Поход без привала - Владимир Дмитриевич Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С патронами и снарядами положение улучшилось — удалось отбить советские склады, захваченные немцами на станции Угра. Только надолго ли их хватит? Скоро наступят короткие ночи, транспортные самолеты перестанут летать. А дни будут жаркими во всех смыслах. (Ого! Начальник тыла даже шутить умеет!) Поэтому боеприпасы тоже надо строго учитывать, надежно хранить и экономить…
Хотя подполковник Грибов говорил о делах важных, внимание слушателей ослабло. Утомились офицеры в душном помещении. К тому же очень ярко было на улице. Солнце сверкало, манило, смеялось. На старой березе возбужденно гомонили только что прилетевшие грачи.
Начальник тыла сам понял, что пора закругляться. Сделал паузу, прищурил глаза, произнес весело:
— Генерал Баранов в Дорогобуже спирто-водочный завод налаживает. Первые пробы пока неважные, пригодны только для медиков. Однако надежда на успех есть, можете подавать заявки.
— Уверен, что гвардейцы достойно справятся и с этой задачей! — громко сказал Щелаковский, и все засмеялись
Павел Алексеевич объявил перерыв на двадцать минут, попросил остаться в горнице комиссара и начальника тыла.
— Решайте, товарищи, чем будем гостей кормить. Надо по-праздничному…
— Они у себя питаются лучше, чем мы в штабе, — проворчал Грибов. — Их не удивишь.
— И все же штаб есть штаб, и офицеры на такие совещания приезжают не часто, — вступил в разговор Щелаковский. — Думаю, Павел Алексеевич, возьмем несколько бутылок коньяка из НЗ. Разведчики привезли вчера мешок картошки.
— Картошка уже в работе, — сказал адъютант Михайлов, покосившись на Грибова. — Обед готовится. На первое суп картофельный, на второе перловая каша. И по сто граммов копченой колбасы, — торжествующе улыбнулся Михайлов. — Нашли вот, хоть товарищ генерал и считает, что фантазии у нас нет.
— Есть, есть. Вижу теперь, — засмеялся Павел Алексеевич.
Адъютант подумал, вздохнул и произнес неуверенно:
— Можно еще выдать по одной редьке на трех человек.
— Опять редька? У тебя неисчерпаемые резервы!
— Есть запасец, — самодовольно подтвердил Михайлов.
— Давай редьку! И закуска хорошая, и против цинги здорово помогает! — поддержал комиссар.
Когда закончился перерыв, подполковник Вашурин расстелил на чисто вымытом полу большую карту, испещренную пометками, номерами воинских частей и соединений. Территория, освобожденная во вражеском тылу, напоминала на карте овал, вытянутый с востока на запад, вписанный в треугольник железных дорог Вязьма-Смоленск, Смоленск-Занозная и Занозная-Вязьма.
— Готово, — сказал Вашурин, протягивая генералу указку.
Павел Алексеевич поднял над головой и показал офицерам небольшую, изрядно потрепанную книгу.
— Это воспоминания партизанского командира Дениса Давыдова. В наших примерно местах он французов бил. Прочитайте, полезно.
— Где ее взять? — поинтересовался Баранов.
— В районной библиотеке посмотрите, в школах. Ищите, как хлеб ищут, — улыбнулся Павел Алексеевич. — У Давыдова какой принцип был? Убей и уйди! Как у наших партизан: ударь — отскочи! Для нас, для регулярных войск, такой принцип до сих пор был неприемлем. Больше того, мы требовали, чтобы партизаны действовали совместно с нами по всем правилам современного боя. И будем требовать в дальнейшем. Но сейчас обстановка диктует другие методы. Распутица, бездорожье, разливы рек сковывают маневр, затрудняют планомерное ведение боевых действии. В апреле, в первой половине мая немцы, судя по всему, наступать не будут. Это не значит, что мы оставим их в покое. Нам нужно держать врага в непрестанном напряжении. Нужно наносить многочисленные удары в самых различных местах. По принципу: ударь — отскочи. Мы, товарищи, временно переходим к партизанской тактике. Пока наши главные силы отдыхают, пополняются и переформировываются, небольшие мобильные группы будут действовать беспрерывно. Для этой цели приказываю во всех частях и соединениях создать постоянные диверсионные отряды. В каждом полку — отряд из десяти человек. При штабах дивизий — из двадцати человек. В партизанских отрядах иметь десять диверсантов на каждую сотню бойцов. Все регулярные и партизанские части получают свой участок вражеских коммуникаций, который будут держать под непрерывным контролем.
Павел Алексеевич передохнул, придвинул табуретку поближе к карте.
— Теперь прошу посмотреть сюда. Вот три железные дороги. Давайте разберемся, что на них происходит. Линия Занозная — Вязьма полностью в наших руках, — провел он указкой. — Мы освободили на ней станции: Угра, Волоста Пятница, Вертерхово, Баскаковка. Мост через реку Угру разрушен. Полотно дороги занесено снегом. Эту магистраль мы полностью отключили… Вот вторая линия: от станции Занозная до Смоленска. Немцы удерживают на ней два крупных населенных пункта — Ельню и Спас-Деменск. Но эти пункты изолированы партизанами. Западнее Ельни мы освободили райцентр Глинка и контролируем железнодорожное полотно до самого Днепра. Мост через реку взорван, рельсы разобраны на протяжении двадцати километров… Значит, две стороны железнодорожного треугольника полностью контролируются нами, как и Старая Смоленская дорога на всем протяжении от Соловьевой переправы на Днепре до райцентра Семлево… И, наконец, третья железная дорога — от Смоленска до Вязьмы. Здесь, товарищи, нам похвастать нечем. Это главная магистраль, на которой держатся все немецкие войска в ржевско-вяземском выступе, выдвинутом к Москве. Противник не жалеет сил для охраны дороги. Вы знаете, как трудно к ней подступиться. Там и танки, и бронепоезда, и артиллерия. И все равно: главная задача на ближайшее время для партизанского соединения «Дедушка» и для первой гвардейской кавдивизии — как можно чаще нарушать движение на этой дороге… Вы поняли, Виктор Кириллович?
— Все ясно, — пробасил генерал Баранов.
13
После обеда, в 16.00, Белов вызвал к себе с очередным докладом подполковника Кононенко. И, как всегда, испытал приятное чувство при виде начальника разведки: энергичного, подтянутого, с блестящими карими глазами.
Не прошло и года с начала войны, а Кононенко очень изменился, как, вероятно, изменился и Павел Алексеевич: самому-то не видно.
Уверенней, солидней держался начальник разведки, гуще стали его усы, проступила на висках седина. Но не только внешние перемены замечал у своего помощника Белов. Нет, не ошибся Павел Алексеевич, когда потребовал, чтобы на ответственную должность назначили довольно молодого еще офицера. За короткий срок Александр Константинович овладел всеми тонкостями трудного дела и вроде бы даже