Вне закона - Дональд Уэйстлейк

— Я очень сомневаюсь, что городской сторож умеет читать, — сказал ему доктор Ньютон. — Держи эту бумажку при себе, пока она не изотрется, а потом кто-нибудь из нас выпишет тебе новую.

Документ он положил в карман пиджака, готовый показать любому, кто его остановит, но на пути от Телфер-стрит до кладбища не встретил ни единой души. Отправился за полночь, серебряную луну проглотили облака, так что ехать пришлось в темноте. Огаста размерами существенно уступала Чарлстону. Он уже исходил несколько улиц города, как днем, так и ночью, и особенно тщательно изучил дорогу к Седар-Гроув, где хоронили рабов и освобожденных, так что теперь прекрасно обходился без фонаря. Тишину нарушал только стук лошадиных подков. Ближе к центру города люди, возможно, еще пили и играли в карты, но шум их веселья до окраин не долетал. Он бы с радостью услышал музыку и смех, но вокруг царила тишина, и он не решался насвистывать, чтобы хоть этим подбодрить себя и отвлечь от предстоящего.

— Вы хотите, чтобы я вскрыл любую старую могилу? — спросил он доктора Ньютона.

— Нет. — Конечно же, существовали ограничения. Тело разлагается быстро. Что ж, он это знал. Достаточно взглянуть на дохлую кошку на дороге, нашпигованную червями. После двух-трех дней и не узнаешь, что это было. — Нам нужны тела, захороненные максимум тремя днями раньше, — ответил ему доктор. — Иначе нет смысла привозить труп в колледж. За это время он успеет так разложиться, что, разрезав его, ничему новому мы научиться не сможем. Ищи свежую могилу, — наказал ему доктор Ньютон. Цветы и только что вскопанная земля. — Скоро мы будем знать, когда и кто умирает, и сообщать тебе об этом. Но в этот раз выбирать придется тебе самому.

Он знал, куда нужно идти. Побывал на кладбище во второй половине дня и нашел нужную могилу буквально в нескольких шагах к западу от ворот. Холмик из коричневой земли, украшенный ракушками, цветы, увядающие под ярким солнцем Джорджии, скорее всего возложенные этим утром.

Интересно, чья это могила. Когда ее нашел, провожавшие покойника в последний путь разошлись. А если бы кто и стоял у могилы, он бы к ним не приблизился из опасения, что его узнают, если кража обнаружится. Не было на могиле и таблички, пусть она ничем бы ему не помогла — читать-то он не умел. И уж конечно, надгробия рабам не полагалось.

Он добрался до кладбищенских ворот. Прежде чем искать могилу, зажег фонарь. Никто не посмел бы приблизиться ночью к кладбищу, он это знал точно, а свет ему требовался для работы.

Тридцать шагов от ворот по прямой, потом десять направо. Он увидел белеющие на земле ракушки, почувствовал слабый запах засохших цветов. Долго стоял, глядя на могилу. Всю вторую половину дня, когда мыл полы и выносил мусор, он думал о том, что ему предстояло сделать. Главный вывод ясен — нужно, чтобы все осталось в тайне. Никто не должен догадаться о том, что в могиле рылись. Доктор Ньютон снова и снова говорил ему, что за совершенное преступление рабов в тюрьму не сажают, но он не доверял законам. Ярость общественности могла привести к тому, что его вздернут на суку еще до того, как колледж успеет вмешаться. Так что лучше не попадаться.

Он решил хорошенько запомнить, как выглядела могила, как лежали ракушки, цветы, чтобы, закончив работу, все разложить по прежним местам.

И только когда их местоположение прочно впечаталось в память, вогнал лопату в мягкую землю. Поморщился, услышав шуршание земли о металл, почувствовал ее легкое сопротивление острию. И вновь воцарилась тишина. А чего он ожидал? Возмущенного вопля из-под надгробного холмика? Поначалу, обдумывая поставленную перед ним задачу, он старался сосредоточиться лишь на физических аспектах предстоящей работы. «То же самое, что вырыть канаву, — говорил он себе. — Все равно что вскапывать огород. Еще одно бессмысленное занятие, придуманное белыми, чтобы хоть чем-то тебя загрузить». Но здесь, в слабом свете фонаря, освещающего маленький клочок земли, он осознал, что такое притворство не срабатывает. Очистить от земли недавно заполненную ею выемку — самая легкая часть. Ему предстояло осквернить могилу, коснуться трупа, увезти его в ночь, чтобы потом труп этот изрезали на куски. И он более не мог убеждать себя, что поручалось ему что-то другое.

Ну и ладно. Если души мертвых кружили вокруг, наблюдая за его работой, с этим он ничего не мог поделать. Пусть смотрят. Пусть услышат и его аргументы, а уж потом сделают выводы.

— Не смотрите на меня с укором, — сказал он темноте, принявшись за работу. — Я это делаю не по своей воле. Вы все знаете, сюда меня послали белые люди. Говорят, им нужно получше узнать, что у вас внутри.

Лопату за лопатой он отбрасывал землю. Из-за облаков выглянул серп луны, чтобы тут же скрыться за ними. Его это порадовало. Он опасался, что в тенях ему будут чудиться человеческие фигуры. Предпочитал темноту.

— А те из вас, что лежат здесь долго, могут вообще не обращать на меня внимания. — Теперь он говорил громче. — Врачам не нужны тела, которые пробыли в земле больше трех дней. Вы что рыба: три дня, и вас можно использовать только как удобрение.

Он продолжал работать в темноте, все более углубляясь в землю. До первых петухов оставалось часа два, не больше.

До дерева он добрался быстрее, чем ожидал. Везде говорили, шесть футов. Но на такую глубину ему зарываться не пришлось. Три фута максимум, чтобы поставить гроб и сверху накидать земли. Он рассудил, что и этого вполне хватало, поскольку сосновые доски гнили быстро, а черви позаботились бы о плоти.

Увозить с собой гроб не требовалось. Для этого пришлось бы его выкапывать (слишком долгая работа), да и зачем врачам гроб? Доктор Ньютон дал на этот счет четкие указания. Если бы он взял гроб, его могли обвинить в краже, поскольку деревянный ящик стоил денег. А мертвое тело ничего не стоило.

Он спустился в могилу, очистил крышку. От запаха влажной земли у него закружилась голова. Он старался не думать о том, что в комьях земли хватает червяков. Понятия не имел, чья это могила. Ни у кого не мог узнать, да и не хотел.

— Тебе все равно не хотелось здесь лежать, — сказал он телу в гробу. — Эта влажная земля не очень хорошее соседство. Ты не хотел, чтобы тебя закупорили в ящике и оставили в темноте. Я пришел вернуть тебя свету. Если ангелы добрались до тебя первыми, тогда им все равно; если нет, ты по крайней мере более не останешься в темноте и в одиночестве.

Острие лопаты он вонзил в крышку гроба, черенок использовал как рычаг, выламывая доски. На земле, рядом с могилой, он уже положил большой белый мешок, в котором собирался увезти труп. Теперь поднялся, взял мешок, вместе с ним присел на дно могилы. Пробил в крышке большую дыру, обломки досок отбросил, открыв лицо, отделенное от его собственного несколькими дюймами.

Увидел, что глаза закрыты. Возможно, в тот первый раз, если бы они открылись и посмотрели на него, он бы выронил лопату и убежал с кладбища. Пусть лучше его продадут на юг, чем сталкиваться с такими ужасами. Но глаза остались закрытыми. Он увидел, что в гробу — высохшая старуха со скрещенными на груди руками. Выражение лица говорило о том, что она смирилась со всем, что могло ждать ее в другом мире.

Он вытащил тело через дыру в крышке гроба, стараясь ухватиться за саван, а не за мертвую плоть. Тело оказалось тяжелее, чем он ожидал, да и ворочать труп было делом нелегким, но волнение придало сил и он не прерывался ни на секунду, пока не засунул тело в мешок.

Подумал, а узнала ли душа старухи о том, что случилось с ее останками, рассердилась ли на него? Он старался не приглядываться к теням поддеревьями из опасения, что они примут человеческие очертания.

— Готов спорить, ты даже не удивилась, — обратился он к уложенному в мешок телу, туго перевязывая веревкой горловину. — Готов спорить, ты верила в разговоры о вечном покое не больше, чем свиньи. Из тебя выжмут все, что может принести пользу. Как выжимают из свиней. Но сожалеть об этом не стоит. По крайней мере ты не останешься одна в темноте.

Она молчаливо лежала в белом мешке, пока он тратил драгоценное время, забрасывая яму землей, насыпая холмик, раскладывая на прежние места ракушки и цветы, чтобы могила приняла тот вид, в каком он ее и нашел.

Он так и не выяснил, как звали ту старуху, никого не спрашивал. Затащил мешок с телом в здание медицинского колледжа через черный ход, опустил тело в чан со спиртом, который использовался как консервант (он купил его заранее на выданные врачами деньги). В должное время, когда тело пропиталось спиртом, а студенты получили необходимую подготовку для практических занятий, тело перенесли наверх, чтобы оно в последний раз послужило людям. Он никогда больше не видел ту старуху, во всяком случае целой. А вот отдельные части видел наверняка. Что-то пошло на выброс, отдельные органы, предназначенные для дальнейшего изучения, он раскладывал по стеклянным банкам с виски и уносил в подвал. Пол посыпал негашеной известью, чтобы «убить» запах. После скальпелей студентов останки более не напоминали человеческие, и он не предпринимал попыток найти им столь же священное место упокоения, как и то, откуда их забирал.