Не говори мне «никогда» - Кристина Хегган

– Ты не сердишься на меня, девочка?

Лаура всмотрелась в подернутые мечтательной дымкой карие глаза и покачала головой.

– Нет. Конечно, нет. Я рада за тебя, мама. Я уверена, ты станешь звездой в Лос-Анджелесе. – Она выдавила из себя улыбку. – И когда же это произойдет?

– Я выхожу на работу с пятницы.

– О!

– Ты все-таки сердишься. – И не успела дочь ее опровергнуть, как Ширли уже изобразила на лице одно из своих трагических выражений. Оно напомнило Лауре Лану Тернер из «Мадам Икс». – О, Лаура, я постоянно тебя разочаровываю, не так ли?

– Вовсе нет.

– Я всегда была никудышной матерью!

– Прекрати.

– Это правда. Я никогда не занималась тем, чем должна заниматься нормальная мать: не учила тебя шить, не ходила на родительские собрания, не пекла кексы для вашего бойскаутского отряда, не пела тебе колыбельных…

Лаура улыбнулась:

– Почему же? Пела.

Ширли подняла брови:

– Я пела?

– Конечно. – Встав, Лаура приняла драматичную позу, прижав одну руку к груди, а другую вытянув вперед в направлении воображаемого возлюбленного. Затем, удивительно точно подражая матери, запела: «С добрым утром, боль моего сердца».

Ширли зашлась в хохоте, и обе женщины вновь бросились друг другу в объятия.

– Ох, детка! – промурлыкала Ширли. – Ты слишком добра ко мне. Как я буду обходиться без тебя?

«Обойдешься, – подумала Лаура, и слеза покатилась по ее щеке. – Ты всегда обходилась».

Глава 37

Тед собирался уже присоединиться к Лауре, которая какое-то время назад ушла спать, когда зазвенел дверной звонок.

Ленокс прошел через прихожую, открыл дверь. Через несколько мгновений он вернулся.

– Вас, сэр.

Растерявшись, Тед медленно встал с кресла, и в ту же минуту в комнату вошел его отец.

– Папа… – Он был настолько потрясен, что больше не нашелся, что сказать.

– Я знаю, что уже очень поздно, но шериф Уилсон лишь недавно позвонил мне, и я решил попытаться… – Его голос потерял былую едкость и глаза, те самые глаза, что совсем еще недавно смотрели на сына с таким презрением, теперь следили за ним с некоторой опаской.

– А?

«Скажи что-нибудь разумное и членораздельное. Что-нибудь содержащее больше одной буквы», – призывал он себя. Переведя дыхание, Тед показал на кресло.

– Пожалуйста, присаживайся. Хочешь чего-нибудь выпить? Кофе? Содовой?

Чарльз, казавшийся изможденным в джемпере, который был ему слишком велик, покачал головой.

– Ничего не надо, спасибо. – Он сел на диван и прислонил к подлокотнику трость. – Я бы подождал до утра, но сестра что-то говорила о твоем отъезде в Белфаст.

– Эта поездка отменяется. – Он помолчал. – Я остаюсь в Техасе. Навсегда.

Несмотря на то, что Тед заметил огонек удивления в глазах Чарльза, он так и не смог понять, понравилась отцу новость или нет.

– Она также рассказала мне о твоем походе на чердак.

Тед чуть не взорвался от гнева.

– Ей не следовало этого делать!

– Не сердись на нее, это моя вина. Я довел ее до бешенства, и она выпалила все, прежде чем поняла, что наделала. Знаешь, она очень похожа на тебя в этом отношении. Сначала говорит, потом думает.

Едва заметная улыбка тронула губы Теда.

– А ты всегда был суровым судьей человеческих слабостей.

– Верно. – Он помолчал. – Насчет цепочки твоей матери…

– Сейчас я ее принесу.

Тед вскоре вернулся и передал цепочку Чарльзу. При виде муки на отцовском лице, когда тот гладил сломанную застежку, у Теда перехватило дыхание.

– Так это был Малкольм с самого начала, – прошептал Чарльз. – Мой собственный брат.

– Да. Прости, отец, что я тогда пришел к неверным выводам.

– Что еще ты мог подумать? Доказательство было убийственным. Даже Сандра поверила.

– Она бы не поверила, если бы я не был в этом убежден.

– И все же ты согласился не сообщать в полицию.

– Мне нелегко далось такое решение. Меня обуревали самые противоречивые чувства, но, в конце концов я не смог пойти на это.

– И ты готов был уехать в Англию, понимая, что я не узнаю, что ты для меня сделал? Почему? Ты боялся, что я окажусь неблагодарным?

«Он все еще не понимает, – подумал Тед с легким сожалением. – Он старается, но все еще не понимает».

– Мне не нужна благодарность. – Чарльз не откликнулся, и сын спросил: – А ты, папа? Что нужно тебе? Чего хочешь ты?

На какое-то время Чарльз, казалось, целиком погрузился в созерцание изображения скульптуры Джека Брайанта на кофейном столике.

– Мне слишком поздно чего-либо ожидать.

– Это неправда. Ты ведь пришел сюда не потому, что слишком поздно. Ты пришел, потому что есть надежда.

– Столько всего произошло…

– Все можно исправить, забыть.

– Так просто?

Тед откинулся в кресле и скрестил ноги.

– Что, слишком импульсивно для тебя?

В старческих голубых глазах промелькнуло что-то такое, чего Тед не видел уже долгие годы.

– Пожалуй.

– Тогда, давай идти навстречу друг другу постепенно, день за днем. И посмотрим, как у нас получится.

Чарльз немного подумал.

– Так будет, наверное, лучше.

Тед знал, что в данный момент из него больше ничего не вытянуть. Для Чарльза и это было много. На первый раз достаточно.

– Я собираюсь сделать фотоальбом, – произнес сын обыденным тоном. – Хочу назвать его: «Многоликий Техас». Поможешь в составлении?

– Я?!

– Естественно. Кто в этом штате знает и любит Техас больше, чем ты? Кто может говорить о нем с большим воодушевлением? Или большей гордостью?

На лице Чарльза появилось некоторое смятение.

– Что я должен делать?

Тед пожал плечами:

– Расскажешь, какие места фотографировать и почему, какие изменения произошли в штате за последние пятьдесят лет и тому подобное.

Чарльз неторопливо кивнул:

– Конечно. Это я могу.

– Отлично. Я тебе позвоню.

Чарльз взял свою трость и поднялся. Тед сделал то же самое. В молчании они вместе прошли к выходу. У старого «бентли», который он так редко водил ныне, Чарльз остановился.

– Спасибо, сын, – сказал он севшим от эмоций голосом. – Ты облегчил мне эту встречу.

Сын! Когда в последний раз Тед слышал это слово?

– Ну, что ты.

Затем случилось невероятное. Чарльз раскинул руки, и Тед почувствовал, как на глаза его навернулись слезы. Сдержавшись, он подался в непривычные объятия.

Эмоции, рвавшиеся наружу, душили его. Одна за одной исчезали обиды, копившиеся в глубоких тайниках его души. Он крепко обнял ссохшееся тело отца.

– Добро пожаловать домой, сын! – прошептал Чарльз.

– Здесь так хорошо, папа.

– Ты всю ночь ворочалась, – сказал Тед.