Вельяминовы. Время бури. Книга четвертая - Нелли Шульман

– Никто меня не заставит жениться на девушке, которую я не видел, даже ради работы. Она ученая, она будет полезна. В конце концов, она не обязана знать, чем я занимаюсь… – Мэтью скользил глазами по ее шелковой блузке, рассматривая высокую грудь. Девушка, внезапно, повернулась, он вздрогнул. В темных, миндалевидных глазах металось пламя, отражался огонь свечей.

– Прославим Господа, благословенного… – община поднялась. Не отводя от нее взгляда, Мэтью заставил себя встать.

Мэтью хотел, чтоб кузен представил его девушке. Всю службу, майор, искоса поглядывал на нее. Она сплела на круглом колене длинные пальцы, без маникюра. Он заметил следы от чернил на смуглой коже. Фамилии женщин, ученых, в списке были не еврейскими, а кольца она не носила. Майор, наконец, повернул голову. Кузен, к шабату, переоделся, в парадную форму.

– Все равно, видно, что Аарон не военный, – скептически подумал Мэтью, – хотя он недавно служит. Капелланам, кажется, по уставу даже оружия не выдают… – майор был прав. У рава Горовица не имелось табельного пистолета. Аарон поинтересовался оружием в Монтерее, когда его оформляли для службы в армии. Тамошний офицер пожал плечами:

– Сейчас мирное время, лейтенант Горовиц. При угрозе опасности, при объявлении войны, вы, как и все офицеры, получите пистолет… – он окинул Аарона недоверчивым взглядом: «Вы что, умеете стрелять?»

Аарон умел, научившись у младшего брата. Меир хвалил его, за меткость и хладнокровие. Аарон, впрочем, понял, что младший брат, действительно, был снайпером, несмотря на очки. Меир не говорил, приходилось ли ему пускать в ход оружие, а рав Горовиц не спрашивал.

– Папа тоже умеет стрелять, он воевал… – Аарон смотрел на легкую улыбку Деборы. Перед шабатом, он быстро объяснил девушке службу. Рав Горовиц добавил:

– Это день отдыха, кузина, день радости. Еще один наш родственник приехал, майор Горовиц. Я говорил о нем. Он придет, вечером… – Дебора видела настойчивый, почти жадный взгляд серых глаз. Майор Горовиц оказался, как две капли воды, похож на вице-президента Вулфа. Портрет государственного деятеля печатали в учебниках американской истории, в главах, где шла речь о войне за независимость и внешней политике молодой страны:

– Вулф придумал резервации, – вспомнила Дебора, – а дед майора Мэтью, генерал Горовиц, сгонял индейцев с их земель. Он убил моего прадедушку… – девушка не хотела думать о подобном. Дебора напомнила себе, что майор тоже родственник, как и раввин Горовиц.

– Сын за отца не отвечает, а, тем более, внук за деда… – она легко выбросила из головы мужчину, сидящего через проход. Девушке было о ком подумать, рядом с равом Горовицем, или Аароном, как его называла Дебора, смущаясь, про себя.

Она, всю неделю, пыталась работать. Девушка писала коды, отдавала ряды цифр математикам, и получала обратно, с пометками группы вычисления ключей. Они хотели создать идеальную систему шифрования, непроницаемую, защищенную от опасности враждебного взлома.

На семинаре им рассказали о немецкой машине «Энигма», о британской системе «Бомба», электронно-механическом устройстве для дешифровки гитлеровских кодов. Математики считали, что любая кодировка, построенная на основе распространенного языка, рано или поздно, будет прочитана:

– Поэтому, дамы и господа, – руководитель группы, профессор Мэйхью, из Чикаго, наставительно поднял палец, – нам жизненно необходимо участие лингвистов. Вы обладаете бесценными знаниями, свободно владея редкими языками. Ваша успешная работа поможет Америке оказаться в безопасности… – при белых они о подобном не говорили, только в своей компании, у костра.

Кто-то из ребят вздохнул, перебирая струны гитары:

– Триста лет они нас за людей не считали, называли дикарями. Гнали, как зверей, на запад, в необжитые места, а теперь мы понадобились Америке… – Дебора, глядя на огонь, затягивалась самокруткой:

– Мой отец был белый, как и у многих, здесь. Мы, между собой, говорим на английском языке… Мы американцы, – она бросила окурок в костер, искры поднялись вверх, – ребята из резерваций пойдут воевать, если придется… – Дебора очень надеялась, что подобного не произойдет.

Еще она очень надеялась, что рав Горовиц останется на базе Хэнфорд.

Обдумывая план диссертации, набрасывая заметки к первой главе, Дебора видела его красивые, темные глаза, слышала смущенный голос:

– Если вы, кузина, решите посетить службу, просто отправьте записку. Я буду… – оборвав себя, рав Горовиц кивнул на шлагбаум:

– Я бы вас проводил, кузина, как положено, однако мне нельзя, у меня нет нужного пропуска… – у Деборы имелась картонка, с фотографией и черным штампом: «Проход по всей территории».

Собираясь на службу, она тщательно выбрала хороший костюм, со скромной, прикрывающей колени юбкой, и шелковой блузкой. В подобном наряде она вела семинары и занятия со студентами, в Орегоне.

Она стояла в деревянной кабинке душа, с заколотыми на затылке волосами, подняв руки вверх. Теплая вода падала на лицо. Дебора жмурилась, вспоминая горячий источник, в горах, на земле народа Большой Птицы. В резервации, летом дети бродили в своей компании, целыми днями не возвращаясь к вигвамам родителей. С ними бегали собаки, они купались в холодных, горных озерах, и рыбачили. Старшие девочки, по секрету, сказали Деборе, что вода в источнике делает женщину красивой, для мужа.

– Или не мужа, – хихикнул кто-то из девчонок. Дебора протянула маленькие, детские ладошки. Вода, в каменной купели, чуть слышно бурлила, немного пахла серой и покалывала лицо. От озера, слышались крики купающихся мальчишек, и лай собак:

– Кто первый раз в жизни ей умывается, – подтолкнули Дебору подружки, – должен загадать желание, Белая Птица… – она попросила, чтобы ее народ был счастлив, чтобы звери и птицы не уходили с земли, чтоб духи предков заботились о ней.

– И будем, – услышала она, вытираясь, знакомый голос, – будем, Двора…

Девушка застыла, с полотенцем в руках:

– О любви я тогда ничего не загадывала… – Дебора усмехнулась, – мне шесть лет исполнилось, какая любовь. А сейчас… – она обрадовалась, что оказалась в душевой одна. Ноги, немного, ослабли. Закрыв глаза, она присела на лавку, у стены. Дебора поняла, что, всю неделю, думала только о нем.

– Миссис Горовиц… – сказала она томно. Полотенце соскользнуло на влажный пол. Дебора все знала. Красивый Щит рассказала девочке, что с ней происходит, а в школе с ними занималась медицинская сестра:

– Никогда я подобного не чувствовала… – Дебора тяжело задышала, – никогда. Оставь, ему тридцать один год. Он помолвлен, просто не говорит… – если рав Горовиц и был помолвлен, то, подумала Дебора, исподтишка рассматривая кузена, он об этом не упоминал.

Молитвенников здесь не было, но Дебора поняла, что все остальные прихожане знают службу. Рав Горовиц сказал, что поедет за книгами и свитком Торы в Сиэтл:

– Я быстро выучу язык, – решила Дебора, – Тора у меня есть. Он… кузен Аарон, со мной позанимается… – к щекам прилила краска. Аарон рассказывал ей о семье. Дебора, перебрала, по памяти, новых родственниц:

– Они все замужем. Мадемуазель Аржан погибла, она такая красивая была… – Дебора видела фильмы актрисы, – а леди Холланд пропала. Она, все равно, не еврейка… – конечно, рав Горовиц, мог встречаться и не с родственницей. Дебора, краем глаза, посмотрела на майора Мэтью:

– Спросить у него? Неудобно, нас не представляли друг другу, и это личное… – ей не понравились спокойные, оценивающие глаза майора:

– Напишу его отцу, – обрадовалась девушка, – доктору Горовицу. Адрес кузен Аарон даст. Напишу, ненароком поинтересуюсь… – она опустила голову, скрывая румянец на лице.

Аарон сделать этого не мог. Раву Горовицу оставалось надеяться, что прихожане спишут все на духоту. В маленькой комнате сидело почти сто человек. Он старался не смотреть на кузину Дебору, но ничего не получалось. Аарон почувствовал тоску, как, в Берлине, на давно разоренном еврейском кладбище:

– Это словно с Габи… – он услышал высокий, нежный голос девушки, – я тогда глаз от нее не мог отвести. Не мог подумать, что потеряю ее… – Дебора, восхищенно, сказала:

– Вы помогали евреям, кузен Аарон, рисковали жизнью… – он смутился:

– Это мой долг, кузина. Мой народ в беде. Я вернусь в Европу, непременно, – добавил рав Горовиц.

– Он вернется… – община поднялась, для кидуша. Дебора тоже встала.

Аарон рассказывал ей об Израиле, как он называл Палестину, об Иерусалиме и кибуцах. Он говорил, что сам обрабатывал землю и собирал урожай. Дебора искоса, взглянула на его большие руки. Аарон улыбнулся:

– Я долго один живу, кузина. Я все умею делать, и готовить, и убирать. Пишу мезузы, даже куриц резать умею, научился… – произнося кидуш, Аарон вспомнил обеды с детьми, в пражской квартире Клары. Он слышал смех девочек, неуверенный, медленный голос Пауля, вдыхал аромат свежего хлеба и пряностей. Он чувствовал прикосновение женской руки, ласковое, тихое, ощущал тепло, наполнявшее все вокруг: