизбежное зло, обойтись без которого нельзя, если государство действительно имеет волю противостоять вызовам терроризма или организованной преступности. Ни одна из спецслужб мира (если говорить об эффективных спецслужбах) иного решения, кроме как согласиться с вынужденным участием своих агентов в преступной деятельности в период разработки какого-нибудь бандитского сообщества или вражеской агентурной сети, по сию пору не нашла…