Тайная игра - Анастасия Юрьевна Воскресенская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Господин Фоули, – пробормотал Лео, – я вообще-то хотел уволиться. У меня дом сгорел… то есть, я хотел сказать, квартира, где…
– Что? Уволиться? Дезертировать собрался? – Фоули тяжело поднялся, опираясь на трость. Луч фонарика продолжал светить Лео в глаза. – Запахло паленым, ты к мамке под юбку прятаться побежал? А ты знаешь, что дезертирам бывает?
– У нас тут, слава богу, не армия.
– Кто сказал? – Он пристукнул тростью. – Школа – это армия, заруби себе на носу. Школа – это первый рубеж, линия фронта. Трусам тут не место. Бросаешь доверенный тебе контингент? Трусло несчастное!
Это было обидно – Лео увольнялся вовсе не из страха. А из-за чего? Потому что Мануэль так сказал? Или из-за того, что маску учителя примерил лишь на время, а все поверили… а на самом деле плевать он хотел на окружающих… на своих партнеров и коллег… и на детей тоже… они же простецы. Всего лишь простецы, которых он от силы пару недель знает.
– Такими темпами школу вообще закроют. – Фоули громко сопел, едва сдерживая ярость, луч фонарика подрагивал, но продолжал слепить. – Физкультурника у нас нет, артефактора – нет, даже истопника нет. Теперь еще и историка не будет. А вместо учителей какие-то тулупы по школе шастают и душат всех подряд. Отлично! Попадем на первые страницы газет.
– Тульпы, – поправил Лео, отворачиваясь.
– Да хоть пульпы! В любом случае малефикарская нечисть, против которой мы сражались и до сих пор сражаемся, потому что война не закончена. Не закончена, слышишь? Малефики отползли и пришипились, но капитуляции не подписали. Глупо думать, что все позади и наступило мирное время. Нет, дорогой господин, мать твою, Грис! Мы на войне, и школа – это линия фронта. Понял, боец? Или ты дезертир в мокрых штанах?
Лео заслонился рукой.
Я вообще-то шпион. С той стороны, куда отползли малефики. Но, черт побери…
– Послушай, – сбавил тон Фоули и отвел слепящий глаза луч. – Дом сгорел – это грустно, конечно, но все ж не родной дом, а просто съемная квартира. Бог с ним, с домом. Поселим тебя в интернате. В Леммановской комнате. Она, кстати, теплая, старик там себе печку оборудовал. Лучше всякой квартиры. А то, представь, придешь к родичам, как псина побитая, отец тебя уважать перестанет. Слабак, скажет. И никакого дела тебе больше не доверит. Подумай, что ты отцу скажешь, когда вернешься?
У Леона Гриса, отпрыска богатых марсельских фабрикантов и владельцев обширной сети парфюмерных магазинов, отец был авторитарный, жесткий, уважающий тех, кто не ломался под его напором, и тех, кто умел настоять на своем.
Но у Лео Циниса отца не было. Хотя дядя с его тяжелой рукой и уничтожающими словами в похожей ситуации вполне отца заменил.
Нет. Альбин Цинис никогда бы не сказал такого своему сыну. Даже если бы мог дотянуться перед гибелью и сказать, хотя бы мысленно. Он посоветовал бы «Береги себя» – и больше ничего. И мама тоже. И даже братья.
– Что молчишь? – Фоули придвинулся, глухо стукнув палкой. – Подумать надо? Ну, думай. Садись вот и думай. Это твой класс теперь. Разгребете его с Виктором, парней старших припашете, чтоб помогли. И через недельку давайте, догоняйте программу. Мы и так отстаем из-за этой всей истории. А тебя мы с Гансом оформим по всем правилам и поселим в Леммановскую комнату. Там, правда, тоже разгром…
– И опечатана она наверняка тоже, – буркнул Лео.
– Пусть майор Хартман лучше Дюбо своего опечатает. Чтоб не лез вперед батьки. Давай, боец, – поравнявшись, директор от души хлопнул Лео по плечу, тот даже покачнулся, – думай, эт самое… хотя что тут думать, тут делать надо. Найдешь меня после большой перемены, скажешь, что решил, будем оформлять.
Вотан Фоули, стуча тростью, вышел и забрал с собой фонарик. Впрочем, это не беда: Лео подошел к двери, нашарил и повернул выключатель.
Желтоватый свет вспыхнул, пришлось опять на несколько секунд прикрыть глаза ладонью. А отняв руку – сморщиться, как от зубной боли.
О, мама Мелиор, какой же тут кавардак и разорение! Одному не справиться, и вдвоем с математиком тоже… и правда, пусть парни помогают, тот же Кассий…
Э, ты забыл, Цинис, Кассий скоро исчезнет из школы, его, небось, тоже будут искать… но не сразу, понадеются, что он домой убежал. А господин историк будет делать вид, что он тут ни при чем.
Надо поговорить с Кассием. Позвонить фактотуму Беласко, чтобы тот ждал с машиной в условленном месте. Дождаться Мануэля. Надеюсь, он отловит загадочного хоста и успокоится. И сделает, что обещал.
Но кто же этот хост с материализованной тульпой, никому не известный… или скрывающийся столько лет? Безумный, поэтому и не вернувшийся к своим… если они остались. Может, он все эти годы так и живет в соседнем доме, а его тульпа бродит по окрестностям и чудит. Украсть еду или деньги для своего хозяина она может с легкостью. Наверняка запирает его на ключ и уходит бродить. А браслет Ригана сделал ее агрессивной. Браслет этот наверняка проклят…
Лео еще раз обвел глазами разрушения. Взгляд зацепился за яркий лоскуток, лежащий на парте поверх кучи мелких рассыпанных деталек.
Небольшая карточка, на ней – рыжая красотка в пурпурном платье с квадратным вырезом, с миниатюрной шляпкой-цилиндром в прическе, с зеркалом в руке. Бубновая дама.
Лео взял ее в руки. Как она сюда попала, в опечатанный кабинет? Не Фоули же принес.
Вернувшись к учительскому столу, Лео сел на стул, где прежде сидел директор. Повертел карточку – она из новой колоды. Значит, Доменика все же пустила колоду в игру. Поспешила. Лучше бы ребятам повременить, пока все не утрясется. С другой стороны – она думает, что Черный Петер так и ходит по рукам, почему бы не добавить ему компанию?
Хорошо все-таки нарисовано. И цветная печать аккуратная. Надо же, напечатали на типографском камне. Все, как у взрослых.
Но эту красотку я все же присвою. Хоть она и не оригинал, нарисованный тетей Кристиной, однако Дис с Визом помнят карты новыми, а не замусоленными. Вот такими, как эта – свежая киноварь,
