Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы - Орхан Кемаль

— Ну ты и шутник! У тебя забыл разрешения спросить.

— Закон запрещает насильно входить к людям в дом. Да пусть он хоть губернатором будет, все едино не имеет права ломать двери и нарушать неприкосновенность жилища. Ясно? Знаешь, что существует неприкосновенность жилища?

— Да что ты пристаешь со своими вопросами? Поди спроси у того, кто ломал дверь.

— Мой шурин однажды хотел силком открыть дверь у одной вдовушки, да тут…

— Муртаза дверь высадил и ворвался в дом, а ты тут сказки рассказываешь.

— Он чего, рехнулся, что ли?

— Это ты у него сам спроси.

Из дома слышались брань, женские вопли, повелительный голос Муртазы: «А ну, шагом марш! Не разговаривать!»

Немного погодя показался Муртаза, подталкивавший в спину невысокого худого человека в нижнем белье, с ворованной тканью, еще сырой, кое-как свернутой. За ними босиком бежала женщина и молила:

— Обожди малость, дай ему хоть штаны надеть!

Околоточный остановил Муртазу у дверей калитки и строго спросил:

— На каком основании ты…

Увидев перед собою бывшего коллегу, Муртаза сердито перебил его:

— Чего тебе, друг служака? Чего надо?

— На каком основании ломал ты дверь у людей?

На этот вопрос Муртаза выложил квартальному все сведения о собственной персоне, подробно объяснил, какие полномочия он получил от господина технического директора, и в конце концов спросил:

— Понял ты наконец, кто я есть?

— Кто бы ты ни был, хоть сам губернатор, не имеешь никаких прав ломать чужие двери!

— Я? Это я-то? — задыхаясь от гнева, орал Муртаза.

— Да, ты! — кричал околоточный.

Муртаза, прищурившись, пристально поглядел на околоточного.

— Тебе ведомо, что есть служба?

— Не знал бы, не носил этой формы.

— Курсы кончал?

— Какие еще курсы?

Муртаза оглядел собравшихся вокруг жителей квартала, с сожалением покачал головой и сказал:

— Ну так и нечего с тобой разговаривать, коль ты курсов не кончал, строгого воспитания не получил. Получил бы, не задавал глупых вопросов. Сам понимал бы, что есть воспитание, что есть строгая дисциплина. Ясно? — И еще раз презрительно окинув взглядом квартального, добавил: — Знал бы тогда, что служба выше чести!

Околоточный молча стоял перед Муртазой, а тот продолжал:

— Во время несения службы не должно для тебя ничего другого существовать. Ни семьи, ни детей, ни родных-близких! Понял? Знаешь, что мне говорил комиссар? «Муртаза-эфенди, не было у меня в участке другого такого ученого, как ты! От твоего глаза ничто не скроется!» Вот так-то! — И, повернувшись к вору, который переминался с ноги на ногу и лязгал зубами от холода, скомандовал: — А ну, двигай вперед, недостойный гражданин!

За ними повалил весь народ: жена пойманного, Дети, околоточный и любопытные обитатели квартала, сопровождавшие их до полицейского участка.

Пока в участке снимали допрос и совершались необходимые формальности, Муртаза заспешил к дому технического директора.

Кямуран-бей жил за городом, на даче, за крепкой железной оградой. Белокаменный дом с бежевыми ставнями и карнизом стоял в роскошном саду, где росли лимонные и апельсиновые деревья. Дачу построил дядя Кямурана, владелец фабрики, по проекту итальянского архитектора и подарил племяннику. В народе ее называли «Дворец со львом» — в саду стояла высеченная из гранита скульптура огромного льва. Вдоль аллеи высились и другие скульптуры — волка, лани, курчавого арапчонка; повсюду пестрели цветочные клумбы, а в глубине сада расположились теннисный корт и танцевальная площадка. По вечерам тут частенько устраивались приемы. После роскошного ужина гости ночами напролет развлекались, разгуливали по саду, освещенному гирляндами разноцветных лампочек, танцевали до упаду.

И в эту ночь на даче было полно гостей. Собрались сливки общества: местные помещики, фабриканты, дельцы, крупные торговцы. Веселились до позднего часа, особенно смеялись, когда Кямуран изображал голос и повадки нового надсмотрщика-переселенца.

В три часа ночи у ворот раздался звонок. Его никто не услышал, только два огромных пса подбежали к воротам и начали с лаем кидаться на железные прутья ограды. Еще долго раздавались звонки и собачий лай, нарушавшие тишину ночи, напоенной благоуханием цветов, ароматом апельсиновых и лимонных деревьев. Директор лишь повернулся в своей пуховой постели с одного бока на другой, пробурчал что-то во сне и заснул еще крепче, положив руку на белоснежное плечо жены.

Девушка-служанка, спавшая на первом этаже, сквозь сон услышала звонки и приподняла голову с подушки. Когда наконец раздался еще один продолжительный, настойчивый звонок, служанка вскочила, подбежала к окну. За оградой стоял какой-то человек, а Карабаш и Сары с громким лаем носились около ворот.

Девушка открыла створку окна и спросила:

— Кто там?

— Я!

— Кто ты?

— Я, Муртаза.

— Какой Муртаза? Я не знаю тебя.

— Я — Муртаза, ночной контролер с фабрики.

— Что тебе нужно?

— Хочу видеть моего директора.

— А кто у тебя директор?

— Ты что, не знаешь моего директора?

— Откуда я знаю, кто у тебя директор…

— Неужели ты не знаешь технического директора нашей фабрики?

— Так тебе Кямуран-бея?

— Конечно! Пойди и скажи, что я хочу засвидетельствовать свое почтение, выразить глубокое уважение…

— Чего тебе нужно от Кямуран-бея?

— Хочу выразить свое глубокое уважение, а это значит…

— Говори короче, чего тебе надобно? Уф!..

— Ты скажи моему директору…

— В это время не полагается будить бей-эфенди!

— А ты разбуди…

— В такое время не будят!

— Дело важное, не разбудишь — потом на себя пеняй!

К воротам, ковыляя, подошел садовник, могучего сложения старик с пышными длинными усами. Он появился в длинной рубахе и кальсонах с завязками на щиколотках. Почуяв знакомый запах, собаки умолкли и, виляя хвостами, подбежали к нему.

Садовник внимательно оглядел Муртазу в форме начальника военно-спортивной команды и, приняв его за офицера, вежливо сказал:

— Слушаю, бей!

— Мне надобно увидеть господина директора, — многозначительно проговорил Муртаза. — У меня весьма важное для него сообщение.

— А какая у тебя должность?

— Меня зовут Муртаза. Я осуществляю ночью контроль за фабрикой.

— А я-то думал, что ты…

— Чего?..

— Думал, ты чин какой-нибудь, офицер!

— Я не офицер. Я служил рядовым во Фракии…

— В каком году?

— Пошел в армию из рекрутов, которых вовремя не призвали.

— А, солдат республики, значит?

— Так точно.

— Э-э-э! Разве тогдашняя служба была военной службой? Так, сыр с маслом, а не служба. Вот когда мы служили в Йемене, в Газе! Вот это было время. Ох-хо-хо!.. Так чего тебе технический директор понадобился? Он поздно лег и не проснется теперь ни за что.

Садовник посмотрел на окно, в котором виднелась служанка.

— Так ведь, Первин? Пойди скажи-ка бею.

Та не пожелала даже ответить.

— Ведь объясняют тебе, что нужно его разбудить. Сходи разбуди! — Потом, повернувшись к Муртазе, садовник сказал: — Такая упрямая, плутовка. Дрянь, а не девка. Сладу с ней никакого, брат… Пойди разбуди!

Вместо ответа служанка захлопнула окно и исчезла. Около ворот остались Муртаза и садовник.

— Видал!.. Во как! Да, такие теперь времена настали, — проворчал садовник и, понизив голос, добавил: — Сам директор девку испортил, вот она и позволяет себе.

Муртаза снова нажал кнопку звонка.

Рассерженный директор вскочил с постели и распахнул окно:

— Кто там? Что случилось? Что за звонки в такое позднее время?

— Это я, мой директор! — подал голос Муртаза. — Свидетельствую свое почтение и глубокое уважение.

— Чего нужно?

— Мне, слава аллаху, ничего не надо! На фабрике произошло воровство, и я пришел, чтоб доложить вам лично.

— Какое еще воровство?

— Ткань украли.

— Ткань? Как украли?

— Вытащили через водосточную трубу, из крахмального, мой директор…

— Ну и что потом?

— Потом я погнался за ними, задержал вместе с тканью…

— В участок сообщил?

— Так точно, мой директор! Сдал собственноручно вместе с тканью.

— Ну и ладно… Что же ты в такой поздний час, до утра не мог подождать?

Муртаза собрался сообщить еще о своих дочерях, заснувших на работе, но технический директор захлопнул окно.

— Значит, ты задержал вора? — спросил садовник.

— Конечно.

— Сам, один?

— А зачем мне еще кто-то?

— Ну, молодец!

— Я кончил курсы, суровую науку превзошел.

— Значит, ты кончил лицей-милицей? Ишь ты. А не боялся, что они по тебе вдарят?

— А чего бояться?

— Ну, вдруг ненароком и кокнут?