Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 16 - Вальтер Скотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты, отродье пресноводного пескаря, никогда не плававшее дальше Собачьего острова, — отпарировал путешественник, — ты хочешь разыгрывать моряка, а сам никогда не слыхал о бриделе у булиня, о седле бушприта, об уздечке троса, о подпруге для рангоута, о кнуте в подъемном гордене для мелкого такелажа. Вот как можно вывести на чистую воду попрошайку и сберечь шестипенсовик, когда он клянчит у тебя милостыню под личиной безработного матроса. Убирайся-ка подобру-поздорову, а не то констебль отведет всю вашу банду в работный дом.
Это разоблачение расхваставшегося боцмана встречено было всеобщим хохотом, и баронету осталось только отступить, бормоча:
— Будь ты проклят, старый болтун! Вот черт, кто бы подумал, что от этого старого ночного колпака можно услышать столько морских словечек!
За Тачвудом, ставшим теперь центром внимания, увязались два-три бездельника, от которых он постарался избавиться как можно скорее. С нетерпением, отчасти не соответствовавшим его восточному наряду, он разыскивал своего спутника, боясь, как бы с отсутствующим Каргилом не случилось каких-либо неприятностей. Будучи человеком добродушнейшим, мистер Тачвуд отличался в то же время редкой самоуверенностью и весьма склонен был считать, что его присутствие, совет и помощь до крайности необходимы тем, среди кого он живет, и притом не только в чрезвычайных обстоятельствах, но и в самых обычных житейских делах.
Тем временем столь тщетно разыскиваемый им мистер Каргил старался не потерять из виду прекрасную индийскую шаль, служившую для него флагом, который дает знать о присутствии преследуемого корабля. Наконец ему удалось подойти так близко, что он смог взволнованным шепотом произнести:
— Мисс Моубрей, мисс Моубрей, я должен с вами поговорить.
— А что вам нужно от мисс Моубрей? — отозвалась, не поворачивая головы, прелестная девушка, на которой была эта красивая шаль.
— Мне надо сообщить вам одну тайну, очень важную тайну, но место здесь совсем неподходящее. Не отворачивайтесь от меня. Ваше счастье в этой, а может быть, и в будущей жизни зависит от того, выслушаете ли вы меня.
Желая, вероятно, дать ему возможность поговорить с нею наедине, девушка повела его к одной из старомодных, скрытых в самой густой зелени беседок, которые всегда попадаются в таких садах, как сад Шоуз-касла. И, закутавшись в шаль, чтобы хоть немного скрыть лицо, она остановилась прямо против мистера Каргила в полутьме, под куполообразной сенью мощного платана, ожидая обещанного ей сообщения.
— Говорят, — сказал священник настойчиво и торопливо, но тихо, как человек, желающий, чтобы его слышал только тот, к кому он обратился, — говорят, что вы намерены выйти замуж.
— Может быть, вас любезно оповестили также и за кого? — отозвалась девушка столь равнодушным топом, что это несколько озадачило священника.
— Юная леди, — ответил он торжественным тоном, — даже если бы мне под присягой сообщили о подобном легкомыслии, я бы этому не поверил. Неужто вы забыли, в каком положении сейчас находитесь? Неужто вы забыли, что мое обещание хранить тайну, и без того, может быть, греховное, вовсе не было безусловным? Или, может быть, вы думали, что существо, ведущее такую затворническую жизнь, как я, навсегда умерло для мира, хотя и блуждает по земле? Знайте, юная леди, что если уж я вправду умер для радостей жизни и ее повседневной суеты, я тем более жив, когда речь заходит об исполнении долга.
— Клянусь честью, сэр, если вы не соблаговолите говорить более ясно, я не смогу не только ответить вам, но даже понять вас, — ответила девушка. — Речь ваша слишком серьезна для маскарадной шутки и в то же время недостаточно ясна, чтобы эта серьезность стала мне понятной.
— Это раздражение, мисс Моубрей? — спросил священник еще более взволнованным тоном. — Или, может быть, легкомыслие? Или безумие? Но даже после воспаления мозга мы сохраняем воспоминание о причинах нашей болезни. Полноте, вы должны понимать меня и, несомненно, понимаете, когда я говорю, что не позволю вам совершить величайшее преступление ни ради того, чтобы достичь богатства и высокого положения, ни даже ради того, чтобы стать императрицей. Долг мой для меня ясен. И если я услышу хотя бы слово о вашем брачном союзе с этим графом или кто бы он там ни был, знайте, что я сорву покров тайны, так что ваш брат, и жених, и весь свет узнают о вашем истинном положении и о невозможности для вас заключить союз, на который вы идете — я вынужден это сказать — вопреки законам божеским и человеческим.
— Но, сэр, — ответила девушка не столько с тревогой, сколько в полном изумлении, — вы ведь даже не сказали мне, какое вам дело до моего замужества и какие доводы вы можете против него выставить.
— Сударыня, — ответил мистер Каргил, — при вашем теперешнем душевном состоянии и в таком окружении я не могу подробнее распространяться на эту тему. Сейчас для нее и время отнюдь не подходящее и — должен это с сожалением отметить — сами вы к ней совершенно не подготовлены. Достаточно того, что вы знаете, на какой скользкой почве стоите. При более подходящем случае я готов, как повелевает мне долг, разъяснить вам всю чудовищность того, что вы, говорят, намереваетесь совершить, разъяснить вам это со всей прямотой, подобающей человеку хотя и скромному, но призванному толковать своим собратьям законы творца. Покамест же я могу не опасаться, что после такого предупреждения вы решитесь на неосторожный шаг.
Сказав это, он отошел от девушки с достоинством, которое придает нам сознание исполненного долга, но в то же время с глубочайшей болью, причиненной ему легкомыслием той, к кому он обратился. Она не пыталась удержать его, но, услыхав приближающиеся голоса в одной из примыкавших к платану аллей, вышла из-под дерева и скрылась в другой аллее.
Священник, направившийся в противоположную сторону, столкнулся лицом к лицу с какой-то шептавшейся и хихикавшей парочкой: при внезапном его появлении эти двое, видимо, сразу переменили тон с довольно фамильярного по отношению друг к другу на более церемонный. Дама была не кто иная, как прекрасная царица амазонок: по всей видимости, она переняла недавнюю склонность Титании к буяну Основе, ибо вела упомянутую нами интимную беседу с последним представителем цеха афинских ткачей, который совершенно преобразился, побывав в только что отведенной ему комнате и приняв более изящный облик испанского кавалера былых времен. Теперь он щеголял в плаще, с пышным пером на шляпе, шпагой, кинжалом и гитарой, одетый так, словно готовился исполнить серенаду под окном своей дамы. Он был в богато расшитом камзоле, и на груди у него, как принадлежность национального костюма, висела шелковая маска, которую можно было сразу надеть, чтобы избежать нескромного взора.