Отсвет мрака (Сборник) - Евгений Филенко

После Грасса тут побывали еще две миссии, специально подготовленные и оттого избегнувшие нелепых жертв. Потом тема Царицы Савской понемногу оставила умы и языки людей. На орбите планеты был подвешен маяк, чтобы упреждать любопытство случайно оказавшихся поблизости исследователей.

Поскольку Панин стараниями спятившего когитра лишился всякой связи, он предупреждения не получил. Более того: он не смог передать маяку заветный сигнал «Найди меня», который излучали все корабли Галактического Братства вне зависимости от степени их повреждения. Случись это, и Панина уже нашли бы. Маяк ретранслировал бы его зов о помощи в пространство, там его перехватил бы какой-нибудь патрульник, и спустя час—другой Панин травил бы в кают-компании байку о своем фантастическом приключении во чреве гравитационной воронки, а ему никто бы не верил…

Ему вдруг стало понятно странное поведение когитра незадолго до его окончательной гибели. Тот в бреду воспринял появление маяка как посягательство космических агрессоров на безопасность вверенного ему корабля. И нанес удар всей мощью бортовых фограторов. Если от маяка и осталось что-либо материальнее тучи песка, можно было считать, что ему повезло.

В отличие от Панина, который теперь был накрепко прикован к Царице Савской. Стал ее узником, невольником, заложником, кем угодно.

7. РОБИНЗОН БЕЗ ПЯТНИЦЫ

Прежде чем в дело встряла целая стая вродекотов, Панин ретировался на блимп и задраил люк. Там, под защитой брони, он смог успокоиться, отдышаться и обдумать свое положение.

Он кое-что знал о Царице Савской. Помнил, как облизывались на нее. специалисты по колонизации, как им жаль было расставаться с идеей ее заселения. Как один за другим возникали проекты ее освоения, несмотря ни на что. И рушились в прах. Либо жить, либо воевать…

Воздух планеты был чист от смертоносных примесей, не содержал смертельно опасных микроорганизмов. После некоторого периода адаптации этим воздухом можно было дышать. Растительная биомасса свободно перерабатывалась в усваиваемые человеком продукты. Все складывалось просто замечательно… если бы не вродекоты.

В общем, Панину снова повезло и снова примерно наполовину. Ему не угрожала смерть от голода или удушья. Правда, его передвижения за пределами блимпа сильно ограничивались угрозой нападения вродекотов или иного охочего до плоти зверья. Но коли он попал в такие условия, то вынужден был перевести себя на осадное положение, и шансов на успех у него было немало. Другое дело, что шансов на спасение, на возвращение домой практически не оставалось. Земля более не планировала экспедиций на Царицу Савскую.

Панин очутился в положении Робинзона, которому никак не светил визит Пятницы. И по океанам здесь не плавали суда. До времени, когда они поплывут, следовало подождать лет этак с миллион.

Он сидел перед пультом, в громоздком, тяжком скафандре, молча глядел на покореженные приборы, и ему впервые за весь день, после всех этих сумасшедших перипетий, избегнутых смертей и счастливых избавлений, сейчас, когда все было уже позади, захотелось завыть от страха и тоски. Он был абсолютно один на целой планете. Еще утром он видел и слышал голоса других людей, ощущал их рукопожатия и хлопки по плечу. Он был частицей беспредельной, населенной Галактики. Он находился в сплошном, нигде не прерываемом поле разума, в естественной для себя среде обитания. В любую минуту мог бросить все к чертям и вернуться на Землю. Там его ждали родители, младшая сестра, за которой уже начинали ухаживать сверстники, и без числа прочих, кого принято именовать «родные и близкие». Где-то на одной из планет работала медиком девушка, которая ему нравилась, и хотя она была к нему равнодушна, для звездохода это не было поводом к отступлению. Повсюду, куда бы он ни прилетал, куда бы ни пригонял все эти блимпы, трампы, трансгалы, ему встречались старые друзья и появлялись новые…

Теперь он был в одном мире, а все это — в другом.

Панину уже не хотелось выть. Ему хотелось умереть.

Но вместо того, чтобы упереть раструб фогратора в висок и плавно нажать клавишу спуска — в Галактике иногда находили корабли с астронавтами, сносившими себе головы таким способом в совершенно безвыходных положениях, — он стиснул зубы, сжал кулаки, зажмурил глаза и по праву командира блимпа отдал себе приказ: выжить. И по обязанности члена экипажа принял его к неукоснительному исполнению.

Панинский блимп, как и все корабли Галактического Братства, был снабжен генераторами изолирующего поля. Процедура «харакири» не успела вывести их из строя. Но ресурс их был ограничен и восстановлению не подлежал. Поэтому Панин решил пользоваться полем чрезвычайно экономно. Например, ежедневно на несколько минут накрывать им корабль и выходить наружу без скафандра, чтобы привыкать к местному воздуху. Необходимую для пищеблока биомассу — к примеру, траву или листья, — он мог добывать, укрывшись в скафандре высшей защиты. Вродекоты вольны были ломать о него зубы, если им по нраву такое занятие.

Оставалась проблема досуга.

Панин, как человек средних способностей, не склонен был ни к каким искусствам, не имел экзотических увлечений. На людей, занятых коллекционированием древних монет или современных букашек, смотрел как на безобидных чудаков. Никогда не пробовал ни рисовать, ни сочинительствовать, ни творить объемные иллюзии. Единственное, что он умел, — это водить корабли. Да и здесь он, следовало признать, не блистал.

Сейчас он лишился последнего приложения своих способностей.

Это обстоятельство слегка обеспокоило Панина. Он помнил еще из курса психологии, пройденного в молодости вкупе с астронавигацией, гравитационной физикой и прочими премудростями, что безделие чревато душевными расстройствами. А сходить с ума, подобно бедолаге когитру, ему вовсе не улыбалось. Но возникшая проблема не относилась к разряду первостепенных, и Панин отложил ее решение на потом. В конце концов, у него была прорва времени впереди, чтобы выдумать себе хобби.

Разобравшись с делами и поставив перед собой вполне конкретную задачу на все обозримое будущее, Панин… Как вы думаете, что он сделал? Улегся спать!

Спал он крепко, без снов. Кошмары его отродясь не мучили, так с какой же стати ему изменять привычкам?

Любопытно, что вписаться в двадцативосьмичасовой суточный цикл Царицы Савской ему не составило труда: он даже не задумался над этим.

Наутро Панин влез в скафандр и совершил первую дальнюю вылазку- до ближайших деревьев. Вродекоты его не атаковали, и он подумал даже, что, вполне возможно, их пресловутая агрессивность сильно преувеличена. Добравшись до края поляны, куда уже подступали молодые деревца, он остановился, откинул забрало и сделал несколько быстрых неглубоких вдохов. Под шлем ворвались крутые, резкие запахи- разило падалью, взрытой землей, еще чем-то непонятным… Слегка закружилась голова, и Панин прервал сеанс адаптации. Придя в себя, достал из-за пояса мачете и нарубил целый ворох зеленой массы для пищеблока.