Четыре танкиста и собака - Януш Пшимановский

Вихура, наблюдавший за боем в свой перископ, расстегнул ларингофон, чтобы командир его не услышал, и наклонился к Лидке.

— Ты хорошая, боевая, а вот сердечко янтарное отдай...

Девушка на минуту прекратила стрелять из ручного пулемета. У нее болело плечо от отдачи приклада, пороховой дым, заполнивший танк, першил в горле.

— Скажи об этом Косу, — произнесла она хриплым голосом.

Капрал ухмыльнулся, вернулся на свое место, прибавил газ и тронулся с места.

— Стой! — остановила его команда Коса. — Ты куда?

— Так удерут же!

— Переправа не разведана. Без прикрытия в кустарник не поедем. Ни застрять, ни потерять машину я не хочу, — ответил Янек, глядя на приклеенную к броне фотографию и прикрепленные рядом два креста: Виртути Милитари и Крест Храбрых.

Он направил орудие в сторону склона, на котором появились фигуры убегающих гитлеровцев, нажал на спуск. Загремел выстрел, и отдача выбросила золотую дымящуюся гильзу на кучу других, которые зазвенели под ногами.

Этот последний выстрел свалил двух немцев в хвосте отступающей, разбитой роты.

— Скорее! — покрикивал Круммель. — К лесу! — показал он на опушку леса в двухстах метрах от них.

Довольно долгое время они двигались за пределами действия огня. Выравнивали дыхание и шаг. Капитан знал, что пяти минут затишья хватит для того, чтобы добраться до тени деревьев, и тогда его люди снова обретут боевую готовность. Сейчас как раз требовалось поспешить. Шагая, он говорил идущим рядом:

— Вернемся сюда ночью, чтобы выполнить свою задачу.

Без команды гитлеровцы настроились в три небольшие параллельно двигающиеся колонны. Они шли все еще быстро, согнувшись от усталости и груза снаряжения, но уже готовые выполнять приказы. Однако, измученные бегом, перестали прислушиваться к каким-либо звукам и вести необходимое наблюдение. И когда из-за деревьев справа вылетел развернувшийся в атаку эскадрон, прошло две-три секунды, прежде чем они услышали и заметили его.

— Кавалерия справа! — крикнул шедший рядом с капитаном фельдфебель Спичка и, низко пригнувшись, выпустил очередь.

— Ура-а-а! — ответили на пули уланы.

Трубач, скакавший рядом с Калитой, поднял к губам сигнальный рожок, выпустил в воздух цепочку чистых металлических звуков, поторопивших коней и людей.

Один из уланов, пораженный несколькими пулями в грудь, медленно выпрямился в седле. Он еще боролся со смертью, но бег коня отклонил его назад. Григорий бросился на помощь, но едва успел перехватить выпавшую из руки раненого саблю. Он перебросил в левую руку хлыст, саблю в правую и тут же вслед за остальными на своем черном жеребце ворвался в гущу гитлеровцев.

— Ваша! — крикнул он по-грузински.

Вахмистр быстрыми ударами сабли сразил двоих немцев, а в это время третий в нескольких шагах прицелился в него. Но Саакашвили достал его концом сабли, прежде чем тот успел нажать на спуск.

Сбитый с ног фельдфебель Спичка поднялся с земли. Ухватившись сзади за седло Григория, он размахнулся, чтобы ударить ножом. Под крупом коня проскочил Шарик, впился клыком в согнутый локоть руки с ножом, ударами передних лап повалил фашиста на землю.

В этом бою, быстром, как сверкание сабли, решительная схватка была выиграна, и десантная рота капитана Круммеля, потрепанная у моста под фольварком, теперь перестала существовать.

Еще скакали несколько всадников, чтобы отрезать дорогу к лесу тем, которые пытались спастись бегством. Еще несколько секунд то там, то здесь трещали очереди, раздавался топот конских копыт. Слышны были крики и стоны. Кто-то вылетел из седла и дрался врукопашную, работая саблей. Прогремел еще один выстрел, и это уже был конец кавалерийской атаки.

Крутясь по полю, уланы сгоняли в одно место пленных — восемь человек вместе с одетым в гражданское проводником. Один из немцев, получивший неглубокую сабельную рану в щеку, опустился на колени, а другой вытирал ему кровь с лица и осматривал рану. Около них сидел на корточках капитан Круммель. Воспользовавшись тем, что первые двое заслонили его, он достал из своей сумки карту и схему, сунул их в борозду, прикрыл куском земли, а когда встал — затоптал это место сапогом.

— Марш! — приказал немцам улан и стволом автомата показал направление.

К Григорию подъехал вахмистр, вручил ему ножны от сабли убитого, улана.

— Ты на танке кем ездишь? — спросил он строго и, дожидаясь ответа, стал ублажать гнедого куском сахару.

— Механиком, — ответил с улыбкой Саакашвили, прикрепляя портупею к поясу.

— Жаль... — буркнул Калита.

СЕВ

После выстрела осколочным снарядом по гребню скалы Кос с минуту смотрел, как падают поднявшиеся вверх от взрыва куски дерна и камни, как рассеивается пыль, а потом приказал открыть люки. Прибежал плютоновый, вскочил на броню, показал белые зубы на покрытом пылью лице и, хотя мотор не работал, громко заговорил:

— Всыпали им по первое число, а они даже сдачи не дали.

— Никого из наших не зацепило?

— Один убит. — Он сразу помрачнел. — В самом начале. Кто мог ожидать, что такая банда бродит по тылам...

— Десантники. Их ночью выбросили.

— Я сейчас посты выставлю.

— Не стоит, до темноты они не вернутся.

Плютоновый осмотрелся и вдруг забеспокоился.

— А там кого снова несет?..

На противоположном берегу появились кавалеристы и, придерживая коней, начали спускаться к реке.

— Это, наверное, тот, которого мы ночью уже раз встречали, — сказал Густлик. — Кухмистр Кобита...

— Задал бы тебе жару вахмистр Калита, если бы услыхал, что ты про него сейчас сказал. — Кос, кивнув головой, добавил не без насмешки: — Опять улан опоздал.

Пока они так разговаривали, солдаты, не дожидаясь приказа, стали наводить порядок во дворе фольварка — перевязывать раненых, собирать разбросанное снаряжение, готовить подводы в дорогу, запрягая в них коней, которых выпрягли на время боя. Со стороны стерни возвращались два солдата, согнувшиеся под тяжестью трофейного оружия. Каждый нес по нескольку автоматов, дерюжные сумки с запасными магазинами и связки гранат. Самый низкорослый, словно пса на поводке, волочил за собой ручной пулемет.

— У немца им было бы что курить, — сказал Вихура, который вылез из танка и стоял около башни, обхватив руками еще теплый ствол пушки.

— Кому? — заинтересовался плютоновый.

— Вашим. Вот этим, что железки тащат. Так, на первый взгляд, сигарет на сто будет.

— У тебя голова не болит? — спросил Густлик.

— Нет. А с чего?

— А с того, что глупости мелешь. Кто к пороху не привык, тому один запах его голову мутит...

— Это, может, тебе мутит! — разозлился капрал и достал из нагрудного кармана большой пожелтевший лист. — Читать умеешь?

Кос, Елень и плютоновый с обоза склонились над листовкой, озаглавленной «Бойтеваффен», что в переводе с немецкого означало: «Трофейное оружие». Эту бумажку немецкое командование предназначало для своих солдат. Из нее следовало, что каждый, кто сдаст трофейную винтовку или автомат, получит пять сигарет; за ручной пулемет — десять, за тяжелый миномет — двадцать. Ценник касался и еще более тяжелого оружия, включая и ракетную установку, известную под названием «катюша» (сто сигарет), а также самоходные установки и танки.

— Тэ-фирувддрайсиг, — прочитал вслух Густлик, — фирциг флашен спиритуозед... — Ты бы хотел, антихрист, танк «тридцать четыре» за сорок бутылок водки продать? — спросил он и, не дожидаясь ответа, замахнулся рукой.

Капрал едва успел отскочить по другую сторону орудия, заслонив голову рукой.

— Оставь, — придержал Кос Еленя и строго спросил Вихуру: — Где ты это нашел?

— В сарае, где машину ставил.

— Выбрось.

— Зачем? Мне такой порядок подходит. Чего солдату задарма носить?

— Ты, дурило, не разумеешь разве, что они такой орд-нунг придумали теперь, когда не то что трофейное, а и свое оружие в кусты закидывают и едва портки на себе придерживают? — вмешался Елень.

— Ну ладно, выкину, нечего меня учить. — Он разорвал листок пополам.

— Так лучше, — рассмеялся плютоновый. — Бумага никчемная, даже на курево не годится... Ну, мне пора. — Он спрыгнул на землю и пошел к своему обозу.

— Как они отъедут, — тихо сказал Вихура, — нужно посмотреть, что там, за свежей кладкой. Взять лом да развалить...

Густлик протянул руку, снял у него с головы шлемофон и показал в угол двора. Между кирпичной стеной и сараем на свежезасыпанной могиле двух солдат был поставлен крест, сбитый из штакетника.

— Едем на место, — приказал Кос.

Вихура пожал плечами и, не сказав ни слова, полез в люк.

Танк отъехал с боевой позиции под яблоней, задним ходом двинулся в тень к стене риги.

Когда мотор выключили и над двором утих его рокот, Черешняк въехал верхом на коне без седла.