Зона риска - Лев Корнешов

Неужели даже в малом нельзя по-честному? Ведь живут же люди нормально, работают, в театры ходят, по вечерам всей семьей собираются вокруг стола. Раньше «жить как все» казалось серым, а вот теперь хочется, чтобы жизнь была в нормальной колее. И с работой... Что, и дальше помогать воровать Анюте? Пройдут годы, и станет он Степаном Макаровичем, старшим, куда пошлют по части «бери побольше, кидай подальше». А может, вообще переквалифицируется в прихлебателя пивнушки, что за углом Оборонной, в дальнем тупичке? Есть там несколько таких: давно спились, вымаливают глоток пива у других.

С тоскливой смелостью думалось раньше: если даже и в колонию попаду — только крепче стану, посижу недолго (сейчас помногу несовершеннолетним не дают, гуманисты...), зато звону будет на всю Оборонную и ее окрестности. Но как бы не стал такой звон отходным... Одним словом, сбежал бы на край света, да мать жалко, пропадет она совсем без него, засохнет. А на стометровку и «пятачок» больше не тянет, даже тошно стало туда ходить: шебуршатся, вертятся вокруг грязной монеты... И пацаны там, между прочим, глуповатые — весь мир для них в «лейблах» шмоток. Недавно включил телевизор, читают стихи: «У советских собственная гордость...» Да какая у Князя и его «фирмы», к примеру, гордость, если они за блок жвачки готовы душу заложить? Видел днями Князя, что-то снова заваривает, зовет в напарники. Попытался было Князь подкатиться к Линке, сестре Романа Жаркова, так та его быстро отшила, даром что малолетка. А Князь просто так ничего не делает, вот как получается: «шестерочка»-Инка липнет к Роману, Князь хвост пушит перед его сестренкой. Сестренка же ничего, о ней на стометровке плохого не болтают, да и Романа опасаются, помнят, как он двух пижонов у витрины учил жить, такое на Оборонной у пацанов в цене...

На «пятаке» поговаривают, что Князь сейчас работает по-крупному, «фирму» свою почти забросил, на «комке» появляется все реже. Князевы «фирмачи» разбрелись кто куда: Ник Сыроежкин перебивается случайными заработками, Жорик Сабиров вообще на «комок» махнул рукой, Марк Левин поступил на работу. Словом, «фирма» обанкротилась, а Князь процветает. С чего бы? Шептались Мишкины приятели, что Князь теперь ходит в подручных у какого-то крупного туза и у него новая специальность — редкие книги. Где он их достает, какими путями — того никто не знает. Еще поговаривали, что Хозяин напрочь запретил Князю заниматься мелочовкой на «комке», потому и распалась «фирма».

Потом видел Мишка, как Князь приходил к Анюте в «Фрукты — овощи». Анюта завела его в свой кабинетик рядом с подсобкой, долго о чем-то толковала...

Тревожно все это. Почему, Мишка и сам не сказал бы. Просто не по себе становится, когда приходят на ум Десятник, Анюта, Князь... Какие у них могут быть общие дела? Анюта обхаживала Князя, провожая, строила глазки, руку подала так, чтоб он увидел, какие у нее кольца богатые. «Ничего не боится, зараза», — подумал тогда Мишка. А над «Фруктами — овощами» уже вьется дымок. Первым его учуял старший грузчик Степан Макарович. После бутылки портвейна как-то изрек: «Горим, ребята. Пора смываться». — «Да ты чего? — удивились другие подсобники. — Анька баба умелая. Рукодельница...» — «Дымимся, — пьяно бубнил Макарыч. — Чует мое сердце, слишком умелая у нас Анюточка...» Мишка ждал, что скажут еще, но один из рабочих лишь пренебрежительно махнул рукой: «А нам-то что? Пусть прячут Аньку, наворовалась, пожила себе в радость... А наше дело — грузи, куда скажут...»

Анюта тоже, видно, чувствовала себя не очень твердо, нервная стала, суетливая...

И еще Мишке все-таки было жаль старшего брата — снова сядет, к тому дело идет...

Андрей дал Мишке выговориться до донышка, не перебивал, не охал и не ахал. Девушки, почувствовав, что идет мужской разговор, уединились на кухню, звякали там посудой, говорили вполголоса. И хотя было уже поздно, но никто никуда не торопился — такие вечера, как этот, нечасто выпадают, порою они становятся вехами на пути. И опять же — в нашем городе дождь... Он разрисовывал стекла окон в причудливые узоры, а слышно его почти не было, тихий дождь, спокойный.

— Все о себе я да о себе, — наконец сказал, будто подводя итог своей сумбурной исповеди, Мишка. — А ты как? Эта Нина, она что, твоя любовь? Слышно было по телефону, замуж навострилась... Переживешь?

— Смогу, — твердо сказал Андрей. — Хотя, Миша, и непросто это будет для меня.

— Ой, держите меня, я девушка честная! — послышался с кухни веселый возглас Елки и смех Тони.

— Вот тоже экземпляр, — сказал Мишка. — Болтается без дела день до вечера. А девчонка ничего, это внешность ее рисованная некоторых обманывает. Она в моей компашке вроде своего парня: Елка да Елка... На гитаре хорошо умеет. Но какая-то она неприкаянная, и не очень ты, Андрей, верь ее веселью, у нее тоже на душе тошно, был такой разговор.

— Вижу. — Андрей пытался сосредоточиться на разговоре с Мишкой, а мысль все время возвращалась к тому дню (да и был ли он вообще), когда Нина, его лучшая в мире девушка, говорила: «Закончу работенку, Крылов, и ввалюсь к тебе с чемоданчиком. Жен ведь без сложностей прописывают на жилплощади мужа?» — «Если она позволяет», — ответил Андрей. «А у тебя позволяет?» — «Еще как!» — как о деле решенном сказал тогда Андрей. И вот: «Дождь к свадьбе — это хорошо...»

Андрей вздохнул, снова попытался забыть о телефонном звонке. Ну и пусть... Да нет, ерунда какая, почему «пусть»? Поделать сейчас ничего нельзя, там уже решили — через несколько дней... Надо ждать? Вдруг переменится? Нет, не надо ждать, лучше отрезать сразу, прополоть память, чтобы ничего в ней про то не осталось. Как говорила в минуту откровенности героиня одного из его очерков: «Я забывала все с такой болью, что в глазах было белым-бело...» Он не решился вставить эти слова в материал об известной на всю страну ученой — показались слишком личными. И только потом понял, как от этого очерк проиграл.

— Ты бы, если всерьез числишь Елку своим товарищем, — между тем настойчиво говорил Мишка, — помог ей с работой. Она тебя послушается, я знаю, ты для нее как... — Мишка не смог подобрать сравнения, пошлепал по-детски губами и вдруг изрек: — ...как аятолла Хомейни для мусульман.

— Ого! — засмеялся впервые весело после того телефонного звонка Андрей, — Подковываешься политически?

— Стал твою газету читать, — довольно ответил Мишка. — А ничего там попадаются статейки, по правде. А есть такие — ну будто с другой планеты...

— Прав, к сожалению, — согласился Крылов, — Так вот, о Елке. Только между нами, а то она девица с норовом... На днях ей предложат работу на фабрике. Сперва, конечно, получится, а потом от нее все будет зависеть. Но сразу попадет она в крепкие руки, ее будущую наставницу я знаю, писал о ней.