Набег - Алексей Витаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В зале повисла тишина. Было слышно, как скрипит кожаный нагрудник Веяна. Он был явно не готов к такому вопросу. Я-то знал привычку своего друга: если он не знает, что ответить, то роняет на грудь подбородок, тогда длинные волосы свешиваются и закрывают лицо, пряча смущение. Я любил его за эту привычку, потому что, приблизившись, видел не раз сквозь поток волос багряную краску на впалых, помеченных шрамами щеках.
— Мне кажется, я знаю, чем помочь бедной Летучей Мышке. — Голос Фаустины плеснул откуда-то из темноты жгучей кислотой. — Смотри-ка, что у меня есть. Я думаю, это порадует смелого гладиатора. Ха! Что нужно настоящему мужчине на краю пропасти? Только настоящая женщина. — Фаустина вышла из полутемного коридора, держа в руке длинную золотую цепочку, конец которой параллельно полу уходил в темноту. — Ну, вот он приз, который я хочу предложить от лица любимейшего цезаря. — Она дернула цепочку, и хрупкая фигура девушки в черном вышла на освещенное место.
Я сразу узнал ее. Алорк! В ту же секунду Фаустина посмотрела в мою сторону. И мне по этому дикому взгляду стало понятно, что весь этот жуткий спектакль патрицианка заварила для того, чтобы воздействовать на меня. Смотри, дескать, это все ради тебя. Хочешь ли ты, милый, идти против своей хозяйки? До моего сознания вдруг ясно дошло, что и поющая под аркой Алорк и ветеран-гладиатор — это все ее рук дело. А обо мне на этой вонючей пирушке даже никто и думать не думал. Я всего лишь зритель. Меня обманули. Обманули кругом. И как тонко! Стоп. Ты и вправду уверен, что ты все понял? Тебе никогда не понять всю партию наперед. Не понять, потому что здоровый человек таких ходов никогда не придумает. Подобное может выносить и воплотить только больная психика. Я поднял голову, и мы с Фаустиной встретились глазами.
— Ну, что скажешь? — прочел я.
— Согласен. На все согласен…
Но как остановить бешеную тварь? Я аккуратно вместе со стулом отодвинулся от стола, при этом совершенно не зная, какое мое движение будет следующим. Первой мыслью было встать и попытаться дать какой-нибудь знак Фаустине, например факелом. Потом едва не захлестнул совсем бесшабашный порыв: броситься к Алорк и убежать с ней. Я даже забыл, что безоружен — спата выдается только перед самым началом боя. Неожиданно на мое плечо опустилась чья-то тяжелая рука.
— Не делай резких движений, Белка. Просто скажи, что хочешь. — Говоривший был высок, абсолютно лыс и невероятно спокоен.
— Я хочу остановить это… — Я указал пальцем на Алорк.
— Я тебя понял. Скажи, ты готов выполнить поручение нашей госпожи?
— Мне все равно. Возможно ли это? — Мой шепот чуть не опрокинулся в вопль.
— Конечно. Ведь твоему другу можно сказать, что значит для тебя эта девушка. А можно и не говорить и тогда…
— Что я должен сделать? Неужели Фаустина и впрямь задумала убить императора?
— Ей бы это ровным счетом ничего не дало. А вот убрать братца и муженька в одном лице…
— Чем же ей помешал бедный Авл? Он ведь абсолютно ни на что не претендует?
— Он богат. К тому же в должности.
— Но ведь и Фаустина не бедна!
— Много — не мало. Ей нужны солидные суммы. Очень большие деньги.
— Послушайте все вы, а чего вы так со мной откровенничаете?
— Потому что тебе все равно никто не поверит. Разве не понятно?
В этот момент на другой стороне бассейна горячо зааплодировали. Раздались голоса: «Вот это подарок! Ай да Фаустина! Бери ее, гладиатор, и не отказывай себе в этот вечер ни в чем, ведь, может статься, это твой последний вечер!»
— Останови их. — Я не узнавал своего голоса.
— Вернись на свое место и жди меня. — С этими словами лысый убрал руку с моего плеча и легким, беззвучным шагом направился по коридору, зиявшему за нашими спинами.
Через минуту он был уже в центре событий, держа перед собой на вытянутых руках золоченое блюдо с пергаментным свитком.
— Ах, император и уважаемые гости, могу ли я удалиться на одну, буквально одну минуту. А вы пока поговорите о достоинствах моей служанки.
— Пусть уж этот раб быстрее воспользуется нашим подарком! — Магерий потер руки и тонко захихикал.
Филипп Араб вскинул брови и вопросительно посмотрел вначале на хозяина, затем на бассейн, где в багровой воде плавали тела двух убитых гладиаторов и белым брюхом вверх плоть переросшего Нигера.
— А-а. Итак, прошу всех в сад, уважаемые гости. Там уже все готово к продолжению празднества. — Авл начал суетливо подниматься с подушек.
— Alea jacta est[38]. — Голубь взял со стола нож для фруктов, подбросил его в руке и, привстав на колено, с силой метнул снаряд в крокодилье брюхо. Лезвие с глухим всхлипом вошло в плоть убитого животного более чем наполовину.
Глава 10
— Фаустина, я никогда не пойму, где ты говоришь, как думаешь, а где думаешь, как говоришь. Ведя меня на эту бойню в честь твоей свадьбы, ты сказала, что я и Филипп будем рядом. Это к чему? Если твой лохматый слуга говорит совсем о другом? Тебе, дескать, надоел Магерий… Ты меня окончательно запутала!
— А ты полагаешь, я совсем не должна предусматривать неожиданные повороты?! Вдруг ты действительно захотел бы с кем-нибудь поделиться о моих планах. Хм, якобы планах. Допустим, я тебя прощупывала, что из этого? В конечном счете я поняла твои слабые места, а ты так и не узнал моих.
— Зачем нужно было заставлять петь бедную Алорк под аркой на моем пути? Зачем этот гладиатор в бане?
— Насчет Алорк все просто: ты должен помнить, что ты можешь потерять и кто пострадает из-за тебя. Песня — это сильнейший элемент воздействия. А вот с гладиатором уже хуже. Много хуже.
— В смысле: хуже?
— Дело в том, что я его к тебе не подсылала. И это отнюдь не случайная встреча. Хотя все, конечно, может быть.
— Если не случайность, тогда что?
— Его подослал сам Голубь. Чтобы оценить твои физические кондиции и вызнать о тактике.
— Ну и ну!
— Чего тут удивительного. Лично мне все понятно: победителем становиться тот, кто выиграл схватку еще до ее начала.
— Отличная фраза.
— Она принадлежит Юлию Цезарю. Кстати, как и другая фраза: «Жребий брошен». Именно ее произнес Голубь, метнув нож в брюхо моего мертвого любимца. Он слышал про тебя и хочет с тобой мунеры. Только вот зачем это ему нужно? Зачем, Белка? Зачем, а? Кто-то еще хочет использовать тебя в своей игре. О, Рим, как я люблю тебя и ненавижу! — Фаустина прищурилась. — Туй, ты мне нужен. Подойди.
Лысый человек появился, словно из воздуха. При свете я смог гораздо лучше рассмотреть того, кого минуту назад назвал лохматым. Он был выше меня почти на целую голову. Довольно молод, не больше сорока лет. С невероятно гладким лицом и такой же головой, в длинной одежде неизвестного мне покроя. В плавных, даже мягких движениях его читалась спокойная и уверенная сила.