Борьба за трон. Посланница короля-солнца - Уильям Эйнсворт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдали, на этих трёх морских рукавах — Золотого Рога, Босфора и Мраморного моря, звезды, сверкающей в солнце звезды о трёх ветвях, которая разделяет Стамбул, Галату и Скутари, выстроенные на сваях в глубоком месте будочки рыбаков образовывали чёрные пятна среди гребных судов; это были высокие лачуги, помещённые на четырёх жердях в нескольких метрах над уровнем воды и сделанные из досок, прикрытых циновками и кожами; оттуда рыбаки закидывали сети, которые приносили им трепещущую вершу с икрою, а иногда и трупы утопленников.
Обессиленная от беспокойного ожидания и в то же время не способная отдыхать, Мари́ блуждала среди этой неожиданной и незнакомой обстановки, упиваясь новизной и грубыми впечатлениями. Терпения и забвения она искала в утомлении и развлечениях, которых добивалась найти в бесконечных прогулках. Она предавалась мечтаниям под необъятным куполом св. Софии в Истамбуле, и большой неф, где ещё витает как будто дух Юстиниана, дал ей странное ощущение подавленности, чувство, заставившее подступать к её глазам слёзы. Ей нравились минареты собора, с их балконами и выкружнями, его центральный купол с возвышавшимся громадным полумесяцем, который заметен с вершины Вифинского Олимпа, двери с шестью порфировыми колоннами по бокам, внешние погребальные усыпальницы султанов, прилегающие к стене фонтаны омовения и перистиль, покрытый византийской мозаикой и мрамором.
Мари́ вошла в неф через двое сеней, отделённых от атриума висевшим тяжёлым ковром. Она была поражена необъятностью простого и величественного корабля, куполом, поддерживаемым четырьмя громадными арками и удлинённым двумя полусферическими сводами на скрытых точках опоры. Соединённые в группы громадные столбы, порфировые колонны, перенесённые из храма Солнца, выстроенного Аврелием в Гелиополе, стержни колонн из зелёной брекчии, взятые из храма Эфесского, представляли громадный лес из каменных деревьев, числом сто семь — мистическая цифра Премудрого. Дневной свет падал широкой пеленою пыли через окна портиков; они были расположены друг над другом и доходили до основания куполов. Стены храма были покрыты золотой мозаикой; Михраб, Мастаба, возвышение для чтеца Корана представляли настоящие чудеса терпеливого искусства и смешанных оттенков; пурпурового цвета толстый шнурок, на котором спускалось страусовое яйцо, шёлковые кисти, большие коренастые бронзовые люстры, зелёные металлические листы, на которых золотыми буквами в девять метров вышины написаны священные изречения, знамёна, ясли Христа, Сиди Исса из красного мрамора, привезённые из Вифлеема, сочащаяся колонна, хладное окно, облицовка нижней части стены из фаянса и просвечивающегося мрамора, как бы вспыхивавших на солнце, — всё это последовательно занимало праздное любопытство Мари́. Она прошла, смешавшись с толпою мусульман и женщин, направлявшихся на галерею гинекеи, среди кишащих многочисленных служителей мечети: имамов, шейхов, киятибсов, муэдзинов, читальщиков, певчих и слуг. Долго она рассматривала заложенную дверь, через которую, во время вторжения турок в XV веке, исчез совершавший службу священник. В тот момент, когда неверные вошли в собор, бывший в то время христианским, священник скрылся через этот выход, сам собою заложившийся камнем. Он должен сам произвольно открыться, когда Софийский собор вернётся к христианскому культу, и тогда прежний священник выйдет оттуда, чтобы окончить прерванную службу.
Мари́ предалась созерцанию, вознесясь на крыльях веры к вечной красоте, которая осуществила там самое могущественнейшее из своих чудес. Мари́ не могла оторвать своего взора от громадного, необычайно чудесного свода, на взгляд столь лёгкого, в подробностях же бесконечно крепкого и восхитительного, с тонкими колонками, выровненными пред таинственными портиками, с широкими, как дворцы, подпорками, искусно резными решётками, капителями, обвитыми кудрявой листвой, со всех четырёх сторон прямоугольника, с сводами, украшенными мозаикой, тысячами опаловидных лампад, прикреплённых к широким обручам люстр плотно, как банки к телу.
Она вышла, как в лихорадке, равнодушно относясь к удивлённым взглядам распростёртых на молитвенных ковриках марабутов, которые смотрели на неё, бормоча нараспев слова Корана. Под обаянием этой широкой и великолепной поэзии восточного искусства, происхождение и колыбель которого ей предстояло найти в Персии, и как бы захваченная слишком стремительной волною, она опёрлась на колонну под цветущими деревьями, служившими сенью дощатым лавочкам, прилегавшим к чудесной мечети. Умозрение этих лиц, одетых в длинные, расшитые одежды, казалось, выходило из недр её воспоминаний, в которых она отыскала чудеса «Тысячи и одной ночи», имевшей в то время в переводе большой успех в Париже. Мари́ уже призывала к себе волшебную, раскрашенную персиянку, которая осыплет её сокровищами богатства и наслаждений, волнений и неожиданностей. Вдруг ею грубо овладела действительность, и Мари́ с тоскою сказала себе:
— Персия! — но доеду ли я до неё когда-нибудь!
В то время как Фабр трудился, чтобы обеспечить безопасность миссии, Мари́ забывалась и предавалась наслаждению, чувствуя себя перенесённой настолько далеко от улицы Мазарини, что подумала, не находится ли она на другой планете. Она останавливалась пред торговцем сластями, пальцы которого были покрыты жиром, пред простонародным горшечником, пред стадом ослов, переносивших камни для построек, пред странствующими музыкантами, потрясавшими тирсами, увешанными бубенчиками и лошадиными хвостами, пред кружащимися дервишами, похожими на белые, завывающие, живые колокола, пред сворой жёлтых собак, стороживших и очищавших улицы, пред приручёнными голубями мечети Баязида, где на дворе, окружённом портиком в виде крытой галереи, собирались мелкие торговцы, народные писцы и кудесники. Она посетила и другие мечети: Ахмедие, в то время совершенно новую, Дажд-Паша-Джами, где хранится жезл Моисея, Ейюб, по имени носителя знамени Магомета, Сулеймание, торжество стекольщика Ибрагима-Пьяницы и много других прелестных, развенчанных византийских церквей, — остатки прежних знаменитых монастырей: Пантепонтос, Панахрантос, Паммакаристос, Хора и двадцать других.
Мари́ осмотрела дворец Велизария, остатки дворца Юстиниана, зеленеющие кладбища, бани под названием Тысячи Одной Колонны, площадь знаменитого Гипподрома, теперь безмолвную после стольких суматох, но всё ещё гордившуюся своей Серпентинной колонной, на верхушке которой блестели три змеиные головы из карбункула — образцовое произведение Фидиаса, и памятником победы под Платеей, привезённым из Дельф. Мари́ нравились старые кварталы с низкими домами, выстроенными из досок, из швов которых вырастал терновик и ниспадал вниз с этажей, устроенных выступами, поддерживаемыми изогнутыми балками; стены из песчаника без цемента обрамляли двери с
