Идеaльный мир - Дим Край
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
'Дикая кошка, — подумал я. — Может, год назад была домашней, со своим домом, кормильцем. Как ей удаётся жить в радиации целый год? Как ей вообще удаётся жить?.. Видимо, не очень' — я посмотрел на облезлые тело с многочисленными ранами и ссадинами, жадные до ужаса глаза, на то как она вытягивается к банке, слизывает остатки, грызёт её, раздирает когтями.
— Как ты живёшь в этом мёртвом городе? — вслух сказал я. Она услышала. Недоверчиво посмотрела. — Интересно, как тебя зовут? Как тебя звали? Кис-кис…
Она снова зашипела, требуя чтобы я отошёл на безопасное расстояние и не приближался. Я отошёл. Вытащил свой бутерброд, отломил кусок, бросил ломтик в её сторону и начал жевать. Прикончив банку, слизав и растерзав её полностью, она принялась проглатывать брошенный кусок.
Худая, истощавшая до костей, но тем не менее подвижная и злая, она умяла хлеб с тушёнкой раньше меня. Мне пришлой её отломить краюху, чтобы она не смотрела меня такими дикими, до боли жалкими глазами, пока я доедаю свой кусок. Она зверем набросилась на брошенный хлеб. Потом запрыгнула на помятый капот, вытянулась, скобля когтями об металл, и, заметив моё движение, сиганула в тёмный, выжженный салон. Оттуда издалось протяжное грозное шипение.
— Да нужна ты мне больно! — я спрятал нож в сумку, поправил смятые стельки башмаков и двинулся прочь. — Ну, бывай.
Я потопал дальше. Какое-то время кошка увязалось за мной — она крадучись под днищами машин, двигалась вдоль тротуара, держасть на удалении. То шумно вскарабкивалась на каркасы машин, то спрыгивала с них, то отваживалась пробежаться рядом. Я посматривал за ней. Шикал на неё. Но, подогретая халявной пищей, она не торопилась уходить.
Пройдя так со мной с километр, она, видимо, отчаялась ждать и внезапно исчезла. Больше я её не видел и не слышал. Шёл себе дальше.
Прошёл Сенную площадь и не узнал её. Лишь когда прошёл, понял, что это была именно Сенная площадь. Не поверил… Вскоре вышел на Адмиралтейский проспект. Посмотрел на столбы выгоревших деревьев, за ними разрушенное Адмиралтейство без шпиля. И подбрёл к Дворцовой площади.
За всё время движения я так и не встретил людей. Никого. Никаких больше кошек, ни собак, ни крыс. Кое-где слышался шум, но тот был далёкий и непонятный. Кое-где мерещилось движение — но то было тоже непонятно и невозможно рассмотреть… Действительно, Мёртвый Город. И, в общем, хорошо что никого не встретил и никто не попался на пути. Встреча не обещала быть радужной. В лучшем случае — перепугали бы друг друга. А в худшем? В худшем — я бы валялся мёртвым среди сотен тысяч трупов машин и людей… Ещё одна несчастная жертва войны.
***
Дальше мне идти не хотелось. Даже когда я встал с булыжника и прошёлся вдоль фасада Зимнего дворца. Я понимал, что дальше сил мне не хватит. Я уже полдня пробыл в городе и больше оставаться в нём не хотел. Меня тошнило здесь находиться. Мне осточертело здесь находиться! Мне неожиданно стало страшно, что какой-нибудь снайпер, сидящий на верхнем этаже или крыше, сейчас возьмёт и подстрелит меня. Умирать мне не хотелось. Это не входит в мои планы. Хотя планов у меня никаких, собственно, нет. Я просто чётко осознал, что жизнь, чёрт возьми, продолжается! Даже не смотря на весь этот хаос, войну, ядерную бомбардировку, миллионы смертей и вымерший, опустошённый город. Моя жизнь продолжается. И что этот мир — не мой мир вовсе — а чужой. Это чужой мир! Здесь я лишь случайный свидетель. И даже если Я, который жил в этот мире, погиб, то Я, чужой для этого мира, должен жить и не имею права здесь умирать. Каждый должен умирать в своём мире. Это закон вселенной, чёрт возьми!
И я определённо хочу умереть в своём мире, не здесь, не при таких обстоятельствах. Однако, как вернуться в свой мир, я не имею представления… Но складывать лапки и тонуть не хочу. Из засасывающей трясины надо выбираться, во что бы то ни стало.
Я не понимал, как обживусь здесь, в этом жестоком, беспощадном мире. Где мне жить и чем мне питаться? Идти ли мне в 'свою' дивизию, где так или иначе должен быть мой сын — Владислав Алексеевич? Или идти в другие места — подальше от фронта? Вообще, что делать?
Я не знал ничего и просто шёл прочь, из этого Мёртвого Ада, тихого кладбища мёртвых душ и металлических гробов. Шёл прочь.
Мне крупно повезло — в городе в этот день не было зачисток, так называемой 'травли тараканов', да и сами 'тараканы' не появлялись у меня на пути, или просто держались стороной от меня, таская за пазухой свои 'крошки'.
К тёмному вечеру обессиленный я вышел из города. Дошёл до посёлка Шушары. В беспамятстве куда-то забрёл, в какой-то дом. Рухнул на что-то мягкое. Мгновенно уснул, как мне показалось, вечным сном…
***
Очнулся я на кровати с одним матрасом, одетый, в пыльных грязных ботинках, с сумкой крепко сжатой в руке. Я огляделся. Помещение было светлым. Из разбитого окна ярко пробивались лучи света. Слышались чьи-то отдалённые голоса и далёкий лай собак. Что они говорят, я не расслышал. Но понимал, что долго находится здесь опасно. Я так и не понял где я оказался — или квартира, или общежитие, или какой-то санаторий… Уже было поздно и не важно. Я поспешно шёл дворами в неизвестном мне направлении, прочь от голосов, от живых людей. Именно живых, и этим свойством, опасных. Ужасно болели ноги. Суставы ломились от перегрузки. Я не мог долго идти и вскоре остановился. Стал приводить себя в порядок.
Где-то в хламе мусора нашёл зеркало и посмотрел на своё запыленное и грязное лицо. Зашёл в пустой дом с выбитыми проёмами, отыскал раковину — но воды не было. Тогда пошастал по другим помещениям и вскоре обнаружил ванную наполненную мутной жижей. Пахло отвратительно, но с помощью рваной тряпки мне удалось привести себя в порядок.
Посёлок был наполовину жилым — по улицам ходили люди, что-то говорили, общались меж собой, кричали, плакали, смеялись. Слышался шум проезжающих машин. Недалеко дорога.
Я брёл по посёлку. Они смотрели на меня как на незваного чужестранца. Наверное, принимали меня за мародёра, но ничего не говорили, не осуждали, и не подходили ко мне. Чурались. Просто провожали немым взглядом. А то и вовсе прятали свои любопытные взгляды. Сумка у меня была почти пустой — и это позволяло мне в какой-то мере, чувствовать себя спокойно. Не такой уж я мародёр, получался. Или какой-то неправильный мародёр… Вскоре я покинул посёлок и брёл по пустынному шоссе.
В кустах я вскрыл вторую банку тушёнки и с жадным аппетитом её опустошил. Полежал под осиной, пока не стало холодно. Ну, и двинулся дальше — куда глаза глядят.
Дальше мало что помню. Да и рассказывать не интересно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});