Когда боги смеются - Александра Маринина

- Это ж надо, - продолжал он, - пришел в салон, сел в кресло, дал Алене себя подстричь, познакомился с ней, да еще и напел, что живет в соседнем доме, чтобы она не удивлялась и не пугалась, если случайно заметит, как он по вечерам за ней следит.

- Ничего не боится, - согласилась Настя. - Или он очень уверен в себе, или просто кретин, что вернее. И все-таки мне любопытно, есть его фамилия в журнале, который вы взяли из салона, или нет. Миша, у тебя копия с собой?

Доценко положил перед ней сложенные вчетверо листы, на которых мужские и несклоняемые фамилии были отмечены желтым маркером.

- Настя, это мартышкин труд, - заметил с сомнением в голосе Андрей. Во-первых, Мишка правильно говорит, он мог предварительно не записываться, просто пришел в салон, а Алена оказалась свободна. А во-вторых, он хоть и кретин, но не до такой же степени, чтобы называть свою настоящую фамилию, знакомясь с будущей жертвой.

- Я тебе еще и в-третьих скажу, - отозвалась Настя, не отрывая глаз от списка. - Человек, который привык пользоваться псевдонимами, участвуя в интернетовских конференциях, наверняка назовет не свою фамилию, а что-то похожее на них. Например, если он на Форуме подписывается "Носок", то в парикмахерской вполне может чисто автоматически назвать фамилию Носков или Чулков.

- Ну да, - тут же вставил Чеботаев, - а если на Форуме он Скульптор, то представится Живописцевым. В твоем списке есть Живописцев?

Настя принялась пролистывать список, но Доценко ее остановил.

- Нет там такого. Я эти фамилии уже наизусть выучил, - мрачно сказал он.

- А Лягушкин какой-нибудь? - спросила Настя, имея в виду псевдоним "Ква".

- Тоже нет. Ни Лягушкина, ни Жабина, ни Жабинского, ни Жаботинского.

- Ладно, будем думать. У нас было всего три направления поиска. Два из них отпали, Женя Рубцова Фаната на пленке не увидела, а ваш свидетель оказался вообще не свидетелем, а убийцей. Остался только Интернет, вот в него и углубимся.

Доценко ушел, оставив Настю и Андрея наедине с корреспондентами, общающимися на сайте группы "Би-Би-Си".

К пятнице окончательно отсеялись все участники дискуссии, кроме Скульптора и Носка. Скульптору Ежик в тумане предложил дать свой электронный адрес, по которому можно послать фотографии весьма откровенного свойства, наглядно демонстрирующие моральный облик Светланы Медведевой. Скульптор не ответил, видимо, задумался, зато немедленно отреагировал пресловутый Носок, давший свой адрес и выразивший желание лично убедиться в правоте Ежика в тумане. Даже пообещал извиниться, если Ежик прав.

"Давай, посылай мне фотографии. Хочу посмотреть, что на них. Если все так, как ты говоришь, обещаю публично извиниться, чтобы весь Форум слышал. Но если ты ничего не пришлешь, Ежик, значит, ты - фуфло. Я даже уверен, что ты злобная завистливая уродливая баба, и если окажется, что никаких фотографий у тебя нет, весь Форум будет знать, что с тобой нельзя иметь дела. Носок".

Адрес электронной почты Носка был немедленно передан в соответствующую службу, которая через провайдеров должна была найти данные владельца почтового ящика. Надо было получить еще и адрес Скульптора, но тот молчал, никак не показывая свою заинтересованность в получении фотографий.

- Ну что, Андрюша, будем нажимать на Скульптора или подождем данных на Носка? - спросила Настя.

- Я бы написал ему что-нибудь, чего просто так сидеть, - предложил Чеботаев.

Настя подумала пару минут и застучала по клавишам компьютера.

"Политика аиста - не лучшая политика для мужчины. Вы отказываетесь получить фотографии, потому что не хотите видеть неприглядную правду. Что ж, это ваше дело, но в таком случае вы не имеете права называть меня негодяем, распространяющим слухи и сплетни. Кстати, кроме фотографий, у меня есть статья из газеты, где Светлана сама рассказывает о своей беспорядочной сексуальной жизни. Не желаете ознакомиться? Ежик в тумане".

Она выключила компьютер и стала складывать в сумку сигареты, зажигалку и прочие мелочи. Подумала и сунула туда же ксерокопии листов из журнала предварительной записи к мастерам Салона красоты.

- Пошли по домам, Андрей. Завтра посмотрим, что они нам напишут. А может, и про Носка что-нибудь узнаем.

Готовясь к встрече с Романом, Ольга пыталась представить себе, в какой момент лучше всего завести разговор о шантажисте. Она вообще не хотела рассказывать об этом своему любовнику, но Павел настаивал, и она дала слово. Ольга не была уверена в правоте мужа, но и аргументов в пользу его неправоты у нее было не так уж много. Она плохо понимала ситуацию, не знала, как себя вести и как вообще следует рассуждать, когда тебя шантажируют и ты хочешь понять, кто это делает. Они с Павлом тычутся в разные углы, как слепые котята, делают ни на чем не основанные выводы, гадают на кофейной гуще. То ли ее пытаются заставить взять деньги у себя в фирме, то ли действительно хотят выпотрошить Романа. Если последнее, то ей придется согласиться с Павлом: Роман должен быть поставлен в известность о том, что в его окружении есть человек сомнительных нравственных достоинств.

Так когда же лучше заговорить об этом? Сразу, как только они встретятся? Или во время ужина в ресторане? Или когда войдут в квартиру, где будет тихо, спокойно и никто им не помешает обсуждать такую щекотливую ситуацию? Или, может быть, потом, после занятий любовью, когда Роман станет спокойным, ласковым и умиротворенным?

Весь день на работе Ольга то и дело прикасалась рукой к сумке, где лежала кассета, и со все нарастающей тревогой ждала шести часов, когда за ней приедет Роман.

Во время ужина ей показалось, что она уловила подходящий момент для начала разговора, и она уже потянулась к сумке, чтобы достать кассету, но в это время начал громко играть ансамбль, заглушая все вокруг. Когда они вошли в квартиру, Роман по привычке тут же раздвинул шторы, открыл все окна и балконную дверь. "Вот сейчас, - внезапно решила Ольга. - Не будем откладывать". Она решительно задернула шторы и с вызовом посмотрела на Романа.

- В чем дело? - недоумевающе спросил он. - Раздвинь шторы, пожалуйста, здесь душно.

- Нам с тобой придется менять привычки, дорогой. Наши окна кое-кому не дают покоя.

- Что ты хочешь этим сказать?

Ну вот, как перед бездонной пропастью. Надо набрать в грудь побольше воздуха, зажмуриться и прыгнуть. Хотя можно и не прыгать, можно сделать шаг назад и отступить от края. В голову настойчиво лезли застрявшие в ушах слова из телевизионной рекламы: конечно, если ты не хочешь, то ты не обязана...

- Наши с тобой любовные забавы кто-то снимал.

Пауза казалась ей бесконечной, хотя длилась, наверное, всего несколько секунд. Ольга боялась смотреть в лицо Роману, она отвела глаза и в ожидании ответа делала вид, что изучает какое-то пятнышко на светлых обоях.

- Откуда это известно? Тебя шантажируют?

Она молча кивнула.

- Сколько?

- Что - сколько? Сколько времени?

- Нет, сколько они хотят денег?

- Сущую ерунду, тысячу долларов. Ты не беспокойся, я уже заплатила. Это не главное...

- За что ты заплатила? - Голос Романа был холоден и ровен, и Ольге впервые стало не по себе рядом с ним.

А ведь он правильно задал вопрос. Как же они с Павлом об этом не подумали! Ах черт! Если она заплатила, то должна была в обмен получить кассету. А где она? "О господи", - Ольга с облегчением вспомнила, что в сумке у нее лежит кассета, пусть с совсем маленькими отрывками, но откуда Роману знать, что есть и другая, более полная версия? Столько, сколько на этой кассете записано, больше тысячи долларов и не стоит.

- Я заплатила за пленку, на которой мы с тобой лежим в постели.

- Где она? Я хочу ее видеть.

Ольга торопливо достала из сумки кассету, протянула ему.

- Рома, я вообще не хотела тебя этим беспокоить, - заговорила она, все еще остро чувствуя то холодное напряжение, которое исходило от Романа, - но я подумала, что нечестно оставлять тебя в неведении. Мне удалось узнать, кто этот человек. Это молодой парень, его зовут Кирилл Яровой. Мне это имя ничего не говорит. А тебе?

Роман не ответил. Молча достал бумажник, отсчитал деньги, положил ей в сумочку. Кассету сунул в свой "дипломат". Когда он вновь повернулся к Ольге, на его лице было обычное выражение, ласковое и немного снисходительное, словно говорящее: ты, конечно, глупышка, но я тебя и такую люблю.

- Свари-ка кофе, и давай больше не будем говорить о неприятном.

Ольга с готовностью метнулась на кухню, радостно думая о том, как все легко обошлось. Какой он все-таки чудесный, ее Роман! Если бы не ее стойкая боязнь длительных и взаимно обязывающих отношений, она бы с удовольствием вышла за него замуж. В конце концов, совместный быт отягощает только тех, у кого недостаточно денег, а у Романа деньги есть. Когда деньги есть, тогда все бытовые проблемы решаются просто и перестают ложиться тяжким бременем. Другое дело - ее страх перед тем, что она наскучит Роману и он ее бросит. Оказаться брошенной женой? Для Ольги Плетневой не было бы большего удара по самолюбию. Брошенная любовница - совсем другое дело, об адюльтере замужней дамы знают не так много людей, и о разрыве отношений тоже узнают немногие. А вот когда ты жена, об этом знают все. Соответственно, и о том, что ты теперь жена брошенная. "Лелька, ты лицемерка, - сказал ей на днях Павел, когда они снова и снова возвращались к проблеме брачного предложения, сделанного Романом. - Ты не столько боишься, что он тебя бросит, сколько хорошо знаешь сама себя и боишься, что он тебе надоест через месяц после начала совместной жизни. Впервые в жизни я вижу такую непостоянную женщину. Просто удивительно, что ты сама его до сих пор не бросила". Да, Ольге это тоже удивительно, никогда прежде у нее было такой длительной любовной связи. Она понимала, что Роман деловой человек, что он очень занят, и поэтому встречаться они могут два-три раза в неделю, не чаще. Он не женат, и их встречи никогда не омрачались испуганными, бросаемыми украдкой взглядами на часы и телефонными звонками домой с отчаянным и неумелым враньем о сломавшейся машине, о затянувшейся конференции или о внезапно приехавшем партнере по бизнесу, с которым непременно надо сегодня решить все проблемы. Через все это Ольга неоднократно проходила, такие минуты оставляли в ее душе привкус плесени, которая постепенно распространялась и превращала романтические отношения в черствый уродливый продукт, совершенно непригодный к употреблению. Роман был не таким, он не смотрел на часы и никогда сам никому не звонил, когда был с ней, только отвечал на звонки и бывал при этом предельно кратким. Он щедрый и добрый, он тратит на нее уйму денег, в отличие от тех, других, которые делали ей скромные подарки на выкроенные из семейного бюджета жалкие рубли. Ольга не корыстна, она много зарабатывает, и у нее вполне достаточно средств, чтобы покупать то, что ей необходимо, и даже сверх того, но постоянное вранье своих прежних партнеров и их трусливые увертки она воспринимала как собственное унижение. А что, если и в самом деле развестись с Павлом и выйти замуж за Романа? Нет, страшно. С Пашкой все давно устоялось, ничего непредсказуемого произойти не может, ей это удобно, да и ему комфортно вести такую жизнь. А быт - ну что быт, это в нормальной семейной жизни все заботы по дому обычно лежат на женщине, а мужья только с газеткой на диванах полеживают, смотрят телевизор и требуют каждое утро чистую наглаженную рубашку. С Павлом у нее договор, они все делают вместе или строго по очереди, и даже такая нудная процедура, как глажение постельного белья, превращается в удовольствие и сопровождается веселым трепом, за которым и работа спорится, и усталость не замечается. Они оба знают, что ничего друг другу не должны, а потому любые домашние дела не воспринимаются как тяжкая повинность, которую ты обязан отбыть. И потом, даже если в совместной жизни с Романом бытовых проблем не будет, все равно это будет ДРУГАЯ жизнь, новая и пугающая своей неизвестностью. И нет никаких гарантий, что она окажется лучше ее жизни с Павлом.