Наследство - Владимир Топорков

Следователь усмехнулся:

– Выходит, вы взятку мне предлагаете, Зинаида Васильевна? Я вас правильно понял?

Женщина заморгала часто-часто.

– Нет-нет, что вы! Я не это сказать хотела…

– Ну, значит, мне показалось. – Дубикову вдруг стало даже весело ото всей этой жалкой комедии, и он сказал: – Вот что, Зинаида Васильевна, разговор у нас с вами интересный получился. Но его и оформить надо по правилам. Берите бумагу, – Дубиков достал из папки чистый лист, – садитесь и пишите о ваших связях с Кузьминым. Так будет лучше, по крайней мере, следствие учтёт искреннее раскаяние.

Зинаида Васильевна писала торопливо, будто боясь опоздать. Когда она положила ручку, Дубиков прочёл написанное ею заявление и положил в папку.

– Вот и хорошо, Зинаида Васильевна. Отдыхайте.

– Да, с вами отдохнёшь, – зло процедила главбух. – Один раз в жизни собралась и то не дали.

– Так мы вроде бы и не вызывали?

– Конечно, знаю я вас. И на курорте бы нашли, со стыдом за рукав вывели. Правильно, что мне люди позвонили, теперь легче.

Легче было и Дубикову. Он уходил, как пишут в газетах, с чувством исполненного долга.

Глава девятая

Ранним утром Безукладов вызвал Трофимова, «столичного», как шутили в обкоме, председателя райисполкома сельского района, который размещался в областном городе, правда, не на центральных улицах, где обычно располагаются подобные учреждения, а на отшибе, рядом с цементным заводом.

Трофимов работал недавно, он пришёл с должности директора совхоза, и в свои тридцать пять казался почти мальчишкой, – худая длинная фигура, как тростник раскачивающаяся при ходьбе, рыжие конопушки, усеявшие кончик носа, делали его облик задорным, даже задиристым, каким-то петушиным. И в характере у него было что-то от забияки-петуха, который непременно всегда лезет в драку.

Собственно, из-за этого и вызывал сейчас Безукладов председателя райисполкома: тот наотрез отказался принимать решение об отводе земли под строительство новых цехов литейного завода. Кажется, уже всё объяснили Трофимову по-русски – как важно новое производство для маленького, одного из самых старых предприятий города, с каким трудом обломали министерство, чиновники которого как бараны в новые ворота упирались и слышать не хотели о выделении средств, – он мотал головой и гнал из кабинета представителей завода.

Вести об упрямстве Трофимова дошли до первого секретаря, и тот пригласил Безукладова, весь налился багряной краской и сказал, не глядя на Сергея Прокофьевича:

– Это что у нас за египетский фараон появился? Что это там за принцесса на горошине? Наши товарищи еле-еле министерство уговорили, а Трофимов теперь казуистикой занимается? Вызовите его и тряхните как следует, чтоб другим неповадно было…

Безукладов кивал головой. Он и сам понимал, что дело зашло далеко и надо рубить этот узел, только знал, что Трофимов упрям, и язык об него долго ломать придётся.

Сейчас Безукладов ещё раз мысленно прокрутил в голове схему предстоящего разговора и нажал кнопку селектора, велев секретарше позвать в кабинет председателя райисполкома. Вместе с Трофимовым вошёл и заведующий сельхозотделом Кудрявцев, пожилой мужчина с какими-то выцветшими, стылыми, почти белыми глазами, с невысокой залысиной, морщинистым лицом.

Евгений Филиппович Кудрявцев слыл в обкоме человеком толковым, исполнительным, но чересчур уж дотошным.

По всей области гуляла злая шутка-быль, как однажды Кудрявцев позвонил в район первому секретарю и попросил записать «формочку» для отчёта (за глаза иногда Евгения Филипповича так и величали – Формочка, за это его любимое выражение). Кто отвечал по телефону, Кудрявцев по тугости уха не расслышал и начал быстро диктовать графы будущей сводки. «А для кого нужны эти цифры?» – спросили наконец на другом конце провода. «Как для кого? – возмутился Кудрявцев. – Для товарища Петрова». – «Да не давал я вам такого задания». – В трубке засмеялись, и Кудрявцев понял, что отвечал ему сам секретарь обкома, находившийся как раз в том районе и, видимо, по обыкновению усевшийся в райкоме за стол «первого». Евгений Филиппович тогда здорово перетрусил, но всё кончилось одними смешками. Он признался, что данные эти попросил на всякий случай, а вдруг товарищ Петров о них спросит, надо же быть готовым ко всяким неожиданностям.

Сейчас Кудрявцев, пропустив вперёд Трофимова, осторожно пробрался за стол для совещаний, аккуратно сел, и выцветшие глаза его уставились на Безукладова. Тот, показав Трофимову на стул, сам уселся во главе стола и не мешкая приступил к делу:

– Ну, товарищ Трофимов, что вы там за войну Белой и Алой Роз затеяли? Почему не подписываете решение о земле для литейного завода?

Обычно люди, оказавшиеся в подобном положении, начинали смущаться, испуганно и подавленно мяться, но Трофимов глянул на Сергея Прокофьевича без всякого пиетета, брезгливо усмехнулся и заговорил размеренно, точно вбивая гвозди в доску:

– Во-первых, вы знаете, товарищ Безукладов, что колхоз «Заря» – пригородное хозяйство и его уже буквально растащили, все лезут на пашню, кому не лень. Вот только недавно выделили двадцать пять гектаров под автокомплекс для школы ДОСААФ, а месяц назад – около сорока гектаров для научного центра металлургии. И так каждый год! Я посчитал – за последние десять лет площадь пашни уменьшилась в колхозе в два раза. А во-вторых, у нас тысяча двести коров, их куда девать? Выходит, закрывать комплекс?

– Трофимов! – Безукладов хлопнул ладонью по столу. – Не бузи! И до тебя люди работали в этом районе, а комплекс не закрывали.

– Не знаю, как до меня, – твёрдо сказал Трофимов, – а я в курсе дел колхоза – там очень напряжённая обстановка. При наличии кадров, помещений, отработанной технологии надои чуть больше трёх тысяч. Комплекс почти вхолостую работает, даже прибыли не даёт.

– Ну и что, в этом литейный завод виноват? – вмешался в разговор Кудрявцев и преданно поглядел на Безукладова.

Но Трофимов не смутился, только сердито махнул рукой, – отстань, мол.

– Да, и литейный завод тоже… Вы, товарищ Безукладов, по полям колхоза когда-нибудь проезжали? Видели, какие горы отходов от формовки, а проше – горелой земли по полям разбросаны? А ведь это тоже пашню из строя выводит. Гектаров сто там таких «угодий», не меньше…

– А у вас есть советская власть в районе? – усмехнулся Безукладов.

– Есть, есть! – Трофимов понял, куда гнёт Безукладов. – Да только у этой власти никакой власти.

– Как это понимать? – удивился секретарь обкома. – Раз власть есть, надо ею пользоваться.

– Теперь будем пользоваться, – пообещал Трофимов. – Я поставил литейщикам одно-единственное условие: наведите порядок на полях, очистите от формовочной земли, тогда и будем разговаривать…

Безукладов почувствовал, как внутри у него что-то зазвенело, натянулось тугой струной. Он стрельнул взглядом в сторону Трофимова и сказал, едва сдерживая себя:

– Вы что, и в самом деле феодалом себя в районе чувствуете? «Я сказал, я поставил условие»… Это барские замашки, товарищ Трофимов, и вам от них придётся отказываться. Вы вносите на исполком и принимайте решение, ясно?

– А если меня на исполкоме не поддержат? Выскажутся против, тогда как? Ведь у нас демократия, коллегиальность по конституции…

– А вы у нас для чего? Чью волю вы выражаете?

– Как чью? Народную.

– И вы народ спрашивали?

– Конечно, – пожал плечами Трофимов. – Я недавно в колхозе проводил собрание, и люди прямо высказались: надо или наводить на земле порядок, или распускать колхоз.

– А как вы это себе представляете – колхоз распускать? – спросил Кудрявцев.

– Пока я об этом специально не думал, но, наверное, можно сделать. Раздать землю крестьянам, определить им наделы, выделить кредиты, технику и пусть работают на здоровье. Раз колхоз со всех сторон теснят…

– Думайте, о чём говорите! – заверещал Кудрявцев. – Да знаете ли вы, молодой человек, что русские люди всегда на земле общиной жили? А вы руку на это поднимаете…

– Но ведь есть западный опыт?

– Даже такой западник, как Герцен, который всю жизнь там прожил, предупреждал: не склоняйте русского крестьянина к фермерству. Вот, я прошу прощения, Сергей Дмитриевич, послушайте, что он писал, я специально нашёл…

Кудрявцев достал из кармана зелёный блокнот и начал монотонно читать.

– А вот другой пример: Столыпин, который пытался крестьян на отруба загонять, что из этого получил? Всего одиннадцать процентов семей ушли на хутора. Я вам, конечно, исторические вещи говорю, но думаю, что они и на нынешний день актуальны.

Трофимов покачал головой.

– Не я этот разговор затеял – сами люди. Разве не видят, что идёт атака на колхоз, на землю? А они на ней родились, здесь жили их отцы, деды. Разве можно выталкивать их с этой земли?