Цой Forever. Документальная повесть - Александр Житинский

— Конечно. У меня даже в машине несколько кассет. Когда бывает настроение — включаю. Это был настоящий рок, музыканты — классные ребята! Это не тот шоу-бизнес, что сейчас. Я считаю Цоя божьим посланником, который пришел, чтобы что-то сказать нам…

Я горд и счастлив, что в этой жизни смог не просто быть рядом, а прикоснулся к такому человеку, прикоснулся к истории».

«— Когда еще не было никакой «Ассы», никаких грампластинок, никакой «Иглы», у моего однокурсника Аркаши Высоцкого в квартире на Беговой жил Витя Цой со своими музыкантами. Тогда Рашид Нугманов только-только снял про него документальный фильм «Йа-хха!», и были какие-то кассеты с песнями. И все. Он был очень узко популярен.

— И что Цой с музыкантами делали в квартире на Беговой?

— Они по диванам лежали. Я помню, они никогда не стояли, все время лежали. Было очень накурено. Я говорю: «Аркаш, что у тебя дома-то творится?» А он говорит: «Давай я тебя с ним познакомлю — он потрясающий совершенно музыкант». Я говорю: «Нет, давай лучше спой какую-нибудь песню его, а я посмотрю». Типа экзамен ему устроила. Цоя не позвали, а заставили Аркашу петь песню. И он спел: «Кто-то завтра попадет под трамвай, погибнут че-то там… все пассажиры. Дрогнет рука молодого хирурга. Следи за собой. Будь осторожен». Я послушала и сказала: «И что? Вот это он такое пишет? Не, я, Аркаш, че-то не поняла. Не буду я с ним знакомиться».

— Так и не познакомились?

— Потом. Он был в таком ненадлежащем состоянии и удивительно мне понравился как эстетический объект: высокий, худой, такой весь в черном-черном, с кошачьей походкой. Но пока он не умер, я его песни не послушала, представляете? А совсем недавно в Питере мы познакомились с красавцем Гурьяновым — он был в группе Цоя барабанщиком.

— И чего?

— Ну чего? Мы чуть из-за него на самолет не опоздали.

— Почему из-за Гурьянова вы чуть не опоздали на рейс?

— Потому что он нам как включил концерт «Кино» у себя дома на большом-большом экране, так мы все впали в такую эйфорию, что встать с дивана не смогли. Что-то мне такое передавалось от него! Цой был настоящий поэт и маг; из всех, кого вообще можно воспринимать и кого я знала лично, магов только двое: он и Земфира».

«…Теперь о Наташе. С Наташей, как ты знаешь, они познакомились на фильме «Асса», и они несколько раз ко мне приходили. А она так любила заумно болтать, что мы с Цоем дали ей кличку «Энгельс». Ну, типа ты такая умная, как Энгельс. И долго над ней так подшучивали. И было несколько чудесных вечеров у меня на Каретном, они приезжали вместе. Потом, когда в 89-м году у меня родился сын, Витька приезжал специально, чтобы сделать ему какой-то маленький подарок. Сын Володя. Ведь действительно Витьку связывала какая-то очень нежная дружба с моим младшим братом. Они ближе были по возрасту, и при том, что Володя мой не был рок-музыкантом, Витька был единственным из рок-музыкантов, кто приехал на похороны, кто пел на поминках, хотя знакомы с ним были все. И Витька пригласил его на свою свадьбу с Марьяной, хотя я предупреждал, что добром это не кончится. Кончилось это поножовщиной, он Майку пузо порезал, вообще он беспредельщик был редкостный — мой брат. Ему нельзя было пить.

Так вот о Наташе. Она закрылась после той волны оглушительной и неприятной посмертной шумихи. Она решила закрыться и в этом не участвовать. И правильно сделала. И до сих пор она на эту тему не говорит. Но вот мы с ней летали на «Дух огня» в Ханты-Мансийск, с братьями Нугмановыми. Мы много общались. Она как-то отошла и охотно рассказывала про Витю. Пожалуй, главное, что она выделяла в своем возлюбленном и почему она его дистанцирует от многих людей из его компании, которые, как она считает, просто делают себе имидж на его фоне, — это его чувство собственного достоинства. Оно было совершенно беспрецедентным на фоне общего советского убожества. И она это все время подчеркивает, его чувство собственного достоинства и то, что он никогда не опускался до того, что позволяют себе другие музыканты и люди его компании. Поэтому она с ними не общается».

1990

Гибель

Мы подошли к трагической развязке нашего сюжета, коим является жизнь и творчество Виктора Цоя.

Мне довелось последний раз увидеть Витю и даже коротко поговорить с ним 22 июня 1990 года в Москве, на следующий день после его дня рождения.

Мы с женою приехали в Москву по приглашению Джоанны Стингрей, у которой вышла пластинка «Думаю до понедельника». Джоанна праздновала это событие в Московском Доме художника на Гоголевском бульваре. Приглашены были многие знаменитые музыканты Питера и Москвы, а также журналисты.

А у меня как раз в начале июня вышла из печати книга «Путешествие рок-дилетанта». В Москве книги еще не было, и Джоанна заказала привезти ей целую пачку.

Я купил в издательстве нераспечатанную пачку книжек и приехал с этой пачкой на квартиру Джоанны в Москве прямо с поезда, часов около девяти утра.

Она встретила меня по обыкновению бурно и радостно, распечатала пачку и побежала в комнату за пригласительными билетами на презентацию.

И тут я увидел сквозь открытую дверь кухни, что там за кухонным столом сидит Витя Цой и пьет чай.

Я зашел к нему поздороваться и спросить, как жизнь.

Цой выглядел усталым и каким-то поникшим. Он поздоровался со мной и на вопрос как дела ответил своим обычным «нормально».

— Не устал от гастролей? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Да нет…

— У меня книжка вышла про рок-клуб и все наши дела, — сказал я. — Разреши, я тебе ее подарю.

— Да, конечно…

Я взял книгу из Джоанниной пачки и сделал Цою дарственную надпись на титульном листе. Убейте, не помню, что я там написал. Вероятно, что-то типа «Вите Цою с любовью к его песням».

Он принял книгу, поблагодарил и принялся ее листать. Мне показалось, что она его заинтересовала. Однако не настолько, чтобы начать какой-то разговор.

Тут явилась Джоанна, мы обменялись еще двумя-тремя фразами, и я отбыл, пожелав всего хорошего и «до встречи вечером».

Однако вечером Цоя на презентации пластинки Джоанны не оказалось. Зато были Макаревич, Григорян и другие знакомые и незнакомые рокеры. Бродил поэт Вознесенский, недавно приобщившийся к року и назвавший БГ «по-хорошему худым», — определение, еще долго преследовавшее Бориса.

На бульваре уже пели «Безобразную Эльзу», погода была теплая. Но Цоя с нами не было.

Прекрасный вечер с песнями и вином кончился тем, что утром я проснулся в Смоленске в купе «СВ» вместе с Макаревичем. У группы была однодневная гастроль с двумя концертами на стадионе, и Макар пригласил меня прогуляться с ним в Смоленск и обратно.