Разведка боем - Василий Звягинцев

– Давайте все это оставим. Сказано ведь: «Мертвый, в гробе мирно спи, жизни радуйся, живущий…» Предлагаю сесть в автомобиль и прокатиться по достопримечательным местам Первопрестольной. Или же за город, если предпочитаете. Осенние окрестности города сейчас довольно красивы.

Анна посмотрела на него не по возрасту проницательно.

– Пожалуйста, Александр Иванович, давайте покатаемся. За город. А насколько далеко?

«Хоть до самой белой территории», – хотел было сказать Шульгин, но предпочел удержаться от чрезмерной напористости или излишней проницательности.

– От вашего желания будет зависеть, уважаемая Анна Ефремовна.

– А зачем вы, уважаемый Александр Иванович, – с возможной язвительностью в голосе сказала девушка, – разговариваете со мной в таком тоне? Как будто действительно хотите на наших здешних людей похожим показаться. Но ведь не получается у вас. У меня не только слух хороший – и я ваш разговор с полковником Басмановым слышала, так я еще за три коммунистических года, за неимением иных занятий, много всяких книг прочитала. Вы ведь и вправду совсем другой человек, чем пытаетесь изобразить. Так и отлично же! Я давно о чем-то подобном мечтала и готова быть вам верной помощницей…

– Да в чем же, Анна Ефремовна? – стараясь оставаться в образе, воскликнул Шульгин.

– В чем угодно. Мне неважно. В попытке убить Ленина, захватить императорский престол или ограбить патриаршую ризницу. Просто я давно надеялась встретиться с необыкновенным человеком, вроде вас. Когда Сергей привел вас в дом, я вначале подумала, что он продался большевикам, и вы как раз из них, а потом поняла – вы совсем другие… С вами мне по пути!

Шульгин увидел, что за три года девушка действительно поняла многое, оказавшись в эпицентре практического воплощения в жизнь «вековой мечты человечества». Отчего приобрела некоторую экзальтированность и склонность к экстремизму. Нельзя сказать, чтобы это его не устраивало, он сам третий день соображал, какой бы подход к ней найти. Если она сама предлагает вариант – так ради бога.

– Хорошо, милая Аннушка. Вы готовы вступить в наш рыцарский орден? Со всеми соответствующими обетами, ритуалами, обязательным самоотречением и непредсказуемыми результатами? Невзирая на опасности, как реально-бытовые, для физического существования, так и трансцендентные, в рассуждении вашей православной души?

– Готова? – с внезапным блеском в глазах и резко вскинутой головой переспросила Анна. – Готова ли я? Да я только об этом и мечтала!

«Ну вот, – грустно подумал Шульгин, – очередная Софья Перовская. Неважно зачем, неважно за что, абы живот на подходящий алтарь возложить. Разве что, по Фрейду, данную политическую акцентуацию в несколько другую сублимировать? Не с бомбой же ее на теракт посылать…»

ГЛАВА 34

– Я, Андрей Дмитриевич, – излагал свои построения Новикову профессор Удолин, – изучил все доступные теории черной и белой магии, десяток лет постигал практику дзен-буддизма и еще многое, рассказ о чем заведет нас в глубокие и не имеющие практического значения дебри. Сейчас нам важно другое. Вы владеете практикой без теории, я – наоборот. Мне жаль, я даже испытываю определенный комплекс неполноценности, однако что поделаешь? Остается поделиться с вами известными мне навыками и надеяться, что в результате мы оба выиграем…

– Это так просто? – удивился Новиков. Ему казалось, что предметы, о которых они с профессором рассуждали уже третий час, сложны для постижения не в силу даже их нарочитой запутанности, кое-что он постиг за время учебы в МГУ и аспирантуре, а как раз практически.

– Более чем. Если человек имеет соответствующие предпосылки, практику он в состоянии постичь даже и за пять минут. Я в своих исследованиях выявил девять уровней сознания. Первые три свойственны людям от рождения, если они не олигофрены. Еще два можно постичь путем размышлений, имея медицинское или философское образование. А дальше – совсем другое. Медитации, углубленное и замедленное дыхание, практика дзен подведут вас к шестому уровню. С него, если удастся, доступен седьмой… Ну а куда ведет он – я не знаю. И боюсь заглянуть в сии бездны…

– Отчего же бездны? – с любопытством спросил Новиков. – Насколько я в курсе – дальше нирвана. Благорастворение, высшее блаженство небытия, неделания и неучастия. Мне не по характеру, кому-то нравится, а ужасного-то что?

– Нет, нет и нет! – вскричал профессор, и даже борода его вздыбилась от возмущения или от страха, Андрей не понял.

– Бездна – это… Если вы слишком долго всматриваетесь в бездну, бездна начинает всматриваться в вас!..

– Ну, Ницше это писал, почитывали…

– Ницше… – Удолин посмотрел на Новикова с уважением. – Да, писал, и он тоже относится к пророкам, а вот не продолжил же. Что именно случится, когда бездна всматривается в вас слишком пристально…

– А вы знаете?

– Догадываюсь. Но можно узнать и точно, если вы этого возжелаете.

Андрей задумался. Все, что он услышал от Константина Васильевича, было интересно ему как психологу, кое в чем приоткрывало новые точки зрения на вещи, над которыми он задумывался или постигал интуитивно еще в школьные и студенческие годы, что использовал в сотрудничестве с Ириной и Антоном или в противоборстве с агграми, а некоторые моменты услышал впервые, но протеста они у него тоже не вызвали. Теперь же вопрос переходил в другую плоскость. Практическую. Согласиться на эксперимент, надеясь сознательно войти в сферы, к которым до сих пор прикасался случайно и не по своей воле, и рискуя, в случае «неудачи», всем, вплоть до потери личности, жизни, а то и чем-то большим…

– И как это будет выглядеть? – спросил он, решив исходить из универсального правила.

– Ничего особенного, Андрей Дмитриевич. – Возбудившись, Удолин выхватил из хозяйской коробки чуть ли не двадцатую за час папиросу, забегал вокруг стола, переводя потенциальную энергию мысли в нормальную кинетическую.

– Я сообщу вам несколько мантр и дыхательных приемов, вы с вашей огромной силой духа освоите их буквально немедленно, войдете в состояние «самадхи», а уж там… Там все будет зависеть от вас.

– Самадхи – это как?

– В состоянии «самадхи» вы увидите мир в его истинном свете. «Алмазная сутра» говорит: пусть желание появится в уме, только не разрешай уму быть связанным своим желанием. Не пребывая ни в чем, дай ему действовать. Став Буддой, забудь, что ты Будда. Если же осознаешь тот факт, что ты Будда, то в действительности ты не Будда, потому что попал в ловушку идеи…

– Нормально, – позволил себе улыбнуться Новиков. – Такими хохмами мы развлекались в вузе. «Будьте реалистами – требуйте невозможного…»

– О! Великолепно! – восхитился Удолин. – Кто так сказал?

– А, – махнул рукой Андрей. – Кто-то из нас в стиле Сартра… Так давайте ближе к делу. Ну, я войду с вашей помощью в самадхи, так где гарантии, что в данной фазе вы меня без всякой мистики по голове молотком или стулом не грохнете?

– Ну, Андрей, разве это философский подход? – всплеснул руками Удолин.

– Вполне философский, в стиле Агранова. Или вообще ваши мантры – билет в один конец… Мое предложение. На эксперимент я согласен. На его время я вас пристегиваю наручниками к трубе в клозете или ванной, на ваш выбор. Гарантия от агрессии раз, и гарантия, что ваше заклинание не есть формула самоуничтожения, поскольку голодная смерть на цепи – достойная компенсация за мой невыход из нирваны. Как?

– Разве я должен отвечать за ваше неправильное поведение ТАМ… – профессор бессистемно повертел перед своим носом прокуренным пальцем. – Однако научная ценность… Вы готовы рисковать, так давайте и я рискну. Слушайте…

Новиков вошел в транс, как в сон – с ощущением естественности и неизбежности этого процесса, с балансированием сознания на его грани и с мгновенным провалом в ирреальность, которая тут же стала восприниматься как вполне нормальная и единственно возможная.

Действительно, что же тут странного: какие-то дворы и дома, похожие на послевоенные, и он сам среди друзей. Некоторые из них так и остались для него десяти-двенадцатилетними, никогда с тех пор больше не встреченными по разным причинам, другие, наоборот, помнились ему уже взрослыми, а то, что теперь они снова пацаны – так почему и нет?

Понимать, для чего он снова присутствует в своем детстве, не требовалось, хоть он и помнил, что побывал уже и в более зрелом возрасте. Он просто радовался узнаванию каких-то пустячных и милых подробностей, вроде пионерской комнаты, например, где горны отчего-то всегда стояли без мундштуков. Наверное, чтобы неизвестный злоумышленник не смог протрубить несанкционированную тревогу…

Для чего-то они собирались вечером у подножия возносящейся к самому небу пожарной лестницы, большой, человек в десять-пятнадцать, компанией. Да зачем же еще – чтобы залезть на теплую от дневного солнца железную крышу, лежать на ней вокруг кирпичных дымовых труб, покуривать невзатяжку папиросы «Север» ценой в один, еще дохрущевский, сталинский рубль и двадцать копеек, не для удовольствия, а из самоутверждения…