Я учился жить... (СИ) - "Marbius"

- И что тебя в этом смущает? – лениво поинтересовался он, натирая мясо специями.

- Стас говорил, что ты ревнивый, - буркнул Макар, вытянув шею следивший за его движениями.

Илья усмехнулся. Бросив куски мяса на решетку, он повернулся к нему и прищурился.

- А скажи мне, мой тощий друг, какая физиономия при этом была у Стаса? – смиренно спросил он, и только глаза у него ехидно блестели.

Макар сделал шаг назад и задумался.

- Довольная, - осторожно предположил он. – Нет, правда, он бурчал, что ты тиран и деспот, что ты его терроризируешь, но он был довольный. – Макар постоял, посмотрел на мясо, которое Илья бросил на решетку. И тут его озарило. - Так ты что, на самом деле не такой, просто ты это все ему показываешь, чтобы он там… ну, уверенней был, что ли? Ух ты какой заботливый!

Он искренне восхитился Ильей, заулыбался, но его улыбка потускнела, когда Макар заметил, что Илья смотрит на него, насмешливо приподняв бровь.

- Что, нет? – грустно спросил он.

- Мелкий, запомни на будущее: в жизни кроме белого и черного еще до фига цветов. Одного серого до трехсот оттенков можно насчитать, в зависимости от тренированности.

- Тогда что? – возмутился Макар. – Не, правда, ну объясни! Я мелкий, я глупый, мне учиться и учиться надо! Давай объясняй!

Илья засмеялся.

- Ты у меня вещи спрашиваешь, которые я сам понять не могу, - отозвался он. – Просто бывают люди, которые ни на мгновение не сомневаются в себе и других. Но у них есть какие-то представления о том, как должны выглядеть такие отношения. Не удивлюсь, если у его родителей примерно так роли распределены. Типа мать – сильная, доминантная женщина, отец у нее под каблуком. Соответственно он за ней сумки тягает, на шоппинги ходит, выглядит в глазах других подкаблучником и совершенно не парится, и до тех пор, пока она его всюду за собой таскает, он не сомневается в них. Ему проще так, чем вдаваться во всякие умствования. Кому-то нужны постоянные подтверждения принадлежности. Кому-то что-то другое. В общем, не знаю, - неожиданно закончил Илья, рассеянно глядя на мясо.

- И как?

- Обязывает, - честно признался Илья. – Типа, у разных людей разные таланты. Его талант – доверять.

Он молчал, в унисон ему молчал и Макар. На кухне установилась благоговейная тишина, в которую робко прорывались звуки улицы и многие другие шумы, которыми славны все многоквартирные дома. Илья, пребывавший в созерцательном настроении, изучал, как изменяется фактура мяса, и лениво переворачивал его одной рукой, засунув другую в карман брюк.

- А твой? – Макар наконец осмелел настолько, что позволил себе задать вопрос.

Илья посмотрел на него дикими глазами, а затем захохотал.

- Ты термит! Ты мелкий и наглый саранчонок! Ты прямо так и норовишь под кожу влезть. Ну откуда я знаю? Может, нежелание признавать за ним слабости, может, легкомыслие, может, поддержка. Может, как раз постоянное требование доказательств его принадлежности мне, - Илья усмехнулся и начал снимать мясо с решетки. – Расставляй приборы и доставай соусы.

Макар кивнул головой и потянулся за тарелками.

- Так ты его действительно совсем не ревнуешь, а просто притворяешься? – спросил он, выныривая из холодильника, прижимая к себе бутылочки. Илья угрюмо посмотрел на него и отвел глаза. – Ревнуешь? – просиял Макар. – Нет, правда?

- Заткнулся бы ты! – огрызнулся Илья. – Будто ты у нас такой весь из себя бесстрастный. Неужели у твоего папика никогда глаза не горят, когда он журналы с почти голыми спортсменами листает?

- Он не папик! – взвился Макар и со стуком опустил бутылочки на стол.

- Ну отец русской демократии, - лениво пожал плечами Илья.

Макар сжал кулаки, втянул в себя воздух.

- И он не листает журналы с голыми спортсменами! – гневно выпалил он.

- А в интернетах по разным сайтам не лазит? – хитро прищурился Илья. – Ты уверен? Нимб вступает в неразрешимый конфликт с грязным содержимым этих сайтов?

Макар плюхнулся на стул и гневно уставился на Илью. Тот самодовольно ухмылялся.

- Он не такой! – выпалил Макар. – Понятно тебе?

Илья благоговейно сложил перед собой руки.

- Макарушка, ты дивно оригинален, - выспренне произнес он. – Ты себя-то только что слышал? Сколько пафоса! Сколько напыщенности! Сколько мыльнооперности! «Сам-ты-барбара» обливается горючими слезами от зависти.

У Макара заалели уши.

- Придурок, - буркнул он, берясь за вилку с ножом. А затем он отложил их. – Только он не лазит! – торжествующе воскликнул Макар. – Зачем это ему?

- А что, он снова допустил тебя до своего тела? – деланно невинно поинтересовался Илья.

- Нет, - буркнул Макар и опустил голову. У него заалели не только щеки, но и лоб. Он отлично понимал, что не мешало бы обидеться, демонстративно встать и уйти, но стейки были такими аппетитными, а соусы такими экзотичными, что Макар угрюмо посмотрел на Илью исподлобья, надеясь вызвать в нем угрызения совести, и принялся за свою порцию. Илья хмыкнул, криво усмехнулся и покачал головой.

Он лукавил. Пустив Стаса в свою жизнь на правах полноправного и постоянного партнера – а на меньшее бы ни он, ни Стас не согласились, он с удивлением и раздражением обнаружил у себя внутри маленький, но очень настойчивый шторм, который терзал его. Оказываться субъектом устойчивой привязанности было приятно и даже лестно. Делить свою территорию с человеком пусть и значительно младше его, но уже со сформировавшимися привычками было куда тяжелее. Некоторые вещи приходилось принимать, некоторые менять; ему повезло, что Стас был не ленивым и вполне послушным, иначе совместное проживание с самого начала потерпело бы катастрофу. Илья лукавил и во многом другом. Он не смущался демонстрировать свое недовольство тем вниманием, которое Стас мог уделять любым другим людям, и почти искренно пытался убедить Макара, что это всего лишь игра, но часто, слишком часто Илья действительно ревновал – была за ним такая примечательная особенность. Сам Илья почти в шутку обозначал свое положение в их союзе как «свадебного генерала», но более чем разумно не сообщал этого Стасу – а что, мальчик он домовитый, с огромным удовольствием занимавшийся их совместным бытом (за исключением кухни – на ней Илья не позволял хозяйничать никому), на подтрунивания Ильи, которые изредка граничили с довольно болезненным сарказмом, почти не реагировал, а даже если огрызался, то вполне милосердно. И Стас искренне, неподдельно и полностью отдал себя им двоим. Илья свернул бы шею любому, кто посмел сказать, что это жертва. Но именно отношение Стаса к их отношениям вызывало у Ильи благоговение, и именно поэтому Илья был готов на многое; на все он не пошел бы ни за какие шиши, еще чего! Но глядя на Макара, с кислой миной уплетавшего стейк, Илья удивлялся его аппетиту, которому не могло помешать ничто, и флегматично признавался, что как раз эти выкладки ему сообщать и не стоит. Макар в силу своего юного возраста наверняка ждет признания в Великой и Чистой Любви, верит в нее или напридумывал себе еще какой хрени в силу юношеского максимализма. А хотя – кто его знает, что есть эта самая Великая и Чистая Любовь. К великому облегчению Илья услышал, как хлопнула входная дверь. Он почти обрадовался: спектакль-пантомима «Встреча двух старых знакомых на территории одного из них после его внезапного апгрейда до почти окольцованного состояния» должен быть интересным.

Стас вошел на кухню легким пружинистым шагом, остановился в дверном проеме, настороженно глядя то на Илью, то на Макара. Одно дело подтвердить Самсонову, что они с Ильей почти официально вместе, и совсем другое увидеть этого клеща на кухне, которую Стас иначе как своей не называл, да еще так резво развернувшегося к нему и уставившегося счастливыми глазами.

- Стасинька! – возликовал Макар.

- А в глаз? – лениво поинтересовался Илья, не преминув подмигнуть Стасу, подобравшемуся и тут же переведшему взгляд на Илью в поисках поддержки.

- Простите, господин Станислав Как-вас-там Айхенбах! – обратился к Стасу Макар. Стас посмотрел на Илью, словно ища подсказки. Тот недолго думая провел большим пальцем по горлу.