Блеск и нищета российского ТВ - Федор Раззаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда же я училась в десятом классе, мама пришла на школьную вечеринку и поняла, что я в своей одежде выгляжу ужасно отсталой. Она вдруг осознала, что перегибала палку…
Пока я училась в школе, я не разбила ни одного сердца. И лишь потом, после выпускного бала, стала понимать, что были ребята, которые на меня обращали внимание, но редко кто отваживался ко мне подойти, потому что я невольно создавала вокруг себя ореол неприступности. В этом не было ничего специального или нарочитого, тем более что внутренне я очень открытый человек.
Смотрела на себя в зеркало и недоумевала, почему я никому не нравлюсь. Я не считала себя красавицей, но изъянов в своей внешности тоже не находила. А на дискотеках всегда стояла у стеночки, меня никто не приглашал. Я делала вид, что мне это не очень нужно, однако на душе было тяжело. Наверное, этот неприступный вид – некую форму самозащиты – я унаследовала от мамы, которая на самом деле очень романтичный человек…
Незадолго до окончания школы в меня влюбился одноклассник. Проявлял он свои чувства очень робко. Смотрел преданными глазами и носил за мной портфель. Иногда мы гуляли с ним по Москве, целомудренно держась за ручки.
Я вообще поцеловалась впервые, уже учась в институте на первом курсе. Это в моем-то поколении…»
В 1986 году Меньшова окончила школу, и перед нею встала дилемма: куда пойти учиться? Выбирала она между тремя институтами: литературным, журфаком МГУ и театральным. Стоит отметить, что годом ранее она делала попытку пойти по стопам родителей и пыталась поступить в «Табакерку» к Олегу Табакову. Однако экзамен не выдержала. Табаков тогда ей даже посоветовал никогда не заниматься актерской профессией. И вот теперь перед Меньшовой вновь стал вопрос: куда идти? И она, будучи человеком упрямым, выбрала театр. Узнав, что тот же Табаков делает добор на второй курс Школы-студии МХАТ, отправилась туда. И поступила, что называется, «с полпинка» (курс А. Калягина и А. Покровской).
Вспоминает Ю. Меньшова: «Я проходила все туры на общих основаниях, никто не сопоставлял меня с родителями, которые, кстати, в это время уехали отдыхать. Курс набирал Калягин, все педагоги очень за меня болели и хотели, чтобы я поступила. Неужели я могла сделать им ручкой? Тем более я поняла, что Табаков их не предупредил. И когда Олег Павлович, вернувшись из поездки, спросил, перехожу ли я на его курс, я ответила, что остаюсь у Калягина. Потом мне показалось, что этим заявлением могла обидеть Табакова, и перед первым сентября написала ему покаянное письмо с объяснением всех мотивов. И он был очень тронут…»
Меньшова училась с энтузиазмом и была на хорошем счету у преподавателей. Хотя ее родители первое время считали, что актерская профессия ей явно не дается. Однажды, после одного из просмотров, отец даже заявил: «Я не понимаю, как тебя держат на этом курсе. На твоем месте я бы забрал документы. В стенах театрального училища оставаться просто невозможно после того, что мы с мамой увидели сегодня». Думаю, не надо объяснять, что переживала в душе Юля после подобных выводов. Однако она нашла в себе силы не отчаяться, наоборот – с еще большим упорством взялась за учебу. Она верила, что сумеет переломить ситуацию.
Еще будучи студенткой, Меньшова стала сниматься в кино. Фильмы были самые разные: бестолковая эксцентрическая комедия Романа Ершова «Действуй, Маня!» (1991), военная драма Ольгерда Воронцова «Тишина» (1992) и др. Стоит отметить: из-за того, что на «Мосфильме» у ее отца было слишком много завистников, вход на эту киностудию Меньшовой как актрисе был заказан – в основном ее снимали на «Ленфильме».
После окончания Школы-студии Меньшову пригласили во МХАТ. Причем буквально с первых же дней ее нагрузили ролями, в том числе и большими. Достаточно сказать, что за четыре года пребывания во МХАТе Меньшова сыграла 15 (!) спектаклей. Не каждая молодая актриса могла похвастаться такой результативностью. Однако, несмотря на такое многообещающее начало, Меньшова вскоре почувствовала, что театр, так же как и кино, не может стать главным делом ее жизни. Ей хотелось свободы, самостоятельности, а профессия актера – это бесконечная зависимость от режиссера, директора, костюмера и т. д. В итоге весной 94-го Меньшова приняла твердое решение уйти из актеров. Причем она уходила практически в никуда, поскольку плохо представляла себе, в какой области ей предстоит теперь приложить свои силы. Ее давно манила журналистика, в частности, телевизионная, однако каким образом проявить себя на этом поприще, Меньшова еще не знала.
Вспоминает Ю. Меньшова: «Я покупала газету «Из рук в руки» и искала в ней объявления о приеме на курсы секретарей-референтов. Почему бы и нет? Я знала, что неплохо умею гримировать, и думала, что, если никуда не попаду, попрошу папу устроить меня в гримерный цех. Как знать? А вдруг это мое призвание? Но когда я сказала папе, что хочу работать в гримерном цехе, у него волосы встали дыбом: «Как ты можешь так говорить? Ты же была актрисой, а теперь будешь гримировать других актрис?» – «А если это мое?» – возражала я. Я готова была пойти хоть в дворники…
Я ходила на разные телевизионные каналы, в том числе на ОРТ к Листьеву, который смотрел на меня умильно, как, впрочем, и другие руководители, но ничего не предлагал. Обижаться было смешно. Ведь я ничего собой не представляла. За моей спиной, кроме актерского прошлого, ничего не было. И все телевизионные начальники полагали, что я, наверное, была плохой артисткой, которую родители устроили в театр, но не вышло, а теперь рвусь в ведущие. Естественно, особого желания брать на работу такого человека ни у кого не возникало. Все ограничивались вопросом: «Ну и что вы хотите?» – «Все, что вы мне можете дать попробовать, – отвечала я. – Хотите, буду кассеты носить?» Мне обещали перезвонить и вежливо отсылали. Откровенно говоря, если бы сейчас ко мне пришла такая девушка, я поостереглась бы принимать ее на работу.
Но я шла, как Ломоносов в Москву, понимая, что для меня главное – прорваться на эту территорию, пусть кем угодно, хоть дворником, но перемахнуть через забор, называемый телевидением, а дальше я пробьюсь, докажу, что у меня есть силы…»
Меньшовой помог случай. Однажды в их доме зазвонил телефон, к трубке подошла Юля и услышала на другом конце провода голос хорошо знакомого ей сценариста Виктора Мережко. Он как бы между прочим спросил ее, как дела, она ответила: да никак, работу себе найти не могу. Тут он и говорит: «Здорово! Я сейчас как раз запускаю на ТВ-6 программу «Мое кино», и мне нужен редактор. Не хочешь попробовать?» Меньшова, недолго думая, согласилась. Так она попала на телевидение.
Вспоминает Ю. Меньшова: «Я перестала быть актрисой по одной простой причине – данная профессия стала мне неинтересной.
Конечно, это решение вызревало очень долго. Родители отнеслись к моему уходу из профессии довольно сложно и всячески меня отговаривали. По их мнению, это был абсурдный поступок – бросать то дело, которое у тебя получается. Но мне было слишком мало лет, чтобы заставлять себя заниматься тем, чем не хочется. Придя на телевидение, я была готова заниматься чем угодно и очень не хотела работать в кадре. За четыре года работы в театре у меня накопилась такая усталость от собственной невольной публичности, что совершенно не было желания светиться на экране. Я так кайфовала от своей редакторской работы в программе «Мое кино», занимаясь творчеством и оставаясь при этом за кадром…»
В течение примерно полугода Меньшова работала редактором у Мережко, после чего руководство канала предложило ей стать ведущей новой программы – женского ток-шоу «Я сама» (название придумала Меньшова, это был третий большой проект ТВ-6, после передач «Мое кино» и «Акулы пера»). Довольно быстро эта передача стала популярной у зрителей, а Меньшова взошла на новый пьедестал – сам Эдуард Сагалаев назвал ее главной удачей ТВ-6.
Между тем уже через несколько месяцев после премьеры программы (осенью 95-го) в ее недрах разразился крупный скандал. Один из авторов и продюсеров ток-шоу – Татьяна Фонина (кстати, она и пригласила Меньшову на ТВ-6), а также еще несколько участников программы внезапно подняли бунт против Меньшовой и дружно подали заявления об уходе. Что же произошло? Вот как описывала эту ситуацию в «Комсомольской правде» О. Бакушинская: «Много месяцев вся эта команда азартно и влюбленно придумывала сюжеты женско-семейного ток-шоу, искала героинь, писала подробные сценарии – и Юля находила со всеми общий язык. Потом, как рассказывают, она стала давать интервью, из которых следовало, что это она «сама» задумала и делает программу. Заело? Конечно. Всякий телевизионщик знает, что без хорошей съемочной группы даже суперведущему не поздоровится.
Во всяком случае, с некоторых пор Юле перестали прощать ее выговоры гримерам, повышенный тон в разговорах с остальными… Ну что это? Генеральный продюсер ТВ-6 Иван Демидов считает, что дело выеденного яйца не стоит – тут просто бабская склока Фониной и Меньшовой…»