Князь грязи - Елена Прокофьева

Все присутствующие озадаченно умолкли, а какой-то невысокий толстяк с лихими - истинно-польскими, как у Леха Валенсы! - седыми усами подскочил вдруг ко мне и принялся пылко целовать мои руки, возбужденно крича Юзефу:

- Ну, удивил! Ну, удивил, пан Юзеф! Она же тебе во внучки годится! Удивил... За что только тебя женщины любят?

Юзеф самодовольно усмехался.

А я молчала и даже не пыталась отнять свои руки у усатого толстяка.

А что я могла бы сказать?!

СВЕТЛАНА.

Светлана по прозвищу Золотая Рыбка, красивая девочка с длинными золотыми волосами, в разбитых, потрескавшихся сапогах, в шубке из искусственного меха, настолько старой и истертой, что она уже совершенно не грела, в детской вязаной шапочке, без перчаток, с пятьюдесятью долларами в кармане, шла по заснеженной темной улице: был поздний вечер, падал снег, было холодно, но все же не настолько холодно, чтобы бывалая "путешественница" Золотая Рыбка могла бы замерзнуть насмерть.

Хотя... Замерзнуть насмерть, уснуть и не просыпаться больше - пожалуй, это было бы для не сейчас самым лучшим выходом!

Единственным выходом.

Потому что вернуться назад, в подземелье, в Империю Рыбка не могла.

А больше идти ей было некуда!

Было бы ей лет двенадцать - как тогда, когда она сбежала из дома - она решилась бы, пожалуй, обратиться в один из христианских приютов. Она знала их адреса, потому что ей приходилось не раз возвращать оттуда детей...

Но ей недавно исполнилось пятнадцать.

Рыбка считала себя уже слишком взрослой для приюта!

А потому - брела теперь без цели и без надежды, дрожа в своей убогой вылезшей шубке, а снег шел все сильнее...

Рыбке было грустно и страшно. Гораздо страшнее, чем в тот день, когда она сбежала от матери и отчима! Тогда ее переполняли ярость, обида и возбуждение: ведь она решилась наконец на ПОСТУПОК! Ушла! Действительно ушла! Доказала матери, что может обойтись и без ее фальшивой заботы, обернувшейся предательством. Тем более - было лето, тепло, на помойке возле рынка было много ящиков с чуть тронутыми тлением, но еще вполне годными в пищу фруктами, очень вкусными даже, а потом - ее заметили и о ней "позаботились", хотя и здесь эта забота была совсем не бескорыстна, с ней делали примерно то же, что сделал с ней отчим, но Рыбка была уже умненькая, она понимала, что глупо ждать от чужих людей бескорыстной заботы ( это мать должна была любить ее и заботиться бескорыстно, а не пытаться удержать с помощью дочкиных прелестей этого грубого, вонючего мужика! ), к тому же - то, что делали с ней здесь ( будь то Кривой или еще кто-нибудь из мужчин ) было почему-то совсем не так больно, как с отчимом, а иногда даже и приятно! И потом она не без некоторого удовольствия даже "промышляла" на вокзалах. Она ведь была красива... А потому - платили ей больше, чем другим девочкам, она могла покапризничать и отказаться, ее никогда не били, у нее даже "цивильный прикид" был, чтобы выполнять разнообразные "особые задания". Правда, теперь, распрощавшись с подземным миром, Рыбка поняла, что и у ее особого положения есть свои недостатки: ведь она, в результате, ничего, совсем ничего не умела, кроме как раздвигать ноги перед мужиками и ласково разговаривать с похищаемыми детишками! Ее, например, воровать не учили: она была слишком заметна, чтобы стать хорошей воровкой, слишком много притягивала к себе взглядов... Правда, благодаря милому, располагающему личику и нежному голосу, она легко входила в доверие к людям и могла по-мелкому мошенничать. Впрочем, в Москве она этим никогда не занималась, чтобы не быть потом случайно узнанной кем-нибудь из пострадавших: опять же - слишком заметная, запоминающаяся внешность! Мошенничеством Рыбка "развлекалась" во время летних "вояжей" по стране. И вряд ли теперь она могла бы таким путем прокормиться...

Да и стоило ли?

Она ведь не любила ту жизнь, которую ей приходилось вести! Многим - нет, большинству это нравилось! - были даже такие, кого влекла "романтика свободной жизни", романтика коллектора, подземки, гнили и вшей! Кто, подобно этому глупому мальчишке Мелкому, ради этой гнусной, грязной, убогой, беззаконной, бесполезной, бессмысленной жизни бросали и любящих родителей, и теплую квартиру с чистой ванной, кто считал себя "избранным", специально созданным для этой жизни, кто стремился к ней целенаправленно, кто приходил в "нижний мир", в Империю безо всякого принуждения! Короче, были те, кому нравилась эта жизнь... А вот Рыбка ее не любила. И всегда мечтала вырваться. И рассказывала себе на ночь сказки с хорошим концом. Ну, вроде как - подходит к ней на улице представительный мужчина, восхищается ее красотой, но не с тем, чтобы снять на ночь, а потому что он - известный фотограф или кинорежиссер, разглядел в ней, помимо внешности, еще и уникальную фотогеничность или актерский талант, все равно что, лишь бы забрал ее к себе, сделал бы из нее звезду, а потом - пусть бы мать увидела ее по телевизору и пожалела бы о том, что так плохо поступила с единственной дочкой, и пришла бы просить прощения, и Рыбка бы ее простила, обязательно простила... Или - другая фантазия: чтобы в Рыбку влюбился благородный следователь, вроде Коррадо Каттани из "Спрута" ( Рыбка смотрела этот фильм еще там, дома, и тогда она мечтала о том, чтобы Коррадо Каттани оказался ее настоящим отцом, а теперь - она предпочла бы, чтобы он в нее влюбился, спас бы ее, как он спас Титти Печа-Шалоэ, и женился бы на ней! ). Потом место благородного комиссара занял некий вымышленный "авторитет", который делал Рыбку своею подругой - он бы не разочаровался в ней никогда, Рыбка могла быть верной, она только и мечтала всю жизнь о том, чтобы быть верной кому-нибудь, чтобы быть кому-нибудь нужной! В общем-то, благодаря этим мечтам Рыбка и была такой хорошей проституткой: в каждом клиенте она видела своего потенциального освободителя и потому отдавалась каждому со всей искренностью, с желанием понравиться, угодить...

...Но теперь этот путь был для нее закрыт!

Теперь она не мечтала больше о фотографе, режиссере, Коррадо Каттани и "авторитете", теперь ей было смешно и гадко вспоминать об этих своих мечтах, теперь она не могла больше искать своего избранника среди "клиентов", теперь у нее вообще больше не могло быть никаких клиентов, потому что она знала, кто единственный избранник, потому что теперь она могла любить по-настоящему и хранить верность - хотя бы памяти его! - и в память о нем соблюсти чистоту своего тела, с которого былые прегрешения он смыл бесстрастными, заботливыми, нежными прикосновениями!

Венечка, милый Венечка!

Когда Рыбка вспоминала о нем, она заходилась в слезах.

Он смог понять ее и пожалеть!

Он смог бы и оценить ее, и вытащить из этой грязи, сделать честной женщиной, матерью семейства, окружить любовью и роскошью, каждый день купать в ванне со вкусно пахнущей розовой пеной...