Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара - Генри Мортон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я наткнулся на прекрасный образчик испанской аптеки — характерной черты Испании, которую стоило бы упомянуть раньше. В этих аптеках есть торжественность и степенность, отсутствующие в той оргии патентованных лекарств, которые называют аптекой в большинстве других стран. Farmacia — дань художественному вкусу испанцев, а также их любви к драматизму и тайне: ибо что может быть более привлекательным, чем огромные бутыли, наполненные — словно некой приятной на вкус панацеей — красной, голубой, зеленой и желтой водой, которые украшают витрины и волшебно выглядят по ночам, подсвеченные сзади. И что более драматично, чем красивые баночки, подписанные словами вроде «Arsínico»[122] или более таинственно, чем сотни маленьких ящичков красного дерева, каждый из которых помечен надлежащим иероглифом? Настоящий старомодный фармацевт — правильнее «аптекарь» — явно выбрасывает все открытки и рекламы пухлых младенцев и красивой кожи; хотя он держит у себя в лавке большую часть популярных причуд массового производства, они хранятся в глубине лавки, а непосредственное окружение принадлежит магии более древней, чем пенициллин и всякие «-мицины». В самом помещении ощущается нечто, поражающее даже случайного покупателя упаковки аспирина, — некое смутное подозрение, что в задней комнате, может быть, все еще пытаются получить философский камень.
На склонах холма, глядящего на старую гавань, я обнаружил великолепный аквариум, где забавлялся около часа, разглядывая рыб и людей, наблюдающих за рыбами; но в Испании невозможно созерцать рыб, и особенно crustaceo[123] так долго, не заинтересовавшись их вкусом. От живой рыбы я перешел к pescaderia, рыбному рынку, где торговала превосходная команда самых симпатичных роулендсовских рыбачек и их румяных, как наливные яблочки, дочерей, которые буквально лучились здоровьем. Здесь не было гибких Кармен, только мускулистые женщины, вроде тех, кто шел с Кортесом на Мехико. Есть в рыбе нечто, наделяющее всех, кто имеет с нею дело, бодростью и жизнелюбием, поскольку я никогда не видел унылого рыбного рынка. Эти баскские женщины за бастионами омаров и камбалы были великолепным примером грубой северной витальности; понимай я хоть немного баскский диалект, я получил бы от рыбного рынка еще большее удовольствие.
Я зашел в музей старого города, который оказался красиво оформлен — и полон интереснейших вещей. Здесь был гойевский портрет Марии Луизы (как же ему не хотелось ее писать! или она действительно так выглядела?), а также много современных испанских картин и — невероятно для музея Сан-Себастьяна — меч Боабдила, последнего мавританского короля Гранады. Также имелась коллекция деревенских инструментов: плуги, вилы, лопаты, прялки, ткацкие станки итак далее — и красивый оловянный шлем Мамбрина. На веревке висела фигурка bruja, ведьмы, верхом на метле. Длинный нос, коническая шляпа, очки, когтистые руки — она походила на английскую ведьму, но присутствовало и важное отличие: на английской метле летят вперед ручкой, а на испанских, видимо, вперед прутьями. Так что если вам случится увидеть силуэт на фоне луны, сидящий на метле задом наперед, вы сразу поймете, что это испанская bruja, или meiga, как назвал ее один из хранителей музея — таково обозначение ведьмы в его родной провинции Галисия.
Хотя хорошо известно, что союзники не всегда непременно связаны узами сердечной дружбы, можно проехать по всей Испании, не представляя себе, что британские армии под командованием герцога Веллингтона сражались здесь во время войны на Пиренейском полуострове и не грабили церкви, не вскрывали гробницы, не вывозили золото и серебро. С удивлением я вошел в зал, полностью посвященный войне на полуострове: гравюры и акватинты изображали британские «красные мундиры» и моряков, сражающихся с французскими солдатами в синих мундирах в Пиренейских ущельях и наводящих пушку на утесы. Здесь был и портрет Железного герцога в синем мундире, верхом на коне, окруженного гарцующими штабными офицерами в красном.
К тому времени, как я все это осмотрел, уже вышло солнце. Бухта Сан-Себастьян была волшебна — прекрасная, как Уэймутская бухта, она изгибалась к далекому дворцу, куда короли Испании обычно выезжали на морской отдых. Как я уже писал, в сотнях городков по всей Испании есть улицы, где запрещен проезд транспорта — обычно это главная торговая или самая фешенебельная улица; следуя этой манере, Сан-Себастьян убрал транспорт со своей великолепной набережной, так что широкий бульвар, затененный арками подстриженных тамарисков, огибает бухту плавно, спокойно и безопасно.
Пляж снова кишел детьми, а море курчавилось барашками. Было чудесно наблюдать за детьми: они хоть и «избалованы» в английском смысле этого слова, но безыскусны, и простые недорогие вещи не заставляли их скучать. Порадовал меня вид продавца каштанов, жарившего их в котле игрушечного паровозика — антикварного потомка стефенсоновской «Ракеты» — с высокой трубой, из которой шел настоящий дым. Рядом прогуливались мужчины, увешанные гроздьями воздушных шаров; еще были тележки, наполненные анисовыми шариками, палочками лакрицы, конфетами, похожими на морские камешки, и маленькими сетями, набитыми шоколадными монетками в золотой фольге, а также крошечными наручными часами. То и дело маленькая девочка, какую могла бы описать Дафна дю Морье, подходила с песетой и — с достоинством взрослой женщины — тщательно выбирала шарик или яблоко в глазури.
Простота, которую мы ассоциируем с иными временами, и есть, в конце концов, одна из составных частей притягательности Испании. Она уходит куда глубже, чем старомодность или нехватка иностранной валюты: она показывает состояние ума. Возрождение, Реформация, Французская революция, промышленная революция и американизация жизни не сыграли определенной роли в истории Испании; мы чувствуем здесь старый мир и восхищаемся им. В каком-то смысле простые лакомства и игрушки Сан-Себастьяна — часть того мира.
Я поддался бесстыдному чревоугодию Сан-Себастьяна и шел по старому городу от одного ресторанчика к другому, как ходят от картины к картине в Прадо. Баски, пожалуй, величайшие любители поесть в Испании, и никто — даже во Франции — не умеет лучше и разнообразнее готовить рыбу. Старый город усеян ресторанчиками, которые предлагают каждый свое коронное блюдо, и я нашел здешнюю кухню лучшей из всех, что мне встречались. И это, должен добавить, в один из худших месяцев года, поскольку был не сезон устриц, венерок, мидий и anguilas a la bilba ína — икры угря, жаренной в масле. Я также с разочарованием узнал, что сейчас не время для миног — маленьких угрей, которых едят по всей Испании: их я мечтал попробовать с тех пор, как учился в школе и изнывал от смертельного любопытства отведать блюдо, погубившее, по преданию, Генриха I.
Зато к моим услугам были форель, кумжа и семга, омары, langostinos, камбала, chipirones, то есть каракатицы, свежие сардины, жареный тунец и знаменитое баскское блюдо bacalao a la bilbaína — сушеная треска, которую вымачивают двадцать четыре часа и готовят в масле с луком и другими ингредиентами.
Одна из особенностей Испании — скромный ресторанчик или винная лавка, которые для иностранца выглядят как логово банды грабителей и в чьем темном нутре, заполненном винными бочками и бутылками, можно смутно различить чеснок и всевозможные колбасы, свисающие с потолка, а также деревянные скамьи и столы на козлах, выскобленные добела. Иногда наемный убийца подходит к двери и обращает к боязливому иностранцу очаровательную улыбку. Но нет ничего необычного в том, что чем грубее внешность, тем приятнее обхождение. Я нашел на старинных улочках зловещую декорацию для убийства, но, привлеченный написанным мелом на окне объявлением, что здесь есть свежие сардины, запеченные на решетке, все же вошел и был включен, с восхитительной любезностью, в счастливую семейную сцену. Хозяин и его жена, окруженные множеством детей, обедали в приделах сумрачного бочоночного собора в присутствии двух собак и нескольких кошек; когда я спросил свежих сардин, девушка поставила на стол на козлах кувшин белого вина и буханку хлеба, а потом прибыли сардины размером с кильку. Ни ножей, ни вилок; есть сардины следовало так: брать за голову и хвост и обгрызать вокруг хребта. Я решил, что это придает сардине новый вкус.
Чуть больше смелости требуется, чтобы попробовать chipirone in su tinta — каракатицу в собственных чернилах. Она появляется перед вами, имея такой вид, словно кто-то вылил бутыль индийских чернил на блюдо черной требухи; несомненно, требуется привычка. Вареная треска, одно из печальнейших воспоминаний об Англии, возносится басками до горних высот эпикурейства. Вот благородный и прекрасный способ ее готовить. Возьмите куски трески и замаринуйте их в небольшом количестве оливкового масла, потом слегка обжарьте. Положите каждую порцию на отдельную тарелочку, на которой потом будете ее подавать. Готовится особый соус: две унции сливочного масла вылейте на сковороду и слегка обжарьте в нем немного ветчины и грибов, нарезанных маленькими кусочками, а пока они жарятся, обсыпьте их десертной ложкой муки, чтобы загустить соус. Добавьте немного бульона, томатов и белого вина. Оставьте соус кипеть две минуты, а потом залейте треску. Поставьте тарелки в духовку, пока рыба не приготовится, и перед тем, как подавать, положите на каждый кусок трески маленький шарик масла. Ручаюсь, если вы приготовите это блюдо правильно, то никогда не вернетесь к соусу из петрушки.